Меня спросили, верю ли я в ...
Я рассмеялся как умел и делал всегда – когда-то – чисто и звонко, так что звук отскочил от белых стен этого странного помещения. Женщина в костюме обеспокоено взглянула на меня поверх своих прямоугольных очков в тонкой металлической оправе. Она как нельзя лучше вписывалась в местный интерьер, выгодно выделяясь на фоне его общей снежности, но при этом не разрушала его композицию. Я немного озяб в своем хлопковом джемпере, сидя на стальном стуле, и, о ужас, никакого обогрева пола под ногами. Оригинальное место для проведения интервью, как будто не озвученная надо мной насмешка. Женщина сделала пометку в пухлом блокноте и слабо улыбнулась своим мыслям. Я выжидал, еще не убрав с губ тень смеха, когда она будет готова задать следующий вопрос, но его не последовало. Женщина собрала разложенные по столу – тоже белому – канцелярские принадлежности, убрала в карман микрофон и предложила встретиться в субботу. Я обнадеживающе кивнул и пообещал найти для неё время. Уходя, она обернулась на меня через плечо, как будто бы испуганно. Наверное, это из-за того качка, который ждал её у выхода.***
Лидия встретила меня в темной комнате, её непривычно сгорбленная за столом фигура находилась в самом центре золотого пятна, отбрасываемого настольной лампой. Я подошел к ней и положил руки на напряженные плечи так мягко, как только смог. Несмотря на мои усилия она все равно вздрогнула от неожиданности. Похоже, она вновь уснула в неудобном положении – глупышка моя, уже в который раз. Я заметил, что глаза её были красными от усталости, а губы совсем сухими. Испуганно подняла глаза, очевидно, она не слышала, как я вошел, погруженная в раздумья. Она такая – моя Лидия – вечно в облаках витает, верит, что может спасти мир. Она посмотрела на меня, искривив губы в усмешке, которую я так любил в ней, и ненавидел одновременно. Она всегда напоминала мне о том, кем мы были тогда, до того, как. Я улыбнулся и подал ей стакан воды, припасенный заранее. – Снова забыла про время, а, Лидс? - тихо упрекнул её. - Тебе необходимо есть и пить, как всем остальным людям, пусть даже ты и являешься счастливой обладательницей трёх ученых степеней. Лидия не ответила, только устало повела плечами, разминая затекшие мышцы. Мне нравилось молчать рядом с ней, пускай даже это не походе на меня, приятно знать, что меня понимают без слов. Я постоял с ней еще немного, оглаживая её плечи и шею, а после вновь оставила одну, поцеловав в висок. В конце концов, никто кроме меня не позаботиться о нашем романтическом ужине, а такую девушку как Лидия невозможно оставить без особого внимания.***
В субботу женщина принесла газетную вырезку из прошлогоднего выпуска и спросила, повлияли ли события того месяца на мой новый роман, который появился на магазинных полках всего то месяц назад. Мы встретились в том же месте, что и прошлый раз, хотя я и предлагал ей прийти ко мне в гости. Я мазнул глазами по заголовку, размазанным зернистым фотографиям и даже хотел нахмуриться тому, как ярко эти картины восстали из моей памяти. Я улыбнулся почти мечтательно, от чего женщина заерзала на стуле, видимо, от нетерпения. Заверив дамочку, что случившееся как раз и заложено в основе моей новой книги и читатели могут заметить явные параллели в сюжете, я наблюдал за яростным азартом в её глазах. Женщина жадно впитывала мои слова, хорошенько сдобренные художественными эпитетами, и строчила в своем пухленьком блокноте эссе, за которое, возможно, получит повышение. Уходя, она обернулась как в прошлый раз, чтобы посмотреть на меня на прощание. Она всегда уходила первой, возможно страшась вероятности идти со мной плечом к плечу к метро, так что у меня будет шанс усомнится в её компетентности.***
Дома Лидия вновь пожаловалась на свой неудобный стул и недостаток света в комнате – ей больше не хватало одной настольной лампы, хотя мне очень нравились глубокие тени, которые она создавала на её лице. Я любовался её губами, пока она говорила – его голос был глубокий и немного хриплый, и заверил её, что придумаю, что можно сделать. Кому-то могло показаться, что она использует меня, живет в моем доме на правах содержанки, не платит коммунальные счета, в то же время имея наглость жаловаться на какие-то мелочи. Я только дарил таким людям сочувствующие взгляды, они не могли понять, насколько приятно заботиться о человеке, в которого влюблён. Мне было их очень жаль, но я не собиралась помогать им. Они сами определяли свою судьбу.***
Меня вновь пригласили в белое помещение, где проводила интервью та женщина, я совершенно не мог отказаться, хотя выделить время было крайне трудно. Забота о Лидии всегда занимала все мое время, особенно тогда, когда её покинула муза и она стала сама не своя. К столу меня проводила женщина – уставшая и совсем забытая в своей уродливой униформе, но несмотря на это, под её посеревшей кожей и уставшими глазами я увидел великолепие, которое когда то привлекло меня и в Лидии – это упрямство, уверенность в своей справедливости, стремления. Эта сила духа, которую, казалось, сломать невозможно. Она тоже спросила меня, верю ли я в любовь, и я снова рассмеялся. Женщина спросила, был ли у меня кто-то кроме Лидс, на что я, разумеется, ответил нет. Таких как Лидия больше не существует, она только моя – единственная в своем роде – остальное фальшивки, бледные тени. Женщина в униформе протянула мне фотографию – на ней была изображена Лидия в нашей комнате, на стуле в пятне оранжевого цвета. Такая хрупкая. Бледная кожа, позолоченная единственной лампой, волосы медные, струящиеся по обнаженным плечам, словно магма, кровь и плоть земная. Голова откинута назад, глаза устремлены в никуда, но при этом не утратившие своей яркости, а сохранившие свою невероятную лазурь даже в скудном освещении. Невероятно чувственное фото. Оно было сделано в пол оборота и немного сверху – так что было видно связанные за спиной руки, ступни, приколоченные к полу, словно у Иисуса, синяки на плечах, предплечьях и бедрах. Подбитая губа, которую мне так нравилось целовать. Я тогда вколол ей слишком много транквилизаторов - она почти потеряла сознание – была очень слаба, но мы здорово повеселились. Иногда Лидия даже становилась невероятно покорной, такой, какою никогда не бывала со мной, но, видимо, наш шум услышали соседи. Вы спрашиваете верю ли я в любовь? Безусловно. Я верю, что если я люблю, я могу взять то, что мне нравится. Так я выражаю привязанность – въедаюсь под кожу, чтобы её мысли были лишь обо мне, как и мои о ней. Я любил Лидию. И я взял то, что мне нравилось. Она просто еще не знала, что любит меня.