Если бы ты знал

Боже Джим. Как страшно тебя любить. До мурашек. Любить, зная, что едва ли из этого что-то выйдет, что ты никогда не захочешь быть со мной добровольно. Зная, что вероятность того, что ты когда-нибудь наступишь на горло своим принципам с каждой нашей встречей стремиться к нулю. Ты полицейский до мозга костей, а мне порой хочется хорошенько тебе врезать, потому что невозможно быть настолько слепым, настолько упрямым в своих убеждениях, настолько, что становится больно. Боже Джим, если бы ты знал, как мучительно больно тебя любить, почти невыносимо. Особенно замечая, как ты смотришь на меня в ответ. Просто стоять перед тобой больнее и нелепее, чем идти со сломанной ногой, по щиколотки утопая в песке. Уж я-то знаю. Сколько пренебрежения и досады в твоём взгляде. Так осязаемо. Каким жалким дураком, каким наивным и смешным я себя чувствую перед тобой, что сам себя презираю за это. Хуже всего, что я позволяю тебе так относиться к себе. Любой другой на твоём месте уже лежал бы с пулей в голове или с перерезанной глоткой, но не ты, Джим. Нет, с упорством, достойным куда более благодарной задачи, я продолжаю хромать на встречу к тебе. Пытаюсь убедить себя, что это приносит мне радость. Ломаю себя по косточкам. Я натянутая струна. Я оголенный нерв. Джим, посмотри на меня с другой стороны. Я не плохой и не хороший. Увидь во мне хоть раз живого человека. Боже Джим. Как сладко тебя любить. Как пить крепкий алкоголь. На вкус порой ужасно, но каков эффект. Даже грубость твоя – нежная ласка. После встреч с тобой кружит голову. Хочется танцевать. Танцевать безумные танцы, кружиться по комнате и хохотать. Извлекать из клавиш самую волшебную музыку. В груди расцветает что-то прекрасное, что-то горячее разливается по венам. Почти не хочется никого убивать. Простить всех обидчиков, раздать милостыню. Ты делаешь меня щедрым. Ты делаешь меня слабым. У меня коленки подгибаются от твоей близости. Мне страшно представить, какова твоя нежность. Я бы умер, наверное. Боже Джим, если бы ты знал, каким сумасшедшим я становлюсь, когда думаю о тебе. Просто безумие. Сплошное безумие в каждой мысли. Ты ведь прекрасно знаешь это. Ты и считаешь всё это безумием. Наверное, это правильно. Но ведь и ты безумен, но как долго ты упорствуешь в своём отрицании этого знания. Как тщетно. Сколько ещё ты потеряешь, прежде чем поймёшь? Сколько мы оба потеряем? Джим, ведь уже давно почти ничего не осталось. Боже Джим, если бы ты знал, какое проклятие и благословение любить тебя. Меня рвёт на части от противоречия. Мне хочется целовать твои губы и одновременно выдавить пальцами твои прекрасные глаза. Мне хочется раскрыть тебе объятия и задушить тебя в них. Знал бы ты, как часто мне хотелось твоей долгой мучительной смерти. Чтобы ты умирал на моих коленях, чтобы твоя горячая кровь лилась по моим рукам, и на смертном одре, захлёбываясь красным, ты смотрел бы только на меня, и во всём свете никого ближе меня в этот момент у тебя не было бы. Боже. Боже… Боже, Джим, если бы ты знал, как я люблю тебя. Если бы ты только знал. Если бы почувствовал эту мясорубку, которая день за днём перемалывает мою нервную систему. Ты был бы в ужасе, должно быть. Ты бежал бы от меня, уже не скрываясь, не делая вид, даже не пытаясь быть вежливым. Ты вычеркнул бы меня из воспоминаний, как страшный сон, как ужасающую реальность. Потому что ты знаешь, лучше всех это знаешь, что любить меня страшно и больно, что порой это настоящее безумие, от которого уже не скроешься. Что это проклятие, но Джим, какое благословение это было бы, какую сладкую пытку сулило бы оно, если бы ты только знал.