Желание

«Я когда-нибудь перестану желать тебя, Клэр?», — спрашивал ее Джейми в первые дни их супружества. Он знал, что хочет лечь с ней в постель едва ли не с той минуты, как увидел ее. И к тому времени как подошла к концу первая ночь их пути через шотландские нагорья, которую они провели в седле, он был совершенно уверен в этом, и сила этого притяжения лишь возрастала всякий раз, когда он видел ее, а тем паче говорил с ней. До свадьбы он думал, что, получив ее, сможет хоть на время утолить свою жажду. Но вместо того, к вящему его удивлению, чем больше он был с ней, тем, казалось, сильнее желал ее. В Библии сказано: «Лучше жениться, чем сгорать от желания». Они с Клэр были женаты три года, но пламя его страсти лишь разгоралось — от трепетной нежности первой близости брачной ночи до последнего неистового совокупления на пороге разрушенной хижины на холме у Крэг-на-Дун, прежде чем Клэр вновь ушла от него через камни во имя их будущего ребенка. Даже здесь, в Адсмюре, где он изо дня в день трудился до изнеможения, а ночью делил холодную камеру с четырьмя десятками таких же грязных и изнуренных шотландцев, под покровом ночи он не мог перестать думать о Клэр. И эти мысли неизбежно будили в нем желание. Стоило ему вспомнить ее кожу, гладкую, как мрамор и такую же белую, но неожиданно теплую под его пальцами, кожу, которой он касался столько раз за три года, что они провели вместе, — и у него голова шла кругом. Он бы должен был засыпать как убитый, измученный долгими днями каторжной работы и жестким камнем холодной камеры, служившим ему теперь ложем. Но не раз и не два сон бежал от него. Это была еще одна битва, которую он вел. Джейми лежал неподвижно, прислушиваясь к мерному храпу спящих вокруг мужчин. Слишком часто доводилось ему становиться невольным свидетелем их безотрадных попыток тайком удовлетворить физическое влечение к женщинам, занимавшим их мысли. Он же каждую ночь мысленно возвращался к той любви, которую разделил с Клэр. Почти осязаемые воспоминания об их близости, временами томной, и временами неистовой, преследовали его, как охотник добычу. Зачастую ему удавалось побороть притяжение, утоляя желание тем немудреным способом, который священники именовали «рукоблудием». Но случалось, что он проигрывал сражение. Какое бы подобие физического удовлетворения ни получал он, изливаясь себе в ладонь, влечение к Клэр никуда не исчезало. Но если в часы бодрствования его воле удавалось одержать верх, сны, в которых к нему приходила Клэр, легко одолевали все возведенные им заслоны, и нередко он просыпался, чувствуя, как на штанах расплывается липкое пятно семени — физическое свидетельство стараний его тела завершить любовный акт, в котором упрямо отказывал ему рассудок, отгоняя мечты о Клэр. Теперь Джейми знал ответ на свой давний вопрос: да, он всегда желал Клэр и, очевидно, всегда будет желать, но от этого ему было ничуть не легче. Временами ему казалось, что желание сводит его с ума. И эта ночь, похоже, ничем не отличалась от множества ей предшествовавших. Хотя сегодня Клэр будто была совсем рядом. Быть может, это приближающийся Самайн позволял ему ощущать ее присутствие. Проваливаясь в забытье, Джейми успел еще подумать, что нынешней ночью желание вновь завладеет его снами. И не ошибся. Сперва во сне просто мелькнуло ее лицо. Они занимались любовью на склоне холма, и он явственно слышал свой, обращенный к ней, голос: «Я чувствую себя богом, когда я в тебе». Он любовался ее смеющимся лицом. В ту пору желание, владевшее ею, так явственно читалось на ее лице, ее прекрасном выразительном лице, не скрывавшем ни единой из ее мыслей, яснее всяких слов говоря о ее чувствах к нему, бывших точным отражением его собственных… безмерной взаимной любви и желания, неизбывного желания. Сон изменился, приводя на память другие дни и ночи, когда он брал Клэр. В самом начале их супружеской жизни, когда, слыша, как она всхлипывает и постанывает под ним, Джейми боялся, что сделал ей больно. «Ты такая узкая, не хочу повредить тебе», — говорил он ей. Но она уверяла его, что беспокоиться не о чем, и мало-помалу, занимаясь любовью с Клэр, Джейми уже не старался обуздать свою силу, быстро поняв, что нежность отнюдь не единственный и даже не лучший способ доставить удовольствие им обоим. Ему становилось все труднее сдерживать себя, когда ее теплая нежная плоть охватывала каменную твердость его плоти, и Клэр вскрикивала, подгоняя его, пока ему не начинало казаться, что они и впрямь становятся единым целым, и он и сам уже не знал, где заканчивается он и начинается она. Он научился наслаждаться своей властью доводить ее до пика, оттягивая собственный финал, и, не отводя взгляда от ее искаженного страстью лица, вслушиваться в протяжные вздохи и стоны. Сон вернул его в то время, когда он использовал свое мужское естество как орудие в любовных баталиях с Клэр, одним рывком входя в нее по самую рукоять, шепча ей на ухо: «Ты моя, mo duinne», и снова врываясь в ее глубины. «Только моя, теперь и всегда», — настаивал он, и нежность в его голосе никак не вязалась с грубостью его действий. «Моя, хочешь ты того или нет». Тогда, при воспоминании о ее извивающейся под ним обнаженной спине, о пронзительных криках боли и негодования, когда он хлестал ее перевязью за непослушание, возбуждение накатило на него удушливой волной, заволакивая всё жарким тягучим маревом. Он сумел удержаться от того, чтобы не наброситься на Клэр тотчас после экзекуции, однако посулил себе удовольствие вскоре наверстать это. И вскоре настало. Он спросил, примет ли она его, предупредив: «Клэр, я не смогу быть осторожным». И дождался ее согласного кивка, прежде чем начать. Ее ягодицы все еще были в синяках от порки, и она пыталась отодвинуться от него, но, невзирая на это, он вбивался в нее тем сильнее, чем отчаяннее она сопротивлялась, заставлял ее кричать, входя под самый корень. «Да, я отымею тебя так, как хочу, моя Sassenach. Я заставлю тебя звать меня «хозяин», Sassenach. Я сделаю тебя своей». Он более не пытался обуздать свою немалую силу, продолжая вламываться в Клэр, и, слушая ее стоны, нимало не заботился о том, были ли они рождены болью или удовольствием, просто испытывая глубокое и примитивное удовлетворение от того, что может извлекать из нее эти звуки. Джейми стремился оставить на ее теле клеймо обладания, своей власти над ней, с неистовством, превосходящим страсть, или любовь, или любое чувство, которое можно выразить словами. Его. Навсегда. Навечно. Однако и Клэр преподала тогда урок Джейми, уступая ему и принимая его. Не просто позволяя причинять ей боль, но притягивая его к себе, накрепко оплетая ногами, встречая беспощадные толчки. Она побуждала его использовать ее, как ему заблагорассудится, любым способом, раздирая ее изнутри или раз за разом доводя до пика, — он мог делать всё, что хотел. Но, странное дело, тогда-то он и почувствовал, что не может обладать ею, не отдавая ей часть себя. В каждом движении, в каждом крике, который он исторгал из ее груди, Джейми ощущал, как сплавляются их души. И, подходя к финалу этого незабвенного соития, они воистину были единой плотью, единой душой и единым сердцем. Он намеревался покорить ее, но, в конце концов, понял, что всякое завоевание меж ними становилось обоюдным. Он принадлежал ей. Раз и навсегда. Ему пришлось тогда сознаться в этом. «Да, Sassenach, я твой хозяин… а ты владеешь мной. И я не могу заполучить твою душу, не отдавая взамен свою». С нежностью, которой не мог показать ей прежде, он уложил ее на бок. И, засыпая, укрыв ее своим телом, держа в своих объятиях, он был уверен, что никакая сила не сможет разлучить его с ней. Покой и счастье той минуты были бальзамом для его сердца и мукой для его души. *** Сон Джейми изменился. Теперь он в одиночестве шагал по улице города, который и был, и не был ему знаком. Чуть поодаль он заметил старую церковь — должно быть, он был на Гирсайд Роуд в Инвернессе. Он шел вперед, минуя знакомые дома, и постройки, которых не видел прежде. Улицу заливал странный, идущий из ниоткуда свет. Мимо него проехал экипаж, в который не были впряжены лошади, влекомый необъяснимой для Джейми силой. Окна домов были освещены, но свет этот не походил на дрожащие огоньки свечей. Он был ровнее и ярче. Джейми силился понять то, что видел. Ответ пришел сам собой: он был не в своем времени. Бог весть как он оказался во времени Клэр, переместившись на две сотни лет вперед. Он видел то, о чем она рассказывала ему. С той странной ясностью, какая иногда бывает во снах, Джейми внезапно осознал, что спит, но, балансируя на грани сна и бодрствования, может управлять своим сновидением. Оно казалось таким… настоящим. И коль скоро он очутился во времени Клэр, то, должно быть, лишь потому, что здесь была она. Он должен был ее найти. Ветер неистовствовал, но Джейми не чувствовал холода. Осмотрев свою одежду, он увидел, что на нем куртка, в которой он был в день своей свадьбы, а поверх — теплый плед, сколотый на плече брошью в виде бегущего оленя, принадлежавшей его матери. Первосортная шотландская шерсть согревала этой ночью, казалось, даже лучше обычного. Будучи истинным шотландцем, он не преминул проверить, с ним ли его кинжал. Тот был на месте, как и скин ду[1]. Если его увидят разгуливающим по улице в цветах своего клана, да еще и с оружием, заплатить придется сполна, но любая цена была ничтожна в сравнении с возможностью отыскать Клэр. Он чувствовал ее присутствие — мучительно близко, но отчего-то недосягаемо. Продолжая свой путь, Джейми внезапно заметил знакомый перекресток, на котором возвышался камень пиктов[2], как это было сотни лет и, верно, будет еще сотни. Он помедлил, пытаясь сориентироваться. Продолжая вглядываться в окна в поисках Клэр, Джейми неожиданно увидел ее во втором этаже неприметного дома. Льющийся из окна мягкий свет очерчивал ее силуэт, как рисунок, контур которого смягчали кружевные занавески. Джейми замер, не в силах двинуться, ноги как будто приросли к земле. Клэр. Она была там, и ее такая знакомая, такая желанная красота едва не заставила его задохнуться. Она стояла перед зеркалом, расчесывая свои прекрасные каштановые кудри, и, недовольно хмурясь, пыталась совладать с непокорными прядями, которые он так любил. Он представил, как она в сердцах бормочет свое излюбленное и совершенно непостижимое: «Иисус твою Рузвельт Христос!». Джейми вспомнил, как в их брачную ночь впервые смотрел, как она расчесывает волосы. Тогда он склонился к ее плечу, шепча: «Mo nighean donne[3]». Давние слова эхом отозвались в нем и, не удержавшись, он повторил их ветру. Он хотел лишь еще минуту посмотреть на нее. Джейми не сомневался, что сумеет так или иначе дать ей знать, что он здесь, под ее окном. Если он позовет, она придет к нему, ведь так? Связавшая их любовь приведет ее к нему, как всегда будет приводить его к ней, пока жизнь теплится в его теле. Да, в этом он был уверен… Его размышления прервал звук приближающихся шагов. Джейми напрягся, обернувшись через плечо, чтобы посмотреть, кто идет, и буквально перестал дышать. Его руки безотчетно сжались в кулаки, и так же сжалось, а потом бешено заколотилось сердце, подгоняемое внезапно нахлынувшей яростью и всепоглощающим желанием отомстить. Рэндл. Приближавшийся к нему человек выглядел точь в точь, как Черный Джек Рэндл, но этого попросту не могло быть. Рэндл был мертв, остался лежать на Келладенской пустоши после короткой, но опустошительной смертоносной битвы. Как мог он сейчас идти по улице Инвернесса? Присмотревшись, Джейми, однако, разглядел странное одеяние мужчины, не походившее ни на какую одежду, которую ему когда-либо доводилось на ком-либо видеть. И лицо — это не было лицо его мучителя в Уэнтуортской тюрьме. Несомненно, это был Рэндл, но Фрэнк Рэндл, муж Клэр, а не Черный Джек. Всё это промелькнуло в голове Джейми за долю секунды. Через минуту Фрэнк поравняется с ним — и что ему делать? Что он может сделать? Да и увидит ли его Фрэнк? Едва ли… Снова бросив взгляд на видневшийся в окне силуэт Клэр, Джейми сообразил, что она, должно быть, делит комнату с Фрэнком. Он возвращается в эту комнату, и через несколько минут будет рядом с Клэр. Джейми понял, что не сможет видеть их вместе, что ему не достанет сил смотреть, как Фрэнк прикасается к ней, быть может, целует ее — как мужчина может удержаться, чтобы не дотрагиваться, не целовать ее, если у него есть на то право? А у Фрэнка оно сейчас есть — это право Джейми дал ему, отправив ее обратно к Фрэнку, ради малыша и ради безопасности самой Клэр. Что ж, всё верно, и всё же он был уверен, что не сможет хладнокровно смотреть, как другой мужчина прикасается к Клэр. Она была здесь, он видел ее так ясно, как отчаянно желал того множество раз…. каждую минуту каждого минувшего без нее дня, если уж говорить начистоту. Еще один, последний взгляд, прежде чем Фрэнк войдет в эту комнату. Последняя минута, когда он еще может любоваться ее нестерпимой красотой, прежде чем отлучить себя от нее, как и должно, оставляя ее Фрэнку. Почувствует ли она его присутствие? Сможет ли притяжение его желания привести ее к нему, если не телом, то душой? И если так, труднее ли станет ее жизнь? Быть может, он не должен был тогда принимать решение за них обоих, а потом желать собственной смерти как избавления? Сможет ли он теперь довести начатое до конца? Рэндл был уже совсем рядом, но Джейми полагал, что Фрэнк его не увидит. Но тот вдруг остановился и проговорил точь в точь голосом Джека Рэндла, от чего спина Джейми покрылась холодным потом: «Простите, я могу вам помочь?». Фрэнк видел его! Джейми ничего не ответил. Рэндл повторил вопрос, и Джейми успел заметить, как он поднял руку, будто собираясь похлопать его по плечу. Только не это… И в ту же минуту огни исчезли. Всё погрузилось в кромешную тьму. Порыв ветра стегнул, как плеть, и всё заволокла серая пелена дождя, отгораживая Джейми от окна, за которым исчезла Клэр. Для Джейми, человека железной воли и ясного рассудка, слово долг никогда не было пустым звуком. И сейчас он должен был оставить Клэр, позволить ей жить и быть счастливой без него. С Фрэнком. Он должен был уйти. И, скрепя сердце, он сделал это. Едва не задев Рэндла, он развернулся и побрел прочь — прочь от Клэр — вниз по Гирсайд Роуд, обогнул угол и исчез в темноте. *** Резко дернувшись, Джейми проснулся, чувствуя себя так, как будто его душу внезапно втолкнули в тело. Это судорожное движение потревожило братьев Линдсей, спавших с ним в камере бок о бок, охраняя его даже во сне. — Ты в порядке, МакДу? — вопросил сонный голос. — Да, — хрипло отозвался Джейми. — Это сон, Мёрдо, просто сон. — Хммм, — последовало в ответ, и прежде чем Джейми успел закончить фразу, Мёрдо снова захрапел. «Ah Dhia[4], — стал молиться Джейми, как делал всегда, думая о Клэр. — Защити ее. Ее и ребенка». Мужчины в камере спали — все, кроме Джейми, предоставленного, наконец, самому себе и желанию, властно притягивавшему его к Клэр. Он будет дорожить им так же, как некогда дорожил обладанием. Это всё, что осталось ему теперь — сладкая пытка неизбывного желания. ________________________________________________ [1] Скин ду (гэльск. Sgian Dubh — черный нож) — предмет национального шотландского мужского костюма, небольшой нож с прямым клинком. «Черным» нож называют по цвету рукояти, либо из-за скрытого ношения. [2] Камни пиктов (Pictish stone) — вертикально стоящие мегалиты различной формы, покрытые особым орнаментом и рисунками. Встречаются на территории Шотландии севернее линии Форт — Клайд. Обычно их создание приписывается пиктам и датируется VI–IX веками н. э. [3] Моя шатеночка [4] Боже