***
— Флаг, мечта, которая сбылась, ощущение, что я не зря учила географию в школе. Под моими ногами тогда находилось более пяти с половиной километров высоты, мне казалось, что я птица, я взлетела на дерево лишь для того, чтобы добавить в своё гнёздышко веточку и снова улететь, не зная, найду ли я ещё что-нибудь. — А скажите пожалуйста, как Вам пришла в голову мысль покорять Эльбрус? Тем более такая хрупкая девушка, а альпинист, — не унималась журналистка. — Ну тут уж сами решайте, хрупкая я или нет, вроде хрупкие по горам не бегают, а вот что касается моей силы воли, то она уж точно не хрупкая. — Скажите, тяжело ли Вам было покорять новые вершины. — Конечно, было тяжело, но раз я этим не бросаю заниматься до сих пор… — Вы говорили, что хотите организовать кружок, распространяя спорт и образование в кругу молодёжи? — Я не смогу организовать кружок, но вот например сегодня я еду в шестнадцатый лицей, меня попросили рассказать детям об альпинизме. — Что вы планируете им рассказать? — Не знаю, что они попросят, то и расскажу, сейчас трудно сказать, что им будет интересно. — Спасибо. И журналистка ушла. Мне надо было перекусить, предстояло одно из самых сложных испытаний, какое только можно представить взрослому человеку — детское любопытство. Но и к этому я была готова. Мне казалось, что уже ничего не испугает меня после того, что я пережила. Хотелось бы не пожалеть об этих словах. Прекрасно перекусив, я отправилась в сторону остановки. Автобус пришёл не сразу, но времени у меня было много. И вот за окном мелькают домики, ехать ещё долго, шестнадцатый лицей, как показала карта, находится чуть ли не на другом конце города. Я всё думаю, что же мне рассказать этим детям, мне кажется, что мало кто из них хочет стать альпинистом в будущем, может, и это самое страшное, их просто заставят слушать меня весь урок, тогда им просто будет скучно, и слушать они ничего не будут. Странно думать об этом. Мои мысли прервал женский голос: «Остановка… Площадь Победы… Следующая…» Я выбежала из автобуса, достала телефон, начала было искать маршрут, как вдруг увидела маленького ребёнка, он шёл с рюкзаком и мешком, в котором скорее всего была сменная обувь. Я решила последовать за ним, и чутьё скалолаза снова меня не подвело, этот мальчик привёл меня к дверям шестнадцатого лицея. Коридоры чистые, школьники все в разной цветной красивой одежде, наверное, они и сами рады так ходить. Мне тоже нравится, всё будто ожило. Кабинет, в который я пришла, был тесен, но красив. Я увидела кучу детей, половина, сразу было видно, залипла в телефонах. Ну вот теперь сразу видно, что их заставили тут сидеть. Это огорчило меня, но я не перестала улыбаться. Учительница этого класса представила меня: — Дети, прошу обратить внимание, к вам сегодня пришла альпинистка, она покорила Эверест и… — Простите, Эльбрус! — Да, конечно, целый Эльбрус… Тут в класс зашла другая женщина, что-то мне подсказало, что это именно она учительница географии, я решила уточнить: — Вы преподаватель географии, верно? Женщина, которая только вошла, сказала, что да, она преподаватель географии, а та дама, что представляла меня, как выяснилось, была классным руководителем. — Меня зовут Лидия, я альпинист, держу этот статус уже три года, недавно, как вам уже сказали, я покорила Эльбрус. — Вы замужем? — Какая-то девочка задала вопрос, признаюсь, я растерялась. — Нет, никого нет. — Почему горный хрусталь называют так? — Я об этом даже никогда не задумывалась. — Сколько вам лет? — Мне 32, я три года в альпинизме. — Понятно. И вдруг молчание. Я и подумать не могла, что всё будет так. Нужно что-то делать… — Дети, кто из вас любит географию? Надо же было додуматься задать этот вопрос, когда в классе сидит учитель географии… Руки подняли все, географ сразу впала в ошеломление, начала говорить, что «тот» и «этот» не любят этот предмет, дети же отвечали, что и нет предмета лучше. Катастрофа. Я стояла, ожидая, когда же учительница успокоит детей, но они не хотели успокаиваться, я подумала, что это даже хорошо, может так пройдёт весь урок, но снова наступила тишина. — Ребята, может вы зададите мне вопросы, на которые я вам с радостью отвечу. Мне показалось, что они почувствовали во мне что-то, чего даже я в себе не смогла учуять. — А вы в бога верите? — Неа… — Ух, не православно в Аллаха не верить, — было видно, что он издевается. И его соседка по парте тоже начала: — Замужем надо быть, детей варить, борщи рожать. — Замолчите, — начала географичка… — Нет-нет, — я даже придумала, что делать, что было удивительно для меня, и как мне кажется, для всех, — мои друзья тоже иногда издеваются, подшучивают, правда шутки у нас другие. Совсем другие, шутки про горы… — А сейчас будет стендап! Гений с задней парты. — Нет, стендапа не будет. Я могу вам рассказать то, что я придумала, пока ехала к вам. Эта история из моего детства. — Трава зеленее! — Я про снег расскажу. Кто-то даже поднял головы, мне даже показалось, что им интересно. Я начала свой рассказ.***
Зима. Сложно любить зиму. Холодно, есть нечего, нужно носить тёплые вещи. Летом можно ходить даже босиком, а зимой нельзя. Говорят, что есть люди, которые закаляются, и им можно ходить босиком по снегу, а мне нет. Гриша заболел, ему не разрешили гулять, а мне хотелось выйти во двор, даже без Гриши. С неба падали снежинки, их было очень много, я хотела их посчитать, но каждый раз сбивалась. Снег лежал везде, собирался в сугробы. Сугробов было много, но один из них, самый большой, совсем недавно был горкой, которую залил сосед и которую сейчас очень сильно занесло снегом, привлёк меня больше всего. Я совсем недавно выпросила у мамы новые валенки, ведь старые жутко кололись, мои новые валенки были самыми лучшими валенками во всей моей деревне, я знаю о чем говорю, мне уже семь. У нас с Гришей был спор, он говорил, что он царь горы, я говорила, что никаких царей уже нет. Он меня ещё и глупой назвал. Красивая гора всё-таки. В бабушкиной комнате высоко над постелью висела карта моей страны. Я училась читать по ней, мама меня за это хвалила. Мне нравится жёлтый цвет, жёлтым цветом на карте обозначают горы. А горы я люблю вот почему… У Гришки, моего хорошего товарища, есть брат Женя. Женя уже совсем старый, ему 10 и ещё 7, он ходит в кружок спорта, они там летают на верёвках, лазят по стенам, как человеки-пауки, только у них паутины нет, у них есть карабины. Это не коробки! Это такие крючки, они холодные, блестят, а ещё они очень красивые. И Женя подарил мне свой счастливый карабин, сказал, что его из-за неуспеваемости выгнали из кружка. Я так и не поняла, куда он не успел, но мне стало его очень жалко, наверное, ему было очень очень плохо. Гриша даже сказал, что Женя плакал, но я не поверила, Женя всегда был очень весёлым, а Гриша постоянно обманывает! Он обещал погулять со мной, а потом заболел, но я с ним всё равно очень хорошо дружу, потому что Гриша добрый. Сейчас счастливый Женин карабин был со мной, я знала, что с этим карабином можно забраться куда угодно. И, что самое главное, я знала, куда мне точно нужно забраться. На ту гору. Если я заберусь на неё, значит, с неё точно можно будет слезть, а это мне и нужно! Снег лип в руках, он был твёрдый, но скользкий. Карабкаться было сложно. Не знаю, зачем вообще альпинистам карабины? Лезть тяжело, но я хочу залезть. Валенки скользят, а я хватаюсь руками за какие-то выступы на этой снежной горе, я уже, кажется, вся в снегу, но я хочу залезть. И я лезу. Я поняла, зачем альпинистам карабин. Воткнуть его в снег и ползти наверх — вот, что нужно сделать. Но руками у меня подтянуть себя не получается. Этот крючок слишком маленький. Я всё также лезу, пытаюсь подтянуть себя руками. Ах, если бы таких выступов было больше, тогда бы я легко залезла на гору. И тогда я придумываю выбивать карабином дыры в снегу, забраться становится все легче, я проковыриваю снег, лезу. Я вся вспотела, и я вся в снегу. И вот я наверху, уже почти на самой вершине, я чуть не падаю, но потом нога соскальзывает на что-то твёрдое, очень твёрдое. Я карабином проковыряла весь снег до слоя льда. Это была горка для детей в горе снега. И я забралась наверх. — Удивительно! Я обернулась назад, с вершины горки я увидела Женю. Он был ростом с меня на этой горе снега, такой он был высокий. — Я и на настоящие горы заберусь так. — Настоящие горы не проковыряешь карабином. Очень умно, кстати. — Я всё могу. — И правда. Ты покорила самую настоящую гору. — Я ещё пять могу! — Да уж, у всего есть своё начало. Конечно, вот вырастешь, станут тебя объявлять: «Встречайте, восьмое чудо света, знаменитость нашего времени, девочка, которая покорила сугроб!» На слове «покорила» он сделал особое ударение, мне это очень понравилось. — Ты молодец, — сказал мне Женя. — Спасибо большое. А потом он увидел, что я вся в снегу, повёл меня домой к маме, и от мамы мне влетело, помню как сейчас. А пока мы шли, я спросила у него, плакал ли он, когда его выгнали из кружка. И он сказал, что да.***
И я будто очнулась. Передо мной сидел класс, и людей, которые слушали, стало больше. — Женя говорил, что счастье не за горами, а в горах. Но впрочем тут что-то слишком много грустного. У кого есть вопросы? — А что в итоге стало с тем Женей? — Не знаю, честно. Не говорить же, что он пошёл работать на завод и умер от курения, ну, то есть от рака лёгких. — А что он ещё говорил? — Что учиться надо лучше, — ответила я. Чего они привязались к Жене. До этого ничего не слушали, а теперь началось. — А вы его часто вспоминаете? Я долго молчала. — Да, часто. Почему вы так много о нём спрашиваете? Теперь уже они молчали. А потом прозвенел звонок. Так погано было на душе. Что им вдруг надо было спрашивать о чём попало. Нет бы о горах, об альпинизме, они всё об альтруизме. Странно думать об этом. А ещё Женя говорил: — Говорят, что дети злые. Они не злые, они просто колют туда, где больнее и не понимают, что делают. Но их, как и взрослых привлекают истории о добрых людях, они вместе со взрослыми сопереживают добру, им обидно, когда добро проигрывает. — Почему именно о добрых людях. Почему никому не интересно, как некто что-то сломал, очернил, они же дети, они не видели этого в таких масштабах, как взрослые, — спрашивала я. Добро — такая штука, которая всегда в умах людей будет ассоциироваться с чем-то хорошим, да? — Не знаю. — Наверное, для того, чтобы о тебе говорили, нужно быть добрым. — Так можно совсем помереть. — Ну, пока о тебе говорят, не получится помереть. — Вот увидишь, — сказала ему я, — всё добро будет умирать. Я так и не поняла, кто из нас победил. Не хочу больше ездить в школы. Едешь, и каждый раз разбалтываешь всё, что на душе, потом больно, смотришь в пустоту, а перед глазами мелькает кондуктор, просит передать за билет. К чему мне тонуть в своих воспоминаниях, если я не могу всплыть, зачем трогать старые раны, если в итоге мы оба проиграли. Он умер, а я всё больше распространяюсь о нём. Наверное, мне хочется, чтоб он победил. Ожил, чтоб всё было хорошо, а не так, как случилось. Он живёт лишь на словах, остались его походные песни, походная кружка, карабина нет… Потеряла. Растяпа! Бестолочь! Ничего святого у тебя нет! — Девушка, дайте за проезд. Я передала. — Тут не хватает. — У меня нет больше. — Алкоголичка, выметайся! У меня действительно был такой потрёпанный вид? Ехать до дома было чертовски далеко, а идти, казалось, ещё дальше. Дольше. Больше. Холодно. Кто-то подъехал. — Девушка, вас подвезти? — Нет, спасибо. — Может всё-таки? — Нет. Он уехал. Огни города освещали мне путь. Время шло, я тоже. Через несколько минут мимо меня пронеслись скорая и полиция. Повернули за угол. Мне было по пути. Я тоже повернула. Там была разбитая машина. За рулём остался человек, который хотел меня подвезти. Его достали. Он был пристёгнут. Он не мог пошевелиться от шока. - Ваш диагноз - ответственный водитель, не пристегнулись бы, и всё... Врачи что-то говорили. Может он задумался обо мне, может было темно. Хорошо, что пристёгнут был. И я пошла домой. И было холодно, как на душе.