Обещание жизни

Сквозняк шелестел в широких рукавах футболки, пока Шепард мялся у лифта, ощущая, как пол Нормандии пришпоривает кусачий холод к пяткам. Туманность Змея окутывала фрегат текучей темнотой так, что она заливалась в каждую неровность, стачивала выступы, острая и едкая. Где-то в заброшенной квартире на столь далёкой Земле, изредка подрагивая, продолжали светиться цифры, отмеряющие минуты. Зубастая дыра в стене уволакивала их скудное свечение в согретый пожарами воздух, теряя между обрывков когда-то мирной жизни. Нормандия устала. Вся — угрюма и тиха. На стенах битого камня квартиры были выцарапаны буквы. —Уходи, — вещала надпись. Рядом осколок подмигивал каплями крови на заострённом боку. Те самые цифры не успели прогнать и трёх часов с момента, когда обессиленный экипаж фрегата посоветовал командору взять отдышку — пару часов зыбучего сна, забыв о рефлексиях и зубовном скрежете. Шепард уловил тошнотворный запах сукровицы, когда тело выкрутилось из скелета формы. Захрустел позвоночник, будто потеряв опору. Зализав вновь открытые раны под струями безвкусной, мёртвой воды, командор собрал своё тело у кровати, заново вкручивая болты самобичевание в суставы. Чтобы, знаете, крепче держались. Миссия на Тессии пошла крахом, треснула по швам, раздробленная мечом Лена. И Шепард не нашёл решение лучше, чем кинуться в пасть вселенной, раскидывая задания, как карты на зелени покерного стола. Но мысли — ком игл, толкающихся острыми локтями, — отчаянно не хотели покидать голову и, казалось, грозились показать свои языки нарывами красных сосудов в глазах. Часы сменили скрюченную тройку угловатой четвёркой. Шрапнель боли безжалостно разрывала виски. Шепард смотрел в потолок. Комки складок на лёгкой простыне застряли между пальцев, охлаждая. Плоскогубцы сжимались всё сильней, подушка, видимо, была набита кусками кирпича. Шейные позвонки дребезжали, играя в жестокую игру с чувствительными нервами, покусывали сверкающие на экранах новейших гаджетов каналы. Командор стискивал зубы, до боли в дёснах и крови на скользких боках языка. В душевой сорвалась капля, по панцирям белых плиток стекла вниз, одинокая, слилась со слабой лужицей на дне. Затем снялась ещё одна, ударной волной задев Шепарду лоб. Он рыкнул, схватил другую подушку и закрыл ею лицо, наполняя набивку то ли воем, то ли злым криком. Боль в голове распускалась лотосом, ниточки-черви плясали под веками, зелёно-жёлтыми пятнами терзая желанную темноту. Ладони скользнули по лицу, переплетения судьбоносных линий принесли скудную прохладу. Шепард поднялся на ноги, подцепил свободные штатские штаны, которые прекрасно служили для кросса на беговой дорожке, и, натянув их, покинул каюту. Лифт открыл двери с тихим шёпотом, что заполз Шепарду за шиворот и, пробежав по спине, забрался в уши, взрывом заиграв в затылке. Командор шикнул, и ИИ, верно уловив его состояние, не подала мягкого, но металлического голоса. Оставляя за собой звенящие следы — кожа неприятно липла к холодному полу фрегата — Шепард тащился к каюте Кайдена: того часто настигали головные боли — побочное действие импланта. Нормандия размеренно сопела. Львиная доля экипажа грелась под слоями синтетического белья, тихо ворочаясь, пряталась от электрического света вездесущих систем управления. На Земле сочились минуты. Круг двери и зеленоватая подсветка встретили командора мирным гудением. Секунда — и Шепард торопливо, вмиг онемевши, шагнул в каюту. Как-то смущённо, не привыкши просить помощи в личных делах. Кайден повернулся навстречу затуманенным хмарью глазам, сидя на стуле, привязанный к голубоватому экрану должностью СПЕКТРа. Поднял голову, отложив на стол личное дело воинственного турианца. — Шепард? — Голова,— протянул тот, сделал шаг вперёд, слегка пошатнувшись. — Как ты... справляешься с этим? — лицо Кайдена изменилось под тяжестью волнения, и он, не дав закончить и резко встав на ноги, приблизился к командору. — Тише, сейчас лучше помолчи. Я знаю каково это, — он то ли приобнял, то ли коснулся шеи Шепарда, легко поглаживая напряжённые мышцы. А затем увлёк командора к кровати, сцепив пальцы на запястье. — Ложись. Ровно, без подушки. Шепард кивнул, тихо разглядывая складки ткани на груди Кайдена, и опустился на кровать. Сначала сел, понимая, что замёрзли ноги, а затем лёг, встречаясь с потолком в бессмысленном поединке. — У тебя так всегда? — сухо проронил он. — Нет, — покачал головой Аленко. — Такие сильные — не всегда. Он опустился на матрас и перебрался к изголовью, устраиваясь у коротко стриженной макушки. — Расслабся, — шепнул Кайден. — Меня научили этому на Гагарине в самые ранние времена, когда было совсем тяжело. Аленко вздохнул. Шепард выдавил из себя что-то на подобие кивка. Кайден прикоснулся к вискам, почувствовал, как в них оживает пульс, тянется вязко под подушечками пальцев. Надавил несильно, бережно и принялся чертить незамысловатые спирали. Мигрень превращала Шепарда в надтреснутый у основания глиняный сосуд — и выкинуть жалко, и заполнить не выйдет. Это бесило. Заставляло сжимать кулаки и крошить эмаль зубов то ли от боли, то ли от обиды. Аленко перешёл к затылку, медленно разминая шею большими пальцами. — Знаешь, Шепард, твоя тактика "как оправиться от чего-то плохого", мягко говоря, не безупречна, — вскользь усмехнулся он, надеясь что эта информация где-нибудь да осядет в капитанской голове. — Я приглушу свет, — Кайден потянулся к панели на прикроватной тумбе. Отсутствие успокающего тепла скользнуло ужом по позвонкам. Веки перестали дрожать: полумрак карамелью сгустился у ресниц. — Ты был у доктора Чаквас? Она, кажется, никак не дождётся того, чтобы нацепить на тебя кучу присосок и проводов, — Аленко вернул руки на прежнее место, постепенно передвигая пальцы к затылку. Громыхнуло, прилетев из черноты, сообщение на личный КПК Кайдена, и тот поморщился от боли на чужом лице. — Я так жалко выгляжу? — Шепард попытался выдавить улыбку, неумело и криво, будто черта разбила бледное лицо. — Ну, всем нам нужен отдых, — лёгкое касание между бровей. Теперь пальцы трогали тайные точки на лбу, осторожно, трепетно. — Уходишь от ответа, майор, — командор приоткрыл глаза, щурясь от кислоты слабого света. Кайден выдавил улыбку, опустился к лицу Шепарда и нежно поцеловал в лоб. Отступала боль, как липкое нечто. Цеплялась за веки и корешки волос, оставляя скверные семена, чтобы вернуться вновь и вновь править. Капли затихли, Шепард лишь слышал шелест ладоней на своей голове. Грудь дышала рвано, не способная втянуть достаточно воздуха, словно ком стоял в горле. — Скоро станет легче, обещаю, — подал голос Кайден, смирный и спокойный. Знающий. Шепард доверял ему себя всего, хоть знал, что иногда стоит взглянуть в глаза — бесенята. Не такие, как у него самого. Не топкая марь, а предрассветные искорки — солнце вперемешку с пятнами звёзд. — Когда-нибудь всё это сведёт меня с ума, — правда скользнула с сухих губ, оставив горький осадок. Аленко нахмурился, ладони замерли. — Тише, Шепард, а то кто-нибудь узнает, что наш командор не всесилен. А эта информация — слишком опасное оружие, — Кайден не улыбался. Голос трепетал осуждением. — Раз так, то пусть это будет наш личный секрет, — Шепард вырвал руку из холода простыни, коснулся чуть розоватой скулы, осторожно и благодарно. Кайден прижался к ладони, шёпотом согревая огрубевшую кожу: — Ты должен заботиться не только о чёртовой Галактике, но и о себе, Шепард. Командор глубоко вздохнул. Слова мозолили горло, колючие, толкались рёбрами в глотке. — Эй, послушай, — он приподнялся на локтях, будто выныривая из-под воды, и развернулся к Кайдену, подтягивая ноги, — мы справимся, обещаю тебе. И, когда всё закончится, обязательно возьмём отпуск. Навестим старый, добрый Ванкувер, если захочешь.  Только ты и я, согласен? Аленко улыбнулся, потянулся к Шепарду, сдавливая плечи, и поцеловал, мягко, обещающе. Шепард отстранился, вбивая кислород в лёгкие, опустился к челюсти, шее, припадая губами к солоноватой коже. Уткнулся носом в ярёмную впадинку, стискивая руками поясницу майора. Вокруг задышали стены, оживлённые обещаниями. Под свод черепа вогнали раскалённую иглу, туманя, дезориентируя. Потолок расходился трещинами, будто грязь опадала с бесконечного лица Вселенной. Хотелось — медленно, приятно, чтобы, как у людей. Будто куча времени впереди, а над головами не рвутся снаряды. Но выходило совсем по-иному. Шепард прижал Кайдена к кровати, навис сверху. Он водил руками по боками и груди, впивался короткими ногтями и тут же просил прощения за неумелую грубость. Командор ворвался в чужое тело с такой же топорностью, ловя губами тихое шипение. Кайден не отталкивал, не просил остановиться, он лишь сильнее сжал бедро Шепарда, попросив дать привыкнуть. Командор остановился, позволил освоиться. А затем полночи извинялся плавными движениями и мокрыми поцелуями. Они оторвались друг от друга, когда на далёкой Земле село солнце, распрощавшись с парадом щербатых развалин-домов. Шепард тихо посапывал в спину Кайдена, отдыхая. Мигрень ушла, испарилась вместе с лужицей в душе. Осела конденсатом на белом овале лампы, готовая собраться в прозрачный шар, чтобы вновь приземлиться на знакомую голову. Но этим искусственным утром боли не было, а воздух Ванкувера дышал новыми обещаниями жизни.