огненная вода

Напряженный день наконец заканчивался и Сеул приоткрывал двери ночной жизни, в которой не было места душным офисным костюмам и ярких профессиональных улыбок. Ночь несла с собой нечто, что иногда тщательно скрывалось, или наоборот же показывалось яркими неоновыми вывесками, которые слепили даже в солнечный день. Эти вывески могли завлекать, ведь нет лучше аромата, чем развратный коктейль из запахов дорогих женских духов вкупе с жаркими мужскими одеколонами. Но не стоит поддаваться их влечению днем — это может плохо закончится. Ночь вседозвольная, всепозволяющая. Ночь как организм, который живет внутри города и взаимодействует с его жителями, которые не спят в это темное время суток, отдавая себя либо мыслям, либо развлечениям. Но ночь была рада всем, каждому своему гостю. Возможно, все это будет звучать как бред сумасшедшего, ведь ожившая ночь — такое надо еще придумать. Но могу уверять, что в те минуты, когда вас мучает бессонница, ваши руки и тело ласковыми прикосновениями покрывает именно ночь, не давая сам сомкнуть век, обращая все внимание на себя. Время — ровно полночь, день недели пятница. К дорогому клубу на Каннаме подъезжают столь же дорогие машины, что везут в себе обеспеченных и известных людей. Здесь прекращаются щелчки фотоаппаратов папарацци, здесь они сами готовы броситься к ногам очередного богача и широко раскрыть свой рот с таким острым язычком, который днем может в мгновение ока разрушить карьеру любого. Но сейчас он с удовольствием и некой мистической тягой берет как можно глубже, не забывая при этом повиливать своим тощим задом. Самые обычные повсеночные ситуации могут показаться неподготовленному зрителю совсем отвратительными, грязными и пошлыми. Но что можно сказать о дневных происшествиях? Ночь имеет свои законы, свой пастулат, который никак не пересекается с правилами дня. Это равновесие мира, которое надо поддерживать. Похоть есть грех. За грехи наказывают, можно бесконечно крутиться в чертовом котле на дне Ада, где тебя ждут несколько тысяч чертей, изголодавшихся по новичкам. Хотя, в этот век у них там уже и перенаселением попахивает, как и вообще во всем мире. Людям надо перестать грешить и трахаться, что по сути, является одним и тем же. Но для чертей разницы нет, у них есть указания и желания, которые они вправе выполнять. Хотя тем, кто находится куда выше по иерархии темной части мира, низкие потребности чертей кажутся слишком вульгарной безвкусицей. Или просто не достойны внимания, потому что высшие уже давным давно познали вкус столь простых развлечений. Тэхен не подчиняется правилам жизни. Он смотрит из под опущенных ресниц на весь этот цирк уродов и недоумевает, как его вообще могли послать в столь отвратное место. Увы, он не может позволить себе делать все, что хочет его несуществующая душа, поскольку у Всадников нет души. У них есть лишь чернота, переполненная идеей и силой, дарованной им самим Дьяволом. Тэхен готов громко усмехаться при упоминании своего прародителя, потому что внутри явно не цветет теплота от упоминания этого имени. Тэхен продолжает наблюдать за людьми, что щеголяют оголенными телами, что подставляют их, прося прикосновений. Он прекрасно понимает жажду страсти и любви у людей, не может только до конца определить, в чем полный сок. Он мог бы спросить у демонов сладострастия, да те вечно заняты на работе. Всем, увы, приходится работать, даже таким низким и черствым созданиям. Он встает, подхватывая кончиками пальцев пальто, которое после этого дивана явно требовало чистки. Тэхен брезгливо дернул рукой. Ему хотелось немного развлечь себя, ибо на то он и клуб — дарует людям радость и любовь, только не в таком глубоком смысле, как ее обычно привыкли представлять. Мужчина идет вперед, откидывая свои ярко-красные волосы назад, они слегка взмокли от выступивших капелек пота, ведь в помещении было и правда душно. Он шел в толпу, не преследуя цели танцевать тут, ему нужно было тело, которое было готово на все и даже чуточку больше. Тут таких было слишком много, у него разбегались глаз от выбора, но он не мог позволить себе взять что-то обычное. Как всегда, только лучшее. Это было главным правилом существования и работы Тэхена. Считай, легкая повседневность. Наконец, его взгляд привлекла довольно молодая дама, которая извивалась около какого-то неприятного парня, готового хоть тут заниматься с ней самыми пошлыми вещами, что только могли сгенерироваться в его пустой голове. Тэхен снова дернул легко плечом, показывая всему миру, насколько ему отвратительно видеть такое. Вроде, живет не первый век, должен был бы уже привыкнуть, но внутренняя часть эстета не позволяла. Он легко проскочил мимо небольшой компании и буквально увел уже подвыпившую девушку прямо из под носа парня. Тот хотел что-то возразить, но Тэхену стоило лишь кинуть на него взгляд, полный той самой тьмы, что царила внутри, чтобы он развернулся, словно по команде, и свалил как можно дальше. Тэхен не любил, когда ему мешали. Тэхен так же не любил шум. Наверное, это было частично связано с родом его скромной деятельности. В любом случае, мелкие предсмертные вскрики слишком резали слух, это было далеко не прекрасное пение, скорее, крик вороны, что приметила себе отличную возможность наполнить желудок. Тэхен всегда считал, что единственной потребностью ворон являлось именно утолить голод. Как и вообще всех созданий, ведь голодал даже он, только вот по другим совершенно вещам. В этом и было отличие существ друг от друга, но в том же было и сходство. Тэхен любил поразмышлять о высоком, ведь дело было самым бесконечным из всех, как и его продолжительность жизни. Нужно было уметь занять себя чем-то, чтобы надоело не так быстро. Ведь Тэхен живет куда больше остальной троицы. Тело безвольной куклой падает на холодный мокрый асфальт и Тэхен глубоко вздыхает, ощущая минутный проблеск наслаждения. Но лишь минутный, скоро все возвращается на свои места, как и всегда. Он был готов убить все человечество в мгновение ока, чтобы насладится сполна этим чувством удовлетворения, чтобы его голод наконец перестал терзать. Но желание было столь же несбыточным, как желание Господа даровать людям мир во всем мире. А Тэхен и многие его знакомые были в корне не согласны с этой задумкой. Рядом с Тэхеном останавливается черная машина, из которой неспеша выходит молодой невысокий человек с белыми, словно снег, волосами и столь же бледной кожей. Мужчина хмыкает и прикуривает, рассматривая худощавую фигуру своего давнего знакомого. Он не рассчитывал на встречу с ним, ведь по его собственному внутреннему графику его ждали совсем иные дела. — Как всегда. слегка пренебрегаешь внутренними правилами? — хрипит светловолосый, становясь рядом с Тэхеном и прикуривая от его ярко светящегося уголька, — Я конечно не думаю, что ты боишься, но твоя педантичность на фоне этого играет как-то слишком ярко. — Голод, — Тэхен вздыхает, слегка треся шевелюрой, — Не поверишь, но только что думал о тебе. Точнее, не именно о тебе. Но твое место в этих размышлениях так же есть, только я еще не придумал, как это все связать. Юнги, почему мы постоянно голодны? Юнги качает головой, потому что ответ на этот вопрос конечно же не нужен. Ведь они прекрасно знают ответы, которые лежат не то что совсем на виду, но и не спрятаны так же глубоко, как Дьявол, что сидит на дне Ада и раздает указания. Юнги не очень любит, когда его поражает эта вечная привычка Тэхена говорить много разных вещей, которые в итоге конечно складываются в общую мысль, но мысль давно избитую, просто иначе изреченную. Но он так же понимает его. Невозможно не понять. Они стоят так еще примерно минут 10, просто молча рассматривая этот мокрый асфальт, и докуривают. Каждый думает о чем-то своем, но не совсем возвышенном. Это не нужно сейчас, разве что в голове Юнги пробегает мысль, что Голод и Смерть отлично смотрятся вместе. Даже эти слова рядом звучат по особенному хорошо. Он немедля сообщает об этом Тэхену, а он пожимает плечами и легко склоняет голову, подмечая про себя, что Юнги, конечно же, прав. Он часто говорит куда более умные вещи, чем может собрать у себя в голове Тэхен, и это слегка огорчает его временами. Но все же он никогда не жалел о том, что позволяет Юнги находится немного ближе, чем остальные. А так же он не жалеет о своих полностью человеческих чувствах к Юнги.