Жара

Капелька пота медленно стекает по телу, теряясь где-то под одеждой. Она лежит посреди пустыни, а рука тянется куда-то в сторону. Прошло столько времени с того момента, когда Медуза приказала ей освободить пленника тринадцатой камеры. Столько вод утекло. Поднимается ветерок и пыль попадает в глаза. Льются слезы — не потому, что ее заставили предать подруг, не потому, что она скоро умрет, даже не потому, что ОН тоже погибнет. Просто пылинка в глаз попала. Длинные седые волосы сейчас свисают нерасчесанными космами, руки в глубоких и не очень царапинах тянутся, пропуская песок сквозь пальцы. Чешется правая нога, но пошевелится нет сил. Можно только тянуть руку. Она ведьма, но язык пересох, проклятие не выговоришь. А он был преступником, сотворившим ужасное со Старейшей. И Эрука Фрог — подлая предательница. Медуза умерла, и наверняка это было по ее плану. А что было делать Фри и бедной забитой ведьме? На них началась самая настоящая охота. Шинигами не дает амнистий и помилования. Исход один — смерть. На нее смотрит затянутый дымкой левый глаз с татуировкой на веке. Без осуждения, без каких-либо вообще чувств. Возможно, Фри уже умер. Да и ей недолго осталось, уставшей, голодной… Так жарко и так хочется пить. И зачем они сбежали в эту бесконечную пустыню? Капля пота стекает по шее, щекоча, и прокладывает влажную дорожку в ложбинку между грудей. Эрука резко подтягивает ладонь и вытирает пот с выреза в платье. Противно, противно, противно. И рука снова вытягивается, словно стараясь ухватить жизнь за угасающий хвост. А они решили-то начать новую жизнь. И, возможно… Нет, точно… Вместе? Обнимать друг друга по утрам, а засыпать только под утро, не расцепляя рук. Но на деле они все время убегали от этих стражей правосудия. Правда, действительно держались за руки. Единственное, как можно было выразить чувства — это сжать его руку и ни за что не отпускать. И они упали прямо здесь, среди пустыни, задыхаясь. Эрука не оплакивала прошлую спокойную жизнь, погибшую подругу, конечно же, не жалела Медузу… Только одна слеза пролилась из, казалось бы, полностью сухого и красного от попавшего песка глаза — словно дань мечте. И судорожный вздох от несуществующих рыданий — реквием по той жизни, которую Эрука Фрог так и не начала, даже не имела возможности попробовать. Наконец-то, пальцы нашли свою цель сквозь песок и сжались вокруг мужского запястья. Фри в ответ прикрыл глаза. Солнце нещадно палило и единственное, что осталось в голове умирающей от жажды ведьмы — эта невыносимая жара. А ночью было до жути холодно. Зубы стучали, и слезы лились без остановки, замерзая прямо на впалых щеках. Но Эрука Фрог не закрывала глаз, решив до конца смотреть на того, с кем она хотела когда-то жить в маленьком пряничном домике и нянчить ораву детей. Отказаться от всего, даже от сестер — лишь бы вот так вот жить и просыпаться от жара не солнца пустыни, а мускулистых рук. На рассвете оборотень открыл глаза. Ведьма почувствовала, как ее сухие пальцы больно сжали. Но это было так приятно — чувствовать боль. Им не было надобности смотреть друг на друга — они запомнили все до мельчайших подробностей. Они смотрели на смеющееся солнце, которое, потягиваясь, медленно поднималось над горизонтом. Песок под щекой ведьмы прошелестел, попадая в глаза. Но она не закрывала их, и тоненький ручеек намочил пыль под ресницами. А она думала, в ней больше не осталось влаги. Она заметила едва заметный кивок Фри. Может, еще не поздно заснуть под утро, не расцепляя рук? И Эрука Фрог закрыла глаза, чтобы быстро погрузиться в приятный сон. Ей снились дети с чумазыми пухлыми щечками и хохочущий смуглый мужчина, кружащий женщину с длинными белоснежными волосами в счастливом диком танце. Было так удивительно жарко, но они все смеялись и кружились, кружились, кружились…