***
Негласное обещание Никлаус выполняет. Уже через пару дней после знакомства с юной Анной он объявляется вновь, выставляя себя благородным молодым мужчиной, за внушительной спиной которого никто и никогда не будет чувствовать себя беззащитным. Разнообразные цветы, дорогие подарки, изысканные комплименты и вечное беспокойство, что еще нужно и девушка проникается доверием и глубокой симпатией к нему. Клаус совсем не жалеет о своем выборе — Анна кажется ему чем-то неземным. Слишком умная, слишком изящная и слишком добрая. Слишком много этого «слишком», что Клаусу кажется у него наваждение. Люди такими не бывают. Все они как один пропитаны ядом и ничто не способно этого изменить. Но она, Анна, иная. Какая-то необычная. Слишком живая?***
Анна Батлер, дочь богатого человека, не дура, она прекрасно понимает, что сказки не длятся вечность и всем им суждено рано или поздно закончиться. Ей хочется сделать это самой, разорвать все связи, бежать сломя голову как можно дальше, не оборачиваясь на него. Но это, увы, не в ее силах, ведь стоит только ему появится на пороге, улыбнуться так, как это может только он, обнажая ямочки, прекрасно контрастирующие с высокими аристократическими скулами, легким прищуром зелено-голубых глаз пройтись по телу и сердце отплясывает так, что, кажется, еще удар и грудная клетка разорвется под натиском чувств и эмоций. Анна Батлер также прекрасно осознает, что она не более, чем разменная монета в бесконечной и бессмысленной игре тысячелетнего вампира. Она не строит воздушных замков и запрещает себе мечтать о чем-то большем, чем редкие встречи и, без сомнения, страстные ночи. Но Анна Батлер любит его. Любит так, как только способен любить человек — всепоглощающе, самозабвенно и бескорыстно. Она бы даже без толики сомнений отдала за него жизнь. И как же это больно знать, что любимый никогда не будет твоим. — Больше мы не увидимся, — твердо, жестко, решительно. Мужчина стоит, облокотившись на перила балкона многоэтажного дома, смотря в ночную даль, его спина напряжена, буквально видно, как дрожат мышцы, а руки сжаты в кулаки. Анна замирает и на секунду его обостренным сверхъестественным чувствам кажется, будто ее сердце останавливается и бухает куда-то вниз. Она встает с мятой постели, края её шелковой сорочки гладко спускаются по бедрам и Клаус слышит тихие-тихие шаги по холодному деревянному полу. Его женщина молчит, она не устраивает истерик, ни в коем случае, лишь прерывисто дышит и дрожащими руками мягко обнимает его со спины, прижимаясь к горячей коже щекой, длинными волнистыми волосами приятно лаская ее, и маленькими замерзшими ладошками прикасается к рельефному обнаженному торсу. И Никлаус готов поклясться, по его спине медленно стекают соленые дорожки, капля за каплей скрывающиеся за поясом темных джинс. Майклсон крепко сжимает ее кисть, оборачивается и, не смотря на нее, ведет внутрь комнаты, усаживает на постель и сам садится на колени напротив. — Ник… — срывается с ее губ, когда вампир резким движением срывает с ее шеи золотой медальон, наполненный вербеной. — Не надо, я не хочу… — Ты забудешь, — шепчет блондин и заглядывает в янтарные очи, наполненные таким количеством боли, что в пору затопить пару-тройку материков. В ответ она качает головой, сжимая дрожащие губы и опускает голову, закрывая глаза, а он вздыхает, мягко прикасается к подбородку и велит смотреть на него, решительно и, может, где-то даже грубо и его тон повышается. — Ты забудешь меня, забудешь все, что со мной связано. Забудешь свои чувства и не будешь пытаться искать меня. Ты проживешь долгую жизнь и будешь счастлива, заведешь кучу детей и найдешь того, кто будет греть твою душу вечно… Береги себя, Анна. Он целует ее в лоб, прикрывая глаза, а после исчезает молниеносно, оставляя после себя лишь запах дорого одеколона, открытое окно и золотой медальон на постели. А легкая дымка в янтарных очах развеивается, разум проясняется и остается только непонимание и зияющая дыра в груди, полная пустоты и океана тоски.Знаешь, а я бы назвал дочь Каисой…