Ловец снов

- Хочешь, чтобы я тебя простил? - Да. Неа разворачивается к нему лицом и указывает на руку. - Расскажи. Уолкер шумно сглатывает. - Ты действительно хочешь знать? Неа кивает. Он уже накидал вариант типа аварии и напичканной осколками конечности. Живо представив картину в голове и поняв, что это его нисколько не пугает, Неа твердо решил, что докопается до истины. Но Аллен, вместо красочной истории, снова берет трость в руку и поднимается с кровати. - Эй! - Я лучше сначала покажу тебе. Одевайся. Мы идем гулять. - Погоди... Куда идем? - Увидишь, - холодно отрезает Аллен. Уолкер живо идет по залитой водой улице. Дождь нещадно лупит его по макушке и уже насквозь промочил одежду, но Аллен не обращает на это внимания. Неа едва поспевает за хромающим другом. - Может, стоило взять такси? Аллен отрицательно мотает головой, мокрые пряди хлестнули по щекам. - Бесполезно. - Почему? - Узнаешь, когда придем. Недолго осталось. Неа оглядывается вокруг. Футбольное поле залито водой, во дворах должна быть детская площадка, окруженная домами. Еще дальше квартал с одноэтажными домами. Та граница, где мегаполис резко переходит в окраину. Неа помнит это место. Когда дома становилось невыносимо скучно, а учить уроки Неа никогда не хотел, он забирал ключ от двери и, выбежав на улицу, прятался на этой площадке и отсюда наблюдал за ребятней на футбольном поле, что было из окна как на ладони. Там часто носился Аллен. Но тогда еще просто незнакомый белобрысый пацан. От детской площадки осталась только дырявая и пожранная ржавчиной горка. Качели сломаны, карусель какой-то немыслимой силой, наверное, с десяток дебилов, вырыта из земли и перевернута на бок. Только горка гордо возвышается над этим местом, словно памятник. - Вон там, помню, была песочница, - Аллен указывает чуть левее горки. - В песок закапывали лезвия. Мне долго из ран песок вымывали. И больно было очень. - А еще там собаки срали. Аллен фыркает. - Это уже просто противно. Идем. Неа не чувствует холода, хоть он промок до нитки. Порой ему кажется, что время во всей Англии застыло. Этот дождь уже не прекращается несколько суток и скоро превратит Лондон в Венецию. Особенно остро это чувствуется, когда они пересекают ту границу и оказываются на окраине. Домики утопают в воде. Свет нигде не горит, скорее всего, его просто нет. Сейчас они пройдут четыре дома и свернут за угол. Там живет Аллен. В небольшом домишке на возвышенности, с рыжей черепицей на крыше. Во дворе у них стоял байк без двигателя, отец Аллена вечно с ним возился и отмахивался от детей, что канючили посадить их на мотоцикл. Еще у них жила рыжая и очень ласковая кошка. Рыжеволосая мама Аллена, рыжий отец, только сам Аллен свою краску где-то растерял. Но Неа знал: Аллен внутри рыжий, солнечный и яркий. - Вспоминаешь? - Угу. Мы все-таки были друзьями, - улыбается Неа. - Нет. Вот он сейчас увидит его дом. Они зайдут, Аллен разожжет камин, поставит греться чугунный чайник, и они, выпив горячего чая, расскажут свои истории. Так думал Неа, пока дом Аллена не показался на глаза. - Что... Это? - То, что ты видишь. Мой дом. Рыжая крыша, облизанная дождем, вот и все, что осталось. Фасад чудом еще не рухнул. Обгоревшие балки рассыпались от влаги, выжженная земля не дала новой зелени, пятно копоти окружает сгоревший почти дотла домик. - Пожар. Три года назад. Нет, чуть больше, - поправляет себя Аллен. - Поджог. Мои родители погибли. Их расплющило потолком. Меня достали почти целым. Только ноги и голова не пострадали. Позвоночник, ребра, руки – все было сломано. Несколько открытых переломов. Ребра наружу. Повезло, что не внутрь, иначе бы легкие проткнули. Правая рука была только сломана. Левая обгорела настолько, что никак не заживает до сих пор. И спина... Такие дела. - Кто это сделал? Уолкер усмехается. - Я знал его. Но, как оказалось, недостаточно хорошо. Он получил по заслугам, так что я уже не виню его. Пойдем отсюда. Шаги даются Аллену с трудом. Это место тянет его к земле, словно камень на шею вешает. Во рту остро горчит, и Уолкер запрокидывает голову. Крупные капли дождя приносят вкус золы и горелой плоти. Мысли ворочаются неохотно. И сонливость наваливается неожиданно. Он слишком устал. - Почему ты говоришь, что мы не были друзьями? Аллен разлепляет глаза. - Мы не друзья. Мы всегда были нечто большим. Мы были как семья. Разве ты не помнишь? Неа виновато улыбается. - Прости. Героин стер из памяти не только конец карьеры музыканта, но еще и около двух лет воспоминаний. Он очнулся, когда уже остался один. Когда Аллен перестал приходить, когда Мана перестал опекать его. Когда окна вдруг оказались наглухо заколочены, а ключ исчез. Когда внутри вспыхнула ненависть к старшему брату и желание сбежать из четырех стен. Но сил хватало только на молчание, взгляды, что красноречивее слов, и курсирование от дивана до туалета и обратно. Но сейчас Неа глубоко вдыхает и ничего, кроме накрывшего с головой счастья, не чувствует. - Ты меня спас. Мне давно не было так хорошо. Уолкер прикрывает глаза и прячет улыбку. Слишком очевидное для него; факт, который он так долго не мог принять, до Неа совершенно не доходит. Они уже никогда не будут прежними, как бы сильно этого не желали. - Хочешь сходить куда-нибудь? Может, к реке? - А ничего, что мы мокрые, как курицы? Не дури, пошли назад. Заболеешь еще, а мне что потом Мане говорить? Он вообще приказал тебя не выпускать. Но Неа тянет его прочь от дороги домой, куда-то вдоль окраины. Они долго идут мимо трассы, и по левую сторону так же медленно тянутся небоскребы, а справа бескрайние холмистые поля. - Сюда, - вдруг дергает его руку Аллен. Они сходят с трассы вниз, ближе к городу. Неа узнает купол церкви, где они встретились. Его золото тускло блестит в лучах фонарей. - Там есть дырка в ограде, - указывает куда-то в темноту Аллен, – сможем пройти. Только помоги мне. Неа сначала берет Уолкера под локоть, а через несколько минут и вовсе перекидывает его руку через шею. Едва Неа пролезает в дыру изгороди, как Аллена подхватывает с его плеч священник. Капюшон промокшей рясы скрывает лицо, но от него сильно разит сигаретным дымом. - Я вас заждался. Неа отряхивается от накопившейся воды и неуверенно следует за церковником. Тот ведет их не в церковь, как Кембелл думал, а мимо могил вглубь кладбища. - Я могу идти сам. Пусти, - вдруг оживает Аллен. - Ебнешься, помогать не буду, - священник разжимает руки и отходит от пошатнувшегося Аллена. - Да пошел ты. Священник отгибает тяжелые от воды ветки осины, указывает на две близко расположенные могильные плиты. - Прошу, миледи. Священник получает тростью по колену и, когда оба гостя проходят к захоронениям, шипит и прыгает на одной ноге, рискуя поскользнуться на мокрой траве. - Что это? - А ты не видишь? Прочитай имена. Уолкер приседает на лавочку рядом и с любопытством наблюдает, как Неа счищает ладонью листву с имен на плитах. Он видит испуг в глазах Неа даже в полутьме. Кембелл смотрит то на могилу, то на Аллена. - Тут твое имя! Уолкер безразлично кивает. Он надеялся, что Неа сначала очистит другую плиту. - И… Мое? Это что, шутка? Я ведь, - Неа ощупывает себя, но не чувствует ничего, кроме промокшей одежды и холода. – Я ведь жив! Аллен усмехается. - Ты мертв уже почти полтора года. Неа хватает Аллена за ворот и поднимает с лавочки. - Это не смешно! А как же приезд Маны, его скорая командировка и твое опекунство?! Разве этого не было?! Уолкер отнимает его руки от себя и смотрит прямо в глаза. - Мана не приходил ровно с твоей смерти, идиот. Он такой же, как ты. Слишком зависим. От Шерила. Но он уже почти решился его сдать. Мана покинет Англию вместе с Катериной, а Камелота посадят. Не было никакой командировки, не было никакой няньки. Это игры твоего сознания. Ты хотел, чтобы Мана приехал, и он приезжал. Ты хотел, чтобы он говорил, он говорил. Ты хотел, чтобы он свалил, он уезжал. Но Мана никогда не приезжал по-настоящему. Ты хотел поехать с ним на кладбище, ты поехал. Только на самом деле нет. Ты был тут один. Ты встретил меня. Такого же призрака, как ты. Ты пытаешься жить как прежде, вот и все. Хочешь быть зависим от героина, хочешь быть под опекой Маны. Но как прежде уже не получится. Нас никто не видит, нас никто не слышит. Мы не принадлежим этому миру. Тебе нужно это принять. - Пиздит, отвечаю. Я и тебя и чушку этого прекрасно вижу. - Завались. Неа отступает. Осознать никак не получается, но собственная могила перед глазами более, чем настоящая. - А твоя операция? - Она действительно была. Правда, я умер через два часа после нее. Ходить учился уже будучи немного неживым. Ты уж прости, я не мог сразу тебе сказать, что ты давно мертв. Священник вдруг с силой хлопает Неа по плечу. - Пусть с опозданием, но все же. Добро пожаловать в загробную жизнь, чувак!