Errata

- Папа, а где мама? Именно тогда я понял, что моя жизнь кончена. В тот момент, когда моя маленькая восьмилетняя дочурка, тихо спросила меня про свою маму. Я думал только об одном: «Главное не заплакать», «Главное не разрыдаться» - Мама… - черт, я заикаюсь, - она сейчас… м-м-м… она сейчас уехала… в командировку. По работе. А вы бы смогли придумать что-то лучше? Алкоголь уже во всю искрился в моей крови, выступая против мозга, который еще пытался работать, не смотря на все происходящее. 10 лет совместной жизни. Мы поженились через три месяца после знакомства, влюбленные в друг друга по уши. Родители отговаривали, считая этот поступок необдуманным. Однако оказались не правы. Через два года у нас родилась дочка… Сейчас она стоит напротив меня, сидящего на кровати в окружении вещей моей жены и глушащего весь запас алкоголя, который был в доме. Она выше меня ростом, из-за этого я чувствую себя еще более жалким и подавленным. Телефон разрывается от звонка, а я не двигаюсь. Я продолжаю неотрывно смотреть в глаза своей дочери – единственной, кто у меня остался. - Папа, тебе звонят. – она указывает своей изящной детской ручкой в сторону моего сотового, зарытого в куче цветных платьев. Это выводит меня из блуждания по своей пустой голове, заставляя быстро взять телефон, задержав в другой руке ярко-голубое пышное платье. - Да… О! – я стараюсь изобразить на своем лице улыбку, натянутую и фальшивую на столько, что хочется ударить себя за такую отвратительную игру. Я шепчу, смотря на свою ожидающую чего-то дочку. – Это мама звонит. Ее детское личико преображается в счастливой улыбке, она запрыгивает на кровать, прямо в балетках, радостно крича: «Мама! Мама!» - Прости. – Шепчу я неразборчиво в микрофон и передаю трубку ребенку. Еще один бокал. Коньяк заполняет прозрачную, стеклянную емкость, интересно играя в свете солнца. «Любимая...» Я вливаю в себя горячий напиток и громко ставлю бокал обратно на стеклянный стол, близ кровати. - Ну и когда ты собираешься ей сказать? – С презрением и усталостью говорит голос в трубке. - Прости, просто я не хочу ее расстраивать. Ты же знаешь, как она мне дорога. – Я всхлипываю начиная непроизвольно плакать. Опять. Уже в какой раз за сутки. - Соберись и прекрати врать. Мне, знаешь ли, не особо много удовольствия доставляет прикидываться матерью перед ребенком. Вдумайся сам, ребенком, который наивно верит в то, что на том конце провода его мама… скажи, самому не противно? Я сжимаю в своих руках небесно-голубое платье, прижимая его к лицу, заглушая свое дыхание и любые звуки, непроизвольно вырывающиеся изо рта. - Прости. Но ты же знаешь… Софи, я не могу ей сказать об этом. Она еще совсем ребенок. - Тряпка. – С отвращением бросает мне фонящий голос в трубке и оставляет за собой несколько коротких гудков. Еще глоток. Три недели назад моя жена Джил не пришла домой. И на второй день тоже не объявилась. Она звонила мне, говоря, что слишком много дел, что она переночует на работе. Она опять не приходила. Звонила. Повторяла одно и то же изо дня в день. А потом спустя четыре дня она не позвонила, не сказала дежурную фразу, не пришла домой и не позвонила. На следующий день я поехал к ней на работу, чтобы узнать, где она. - Извините, но Джил Прайс не появлялась на работе уже неделю. Услышал я там. Я пошел в полицию и объявил ее в розыск. Прошел день. Второй. Проснуться, накормить маленькую Эмми завтраком, отвести ее в школу, вернуться домой и сидеть возле телефона в полной тишине, боясь пропустить важный звонок. Так проходили дни. Ночи проходили вместе с кофеином, бегущим по моей крови. Проснуться, накормить Эмми завтраком, отвести в школу, вернуться и сидеть в полной тишине, боясь пропустить звонок. Накормить Эмми, отвести в школу, вернуться и сидеть в ожидании. Так прошла неделя, а после… Домашний телефон не успел прозвонить и секунду, как я схватил его и поднес к уху, трясущимися руками. - Да! Что-то стало известно? – Мой голос дрожал. От меня воняло… не плохо пахло, а именно воняло. Я не помню, когда в последний раз принимал душ, брился, ел. Я помню лишь монотонный голос Джил, раздающийся из телефонного динамика. - Извините, но вы не могли бы подъехать к нам в участок? Я кивнул и бросив трубку помчался в ванну. Я хорошенько отмылся, побрился, умудрившись оставить пару маленьких, кровоточащих порезов, одел свежую рубашку и джинсы, которые мне погладила Джил когда-то. Я не знаю зачем. Наверное, я просто хотел встретить свою жену, по которой очень сильно скучал в положенном виде. Несколько минут и я уже сидел в кресле, нервно постукивая пальцами по колену. Мужчина, сидевший напротив меня через типичный офисный стол, будто специально медленно перебирал бумажки, кивая строчкам и фотографиям, что-то тихо и неразборчиво говоря себе под нос. - Ну, так что? Где моя жена? – Не выдержав, чуть-ли не прокричал я, вцепившись пальцами в костлявые колени. Мужчина лениво оторвался от своего занятия, подняв на меня взгляд и посмотрел как баран на новые ворота. - Мистер Прайс… - он цокнул и помотал головой из стороны в сторону, раздражая меня этим еще больше. – Билл, дружище, у меня для тебя не лучшие новости. Я напрягся. - Говорите уже! – Прикрикнул я, стукнув об стол дрожащими от перенапряжения руками. - Твоя жена – Джил, была найдена мертвой в пустынной деревушке. Фермер нашел тело у себя на заднем дворе и заявил в полицию. Билл, она была расчленена… а с телом похоже был совершен половой акт, - он выдержал паузу, - после смерти. Я очень соболезную. Похороны. Я собираюсь, одеваясь во все черное, а моя дочка бегает рядом, смотря и задавая вопросы. Для нее это не больше чем просто игра, развлечение. Вокруг происходит что-то новое. Она одета в красивое, пышное черное платье из многослойной юбки, напоминающее слоеное тесто пирожков, продающих в ларьках. Все зеркала завешаны черной тканью по всем правилам канона. Я одеваю не броские серебряные запонки и черный костюм, который мне когда-то подарила Джил. Это было на мой последний день рождения. Она приготовила праздничный ужин, зажгла свечи. Это называется романтика. До сих пор помню ее ярко-красное платье, уложенные в замысловатую прическу каштановые кудри и голубые глаза, в которых так причудливо отражался теплый свет горящих свечей. Изящная тонкая ручка с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце держащая бокал с красным сухим вином. Я не понимаю, как мне удалось запомнить все эти мелочи, но я это помню так четко, будто пережил это минуту назад. Приятный звон стукнувшихся, словно поцеловавшихся бокалов, ее улыбка, как во время нашей свадьбы только более зрелая, загадочная и похоже еще более притягательная. - С днем рождения, любимый. – Словно пропела она мне, глотнув вина и оставив на краешке след от помады цвета еще недозрелой, но уже аппетитной черешни. А после последовал ее нежный поцелуй, окрасивший и мои губы в этот сладкий цвет. Мы танцевали с ней какие-то непонятные танцы, словно какие-то подростки на первой дискотеке, прижимаясь к друг другу и старающиеся понравится. Но разве можно было полюбить ее еще сильнее? Джил. Я поддерживал ее за талию своей грубой рукой во время танца, прижимая к себе нежно, но крепко, будто боясь, что она убежит от меня. Она улыбалась, смотря в самую глубь меня и затрагивая своим взглядом что-то скрытое глубоко внутри, что начинало оживать, делая меня легким и счастливым. Ее губы цвета черешни были моими, но я не осмеливался их коснуться. Она была для меня больше похожей на ведение или же богиню природы, сброшенную с неба прямо в мои объятья. Хотя я просто боялся все испортить, как я это обычно делаю. Мы ели мясо по-французски. Плоские кусочки мяса с тонко нарезанными помидорами и сыром сверху ставятся в духовку. А после получается очень вкусное блюдо. Она приготовила салат из помидоров, маленьких помидорок чери, огурцов, нарезанных полукружочками, листьев салата, укропа, растительного масла и соли. Я не понимаю почему, но я это запомнил. Мы провели прекрасную ночь. Не было ни секса, ни французских поцелуев. Только мясо по-французски, вино с искорками страсти и танцы, переполненные нежностью и любовью... - Папа! А о чем ты задумался? – Прозвучал звонкий высокий голосок Эммы, ударивший меня о мое отражение, реальность и только предстоящие похороны. - Я думаю о том, что ты будешь вести себя хорошо с Софи. Сказал я и попытался улыбнуться, что вышло не очень, а точнее совсем не вышло. «Я соболезную» Дружеский хлопок по плечу, наполненный равнодушием. Я не могу оторваться от гроба, причудливо украшенного красными и белыми искусственными цветами, в существовании которых я сомневаюсь. Я боялся взглянуть на то, что осталось от ее тела в живую. Мне стало плохо от одних только фотографий, которые потом снились мне нечеткими кадрами во время недолгих пятиминутных погружений в сон. «Я соболезную» А я все так же смотрю, словно через крышку гроба, представляю мою милую Джил в том красном, страстном, облегающем платье с мягкими каштановыми кудрями. «Я соболезную» Глаза и лицо ужасно распухли. Я не могу больше плакать. Ко мне подходит Саймон – лучший друг, приобнимает за плечи и вкладывает в мою руку кусок чистой сложенной в квадрат ткани. Он говорит в полголоса: - Вытри слезы. Проснуться. Накормить Эмми завтраком. Отвести в школу. Поехать на работу. - Эй, Билл, неважно выглядишь…. Поезжай-ка домой. Поехать домой. Нина встречает меня на пороге. - Добрый день, Мистер Прайс, сегодня Вы рано. Она склоняет голову в уважительном поклоне. - Мне дали отпуск. Устало бросаю я женщине и ухожу наверх, по пути снимая свой галстук. Сейчас Нина ушла на кухню, готовить обед для Эммы и делать уборку в доме, напевая себе под нос какую-то навязчивую мелодию. А в шкафу еще висят ее вещи, летние легкие платья, блузки. Я достаю и раскидываю это все на кровати, падаю в эту гору и ложусь поудобней. - Спокойной ночи, Джил, сегодня был трудный день. Я проснулся тогда, когда же стемнело. Я больше всего на свете хотел есть и пить. Еле встав с кровати, я побрел на кухню, отражаясь в зеркалах, развешанных по узкому коридору и делающий его визуально больше. Ноги будто были одеты в чугунные сапоги весом в пятьдесят килограмм. - Билл… - Раздалось откуда-то издалека, но так четко и знакомо, что я распахнул глаза. - Нина? Я смотрел вперед, в темноту, в этом длинном и нескончаемом коридоре с зеркалами. Почему они открыты? Источник звука будто находился за стенами. - Билл… согласна… Я повернулся на звук и столкнулся с Джил. На ней было то самое красное платье, только она будто попало под дождь, и промокла насквозь. Я присмотрелся лучше. Ее упругая приподнятая полная грудь была четко очерчена и соски были прекрасно видны. Я опустил взгляд ниже, на ее подтянутый живот, ямочку пупка тоже так прекрасно видную, темные волосы на лобке. Платье стало прозрачным? А потом в моей голове всплыли фотографии. Это было не платье. Это была ее собственная кровь. Я присмотрелся к ее лицу. Пустые глаза, застеленные, словно болото, какой-то отвратительной пленкой, которую хотелось сорвать, но было слишком мерзко дотрагиваться. Казалось, что если ее сорвать, глаза просто вытекут из черепа. Ее прекрасные кудри превратились в какие-то скомканные ржавые проволоки, а кожа покрылась маленькими, но частыми морщинами, как смятая туалетная бумага. - Билл… Она протянула мне руку. Ее обычно аккуратные ногти были вырваны с корнем, но рельеф на мясе, по-другому назвать не могу, где они должны располагаться еще остался. Она открыла рот, и я увидел оставшиеся осколки от ее когда-то белых зубов. Протянув руку к ее изуродованному лицу, я заметил, как она зеркально потянулась напряженной, костлявой рукой ко мне так, будто хотела задушить. Несмотря на сильный страх я сделал шаг к ней, полный надежды. Она повторила за мной, произнеся бархатным голосом: - Зачем? Билл… Меня пугала не столько ее появление передо мной в образе чудовища, а то, что это была Джил, но не та Джил, которую я знал все это время. Моя Джил всегда излучала невидимое свечение, даже когда ей было грустно, к ней тянулись все, желая разгадать секрет ее постоянного счастья. То, что стояло сейчас передо мной, была не она, но я точно знал, что это моя любимая. - Мистер Прайс? Послышался зрелый голос, наполненный удивлением. Я повернулся к нему. - Нина? Она мне поклонилась. - Что-то не так, Мистер Прайс? Спросила она, обеспокоенно смотря на меня. - Да… - я посмотрел на Джил, но я увидел лишь себя, точнее свое отражение в зеркале во весь рост, не больше и не меньше. – Ничего. Показалось. Я поспешил на кухню, оставив Нину в полном недоумении, уходя, я видел, как она посмотрелась в то самое зеркало, поправив свои ярко-рыжие волосы, не увидев там ничего кроме своего отражения. «Показалось?»