Совы не спят

В покоях Кесем Султан утро начинается очень степенно: когда солнце едва встает из-за горизонта, комнату медленно обволакивает нежная, сероватая мгла, которая через некоторое время плавно сменяется желтой дымкой. Покои, предназначенные для валиде Султан, по праву являются самой светлой и просторной комнатой во дворце. Каждое лазурное утро Кесем Султан встречает как праздник. Яркие солнечные лучи, щебет резвых, молодых пташек и едва уловимый запах свежей выпечки – все это напоминает ей о родной Кефалонии. Но сегодня, даже несмотря на безоблачное весеннее утро, Кесем не торопится подниматься с постели. Кесем Султан лежит на спине, а ее рассеянный взгляд блуждает по всей комнате в отчаянной надежде сосредоточиться хоть на чем-нибудь. Холодные ладони Кесем Султан сцеплены между собой и покоятся на животе. Левый край пухового одеяла съехал на пол и оголил ее изящные стопы. Но Кесем не чувствует холода – пульсирующая головная боль притупляет все остальные чувства. Валиде Султан несколько раз вздыхает, затем опирается правой рукой на пышную кровать и пытается сеть. В горизонтальном положении боль немного ослабевает, и она не зовет служанок, чтобы те помогли ей привести себя в порядок. Умываясь, Кесем Султан старается не смотреть в зеркало. Кесем уверена, что ее лицо сейчас очень похоже на мрачную тучу. Однако она вскоре сдается и смотрит на свое отражение. Лицо Кесем действительно выглядит бледным и измученным: уголки губ опущены, на лбу видны мелкие морщинки, а под припухшими глазами заметны бледно-фиолетовые круги. Кесем Султан ахает, удивляясь тому, что могут сотворить с человеком всего лишь головная боль и плохой сон. С утренними процедурами покончено, и прислуга, робкая женщина средних лет, уговаривает госпожу позавтракать. Кесем неохотно приказывает подать кофе с лукумом. Но делает она это вовсе не из-за того, что поддалась на уговоры прислуги. Кесем кажется, что только так она может больше не слушать стрекочущий голосок этой жалостливой женщины. Запах кофе, который быстро разнесся по покоям, облегчил головную боль Кесем. Но Кесем Султан не притрагивается к горячему напитку. Ее мысли занимает сон, который снится ей уже почти неделю. Из-за этого злополучного сна Кесем сначала лишилась покоя, а теперь и вовсе начала терять здоровый вид. Неожиданно размышления валиде Султан прервал взявшийся из ниоткуда Хаджи-ага. Кесем поднимает вопросительный взгляд и видит обеспокоенное выражение лица своего слуги. Но Хаджи-ага не теряется под ее пристальным воззрением и начинает разговор первым. – Госпожа, как Вы себя чувствуете? С Вами все хорошо? – Хаджи-ага внимательно смотрит на госпожу, словно ожидая от нее положительного ответа. – Хаджи-ага, у меня нет сил отвечать даже на такие простые вопросы, – Кесем прикрывает глаза и касается висков холодными пальцами. – Госпожа, я понимаю, что Вы испытываете! Вы тревожитесь за султана Мурад-хана. Да, наш повелитель еще очень юн и неопытен, но к каждому правителю мудрость приходит со временем. У него прекрасные задатки, и я не сомневаюсь, что наш молодой падишах станет достойнейшим преемником своих славных предков. Да пошлет ему Всевышний долгих, славных лет правления, иншала! – Хаджи-ага говорит громко и уверено. – Мой Мурад… Я боюсь, что он повторит судьбу своего отца или брата: так же безвременно и жестоко закончит свою жизнь, – тихо произносит Кесем. Она замечает, что после ее последних слов выражение лица Хаджи-аги становится хмурым и озабоченным. – Не говорите так, госпожа! Мы должны остерегаться уныния, поскольку это один из самых страшных грехов, совершаемых смертными, – Хаджи-ага покачал головой и сделал еще один шаг навстречу своей госпоже. – Когда-то давно, дабы спасти нашего ныне покойного повелителя султана Ахмеда, я отправилась к ведунье. В тот день она сказала страшную фразу, смысл которой открылся мне только спустя много лет: «Тебе предстоит заплатить очень высокую цену – ты увидишь смерть всех, кого любишь и будешь любить». Уже много ночей подряд та знахарка с безумным взглядом является ко мне во сне и неустанно твердит свои слова, – Кесем Султан изо всех сил пытается сдержать горький комок, медленно подступающий к горлу. Хаджи-ага задумчиво потирает подбородок, потом широко распахивает глаза и поднимает указательный палец вверх: – Госпожа, я недавно был на рынке, где слышал про Эсманур-хатун. Говорят, что сделанные ею обереги избавляют от дурного глаза и помогают заново обрести покой. Поговаривают, что эта проживающая на окраине Стамбула хатун настолько старая, что ей уже больше ста лет! Госпожа, если Вы пожелаете, то мы можем сейчас же отправиться к ней. – Я дала себе слово, что больше никогда не попрошу помощи ни у одной знахарки! Многие часто забывают, что любые, даже самые безобидные заговоры, запрещены шариатом. И это не пустые слова – я вероломно нарушила этот запрет, и меня покарал Аллах, забрав самое дорогое. Хажди-ага, я не переживу, если это повторится, – в уголках глаз Кесем Султан выступают две слезинки и быстро скатываются к кончику подбородка. – Как знаете. Но уверяю Вас, госпожа, про эту хатун ходит самая добрая молва! Не то, что когда-то про ту безумную, с которой Вам не посчастливилось познакомиться, – Хаджи-ага разводит руками. – Не доверяю я слухам с рынка, но доверяю тебе, Хаджи-ага. Так и быть – я согласна поехать к ней. Мы ничего не теряем – посмотрим на эту хваленую хатун, если она не внушит доверия, то немедленно уедем. Иначе боюсь, что потеряю рассудок, если мне еще хоть раз приснится тот сон, – Кесем резко поднимает голову. Ее серьезный, пронзительный взгляд вызывает у Хаджи-аги легкий озноб. – Как пожелаете, госпожа. Прикажу готовить экипаж, – с этими словами Хаджи-ага быстро шагает прочь из покоев Кесем Султан, но та его останавливает. – Поедем поздно вечером, лишние глаза нам ни к чему, – Кесем потирает левым указательным пальцем изумрудное кольцо. Ей кажется, что граненый зеленый камень выглядит почти черным. Вечер окутал небо густым багряным закатом, но Кесем не замечала этого сумеречного очарования. Она провела весь день, думая о предстоящем визите к Эсманур-хатун. Кесем Султан не ждет много от этой женщины – она представляет ее неприятной, закутанной в обноски старой шарлатанкой, видевшей в людях лишь средство наживы. Но, несмотря на все сомнения, Кесем не отступает и ждет назначенного часа. Как только пунцовый закат сменился темно-красным, Кесем Султан надела легкую, фланелевую накидку и позвала Хаджи-агу. Чтобы добраться до дома Эсманур-хатун, им предстояло проехать через весь Стамбул к той части города, где Кесем еще никогда не доводилось бывать. Карета мчалась во весь опор – Хаджи-ага начал рассказывать историю про своего старого знакомого, которому смогла помочь эта женщина. Но Кесем даже не пыталась сделать вид, что слушает его пустые разговоры – она вдыхала запах весенних костров, заботливо рассеянный ветром по всему городу. Через некоторое время, валиде Султан стало клонить в сон. Больше всего она желала, чтобы этот мучительный день быстрее обрел свое завершение. Прикрывшись длинным рукавом, Кесем Султан широко зевнула. – Госпожа, мы почти приехали, – слова Хаджи-аги прозвучали для нее словно приговор. Когда карета остановилась, Кесем одной рукой смахнула с ресниц выступившие слезы и четко произнесла: – Со мной пойдет только Хаджи-ага, а вам приказываю ждать меня здесь, – две служанки переглянулись между собой, но не посмели ничего возразить своей госпоже. Хаджи-ага подал руку Кесем, и та мягко ступила на треснувшую каменную плиту. Валиде Султан заметила, что, несмотря на поздний вечер, все вокруг продолжает дышать весной – теплый зефир играет с ее волосами и нежно ласкает лицо, стрижи слаженно парят под облаками, а сквозь трещины в уличной плите пробиваются синие крокусы. Кесем глубоко вздохнула, стараясь набрать побольше воздуха, пахнувшего весной. В следующее мгновение перед глазами Кесем Султан предстал ветхий, полупокосившийся бревенчатый дом с верандой, доски в полу которой даже в ответ на легкие шаги издают звонкий скрип. – Здесь живет Эсманур-хатун, госпожа, – Хаджи-ага стал по правую строну от Кесем Султан. Кесем ненадолго задумалась, а затем постучала в дверь. Некоторое время спустя на пороге появилась приземистая, старая женщина. Ее круглое, сморщенное как печеное яблоко лицо и черные, миндалевидные глаза напомнили Кесем старых цыганских гадалок, которое часто приезжали с табором на Кефалонию. Выбивающаяся из-под платка седая прядь волос навела Кесем на мысль, что в молодости у этой хатун наверняка были густые, смоляные кудри. – Меня зовут Кесем Султан, я валиде султана Мурад-хана. Мне очень нужна Ваша помощь, Эсманур-хатун, – словно преподнося дань уважения возрасту собеседницы, Кесем склонилась над ней. – Я знаю, кто ты и зачем пришла, – ласковая улыбка Эсманур-хатун вызвала у Кесем необъяснимое ощущение тепла и полной безопасности. – Простите, я не думала, что Вы меня узнаете, – Кесем не сдержала ответной улыбки. – О, дитя! Мне девяносто девять лет! Я знаю всех, обо всем и о каждом, – Эсманур-хатун пригласила гостей пройти в дом. Изнутри дом оказался просторным, чистым и светлым. Множество свечей освещали скромное убранство дома – старая тахта и письменный стол гордо стояли в середине единственной комнаты, ближе к стене находилась книжная полка. Валиде Султан привело в недоумение большое количество атрибутики с совами – большие и маленькие, деревянные и каменные фигуры этих ночных птиц выглядели похожими на языческих идолов. Чучела сов занимали отдельную стену. Безупречно выделанные, они словно живые охраняли свою территорию от непрошеных гостей. Но то, что Кесем увидела в следующее мгновение, заставило ее замереть от ужаса – на столе стоял до верха наполненный желтовато-прозрачной жидкостью сосуд, внутрь которого был погружен огромный, черный ворон. Из вскрытого тела птицы вываливались внутренние органы. Похожий на толстый, зеленый шнур кишечник, полупрозрачные пузырьки легких, покрытая пленкой слизи глянцевитая печень и маленькое, словно все еще бьющееся розовое сердце – от одного взгляда на это жуткое зрелище Кесем прошиб холодный пот. Хаджи-ага поморщился и прошептал на ухо своей госпоже: – Похоже, хатун давно выжила из ума. Кому в здравом рассудке может прийти в голову держать дома такую мерзость, да еще на самом видном месте! Если Вы пожелаете, мы можем уйти. – Нет, Хаджи-ага, я хочу ее выслушать, – Кесем была напугана увиденным, но интуиция велела ей остаться и она не могла противиться, как и объяснить свою уверенность в принятом решении. – Вороны – до чего же вредные и заносчивые твари. Никогда не нравились эти надменные падальщики, – хозяйка заметила повышенное внимание к покоящейся в желтоватой жидкости птице. – Другое дело – совы. Очень полезные птицы, они являются хранителями ночи и наших снов, – продолжала Эсманур-хатун, одновременно сжимая что-то в руках. – Меня мучает один кошмар, – начала говорить Кесем, но хозяйка вдруг заметила кольцо на безымянном пальце ее правой руки. Приветливый взгляд Эсманур-хатун вдруг стал пугающим, она подошла ближе к Кесем и взяла ее за руку. Женщина с интересом разглядывала изумрудное кольцо, принадлежащее Кесем Султан. – Все понятно, это заговор на крови. Ты когда-нибудь давала кому-нибудь свою кровь для совершения подобных ритуалов? – спросила Эсманур-хатун, не отпуская руки Кесем. – Д-да, – робко произнесла валиде Султан. – Заговоры на крови – самые сильные и опасные! Недаром на них наложено строгое табу, ведь кровь считается данью, которую преподносят шайтану. К сожалению, я не могу снять с тебя этот заговор, но помогу заново найти успокоение во сне, – Эсманур-хатун вложила в руку Кесем небольшой деревянный оберег в виде совы. – Сова? – Кесем растерянно посмотрела на подарок. – Именно, дитя. На ночь надевай этот оберег на шею или клади под подушку. Эта благородная птица будет всегда защищать тебя от кошмаров, потому-то совы не спят! – Эсманур-хатун отпустила руку валиде Султан. – Спасибо, я сохраню его! – Кесем крепко сжала оберег в ладони. – Главное верь в его силы, дитя. Твоя вера – вот самое сильное оружие против твоих страхов, – хозяйка добродушно улыбнулась. – У Вас так много книг на греческом! Вы знаете этот язык?– Кесем сосредоточенно посмотрела на плотно заставленную книжную полку. – Да, мой отец был греком. Я выросла в семье его брата, мое детство и юность прошли в Парге. Потом я вышла замуж, и мы с супругом уехали в Стамбул. Он умер три года назад, но у меня остались дети, внуки и правнуки, со многими из которых уже не посчастливится познакомиться, – бормотала Эсманур-хатун. – Я тоже родом из Греции, только с Кефалонии. Спасибо Вам за оберег и мудрые слова! – Кесем направилась к выходу, до сих пор пребывавший в недоумении Хаджи-ага поспешил за ней. – Твоя душа теперь освобождена от тревог, поэтому эта ночь будет спокойной, – Эсманур-хатун проводила гостей. Потом она медленно подошла к книжной полке и взяла с нее бессмертное произведение Данте Алигьери – «Божественнуя комедию»: – Век царствования великих женщин уже отмерен, отец, – произнесла она над раскрытой книгой. По пути во дворец Кесем Султан не проронила ни слова. Ее мысли не отпускала загадочная Эсманур-хатун. Раньше Кесем не верила, что существуют такие люди, одного взгляда на которых бывает достаточно, чтобы понять – они заслуживают доверия. Эсманур-хатун оказалась человеком, к которому хотелось прислушиваться. Валиде Султан всю оставшуюся дорогу прокручивала в голове каждое слово, сказанное этой хатун. Она только изредка бросала задумчивый взгляд на маленький, деревянный оберег. Впервые за несколько ночей Кесем Султан спит спокойно и безмятежно. Ей снится Мурад, на правой руке которого гордо восседает белая сова.