Генка-сан

Народу в электричке было мало - был почти час ночи, и немногочисленные попутчики Гены дремали или сидели, уткнувшись в телефоны. Двое гоповатого вида парней вяло тянули свои сигареты в тамбуре. Гена невольно поправил куртку, проверил, в кармане ли перочинный нож. Вагон был грязный, от соседней лавки чем-то несло, но пересаживаться было лень - походный рюкзак с каждым часом вынужденного бодрствования становился все тяжелее. Однако мысль о том, что часть барахла удастся оставить в деревне, немного утешала путешественника. До нужной станции было уже недолго, и Гена отчаянно старался не клевать носом. Заснуть сейчас было бы опрометчиво, и не только из-за страха пропустить свою остановку. На полках для багажа в вагоне повсюду лежали мягкие, пушистые клочья ткани, похожей на шерсть. Это был Бабушкин Платок, типичный вид Мурав для пригородного транспорта. Они ждали поздних часов, когда народу в вагоне было мало. Когда человек засыпал под облюбованным Муравой местом, Бабушкин Платок падал на него сверху и укрывал лицо. Он тянул из пассажира силы и не давал проснуться, и чем дольше человек спал, тем сильнее к нему прилипал Платок. Были даже известны случаи, когда люди задыхались под ним или умирали от истощения. Гена не собирался становиться еще одной жертвой, поэтому ущипнул себя за руку, чтобы взбодриться. За окном мелькали фонарные столбы, мельтешили натянутые между ними провода. В детстве Гене нравилось представлять, сидя в машине или поезде, как по проводам, вровень с окном, бежал воображаемый человечек. Сквозь отражение света холодных вагонных ламп можно было видеть другой - теплый, уютный свет в окнах проносившихся мимо домов. Низкие деревянные постройки то появлялись, то снова исчезали за покрытыми снегом деревьями. Несмотря на то, что Гене, из-за его способности притягивать Мурав, приходилось постоянно быть в пути, ему нравилось путешествовать по вечерам на поездах. Было в этом что-то... уютное. Как будто едешь домой. Его остановка была следующей. Это оказалось кстати, потому что один из Бабушкиных Платков уже обратил на Гену внимание и целеустремленно пополз к нему по перекладинам багажной полки. Гена нехотя поднялся и, крякнув от натуги, вскинул рюкзак на сидение, чтобы влезть в лямки. Поезд уже начал тормозить, заставляя сонные тела других пассажиров покачиваться в такт движениям машины. Перед тем, как выйти, Гена как бы невзначай толкнул рюкзаком одного из задремавших пассажиров, мужчину средних лет - Платок уже опустился ему на плечи и подбирался к лицу. Грубо, конечно, и Гена извинился, но зато встрепенувшийся мужчина выпрямился, стряхивая Мураву на пол. Дорога от остановки до деревни - на деле это, само собой, был полноценный поселок городского типа, но для Гены он навсегда останется деревней, старой-доброй и родной - проходила через лес. Единственный фонарь, запорошенный снегом, едва освещал часть тропы. Ночь выдалась тихая, ветра не было, и крупные снежинки медленно опускались на землю. Вдалеке был слышен шум уходящего поезда, со стороны деревни раздавался одинокий лай собаки, да еще скрипел снег под тяжелыми шагами Гены - остальные звуки полностью поглотила зимняя ночь. Деревья плотными темными стенами окружили дорогу, уже за первой линией высоких сосен едва ли можно было что-то разглядеть, но путешественнику почудились несколько тускло мерцавших огоньков где-то в глубине леса. Гена знал, что волков тут не было, слишком много шума производили люди и их техника, да и нет в чаще источника света, который бы отражался в глазах животного. Верно, какие-то Муравы: Светлячки, которые заманивали заблудившихся путников все дальше в лес прежде, чем облепить, словно туча гнуса, и начать высасывать силы; или даже большая, в человеческий рост Мурава, прозванная в народе Бабой Ягой, умеющая не только подмигивать из темноты глазками-огоньками, но и издавать на частоте, слышимой человеческим ухом, звук, напоминающий крик “Ау” тонким, подрагивающим старческим голосом. Гена извлек из кармана куртки пачку “Беломор-Канала” и закурил. Едкий дым этих сигарет отпугивал практически всех Мурав, и все вещи и одежда Гены, а также он сам уже давно насквозь пропахли запахом “Беломора”, что помогало отвадить особенно неприятных спутников. Войдя на территорию поселка, Гена свернул по широкой улице к единственной местной больнице. Деревянное здание явно недавно перекрашивали, однако влажность плохо сказалась на фасадах, которые уже давали трещины. Свет горел сейчас только в небольшой пристройке, где жил сам местный врач и ночевали дежурные фельдшеры. Гена остановился докурить возле урны, стоявшей перед самым порогом больницы. Кто-то из местных не поленился дойти сюда, чтобы выбросить прямо в урну мешок с мусором. Около неё на земле лежало несколько окурков, однако при ближайшем рассмотрении они тоже оказались Муравами - местность здесь была весьма богата на этих существ. Неудивительно, что тут родился такой человек, как Гена, который притягивал к себе Мурав с самого младенчества; а может, все было наоборот, и это Гена привлек сюда Мурав со всего леса. Муравы, расположившиеся возле урны и похожие на окурки, имели какое-то мудреное название, но на слэнге ведунов назывались просто Бычками. Они питались табачным и другим дымом, но не любили холод, обитая в основном в подъездах и на лестничных клетках старых зданий, а тут решили устроиться, наверное, от голода. - Поищите себе лучше местечко потеплее, - тихо произнес Гена, тыча в кучу Бычков носком ботинка. От прикосновения Муравы тут же рассеялись, превратившись в легкий дымок, похожий на табачный - улетели искать себе более спокойное место. - Опять сам с собой разговариваешь, Генка-сан? - спросил задорный голос со стороны двери в дом. Гена поднял взгляд и радостно улыбнулся. Прозвище это он не слышал уже больше полугода, с тех самых пор, как последний раз останавливался в этом доме, чтобы найти приют, ночлег и приятную компанию. - Здорово, Андрюх! - воскликнул он. Уже несколько минут, объятий и дружеских подколов спустя, Гена сидел в крошечной кухне больничной пристройки, разбирая рюкзак, пока его старинный приятель и бывший одноклассник Андрей Шинов ставил на плиту чайник. - Рассказывай давай! - потребовал он, и Гена даже удивился, насколько он был бодрым посреди ночи. - Ты же опять на биофак уезжал поступать? И как? Смотрю рюкзак уже при деле, который мы тебе подарили! - Да... - Гена расстроенно махнул рукой, - не прошел опять. Они в этом МГУ просто звери со своей математикой... - Ох... ну, не расстраивайся, Бог троицу любит! - оптимистично заметил неунывающий Андрей, вываливая в поставленную на плиту сковородку вареную картошку с котлетами. - А я вот теперь за доктора, наш терапевт, Александр Васильевич, совсем слег, уже на пенсию давно пора. Так что я-то фельдшер, конечно, но пока исполняю, так сказать, обязанности, пока нам не пришлют кого-нибудь еще. - Молодец, - одобрил Гена. Его друг всегда был деятельным и доброжелательным, и местные его любили. - То-то смотрю ты прямо остепенился, даже не куришь на рабочем месте. - Как ты...? А, точно, ты ж у нас с чуйкой. Ну да, СанСилич сам знаешь какой, может и оштрафовать. Но здесь-то можно, да и ночь... в общем, не парься, а лучше ешь давай, а то остынет. После сытного ужина Гена отогрелся и расслабился, и в сон потянуло еще больше. В комнате было тесно и уютно, приятно пахло едой, деревом, старыми вещами, впитавшими в себя годы и годы жизни нескольких поколений своих владельцев. Это был запах дома, и на душе Гене было и тепло, и грустно одновременно. В голове начали тесниться воспоминания про то, как в детстве они с Андреем рассматривали вместе диковинных Мурав, которых Гена всегда находил с удивительной легкостью, про ту зиму, когда он получил свое прозвище (вопреки мнению большинства знакомых, приставка «-сан» к имени Гены имела гораздо больше отношения к слову «сани», нежели к японскому суффиксу), про школу и про родителей. Однако на все эти мелькавшие в голове картины, навеянные обстановкой и усталостью, Гена старался смотреть как бы со стороны, чтобы не так болезненно было уходить и в который раз оставлять это за спиной. Хотя теперь тут, наверное, только Андрей и ждал Гену и его необыкновенные гостинцы из странствий по стране. Сморенный ужином и собственными мыслями, Гена начал было клевать носом, однако Андрей, которому не терпелось посмотреть на диковинки, привезенные другом, растормошил его. - Ладно, освобождай стол тогда... И свою долю неси, - сказал Гена, развязывая рюкзак. Вскоре на столе вместо грязных тарелок оказались предметы их нехитрого бартера. Андрей принес коробку сигарет “Беломор-Канала”, которые продавали в местном магазинчике. Этот “Беломор” был особенным - каждую сигарету барыга из поселка ради одному ему понятной финансовой схемы наполовину заполнял сушеными лесными травами, о составе смеси которых судачили, но не знали наверняка. Однако Гена знал точно - это была Мурава, которая так и называлась среди ведунов, “трава-мурава”. Её запах был едким для Мурав и отпугивал других подобных созданий. Именно такие сигареты и курил Гена, а также продавал другим ведунам, которых встречал. Рядом с сигаретами Андрей с громким стуком поставил на стол бутыль с мутноватой жидкостью. По виду она напоминала самогон, однако это было правдой лишь наполовину - и здесь не обошлось без местных ягод, на которых настаивал свою продукцию дядя Андрея. Эта жидкость Мурав наоборот притягивала, а также помогала излечиться от некоторых вызванных ими заболеваний. Целебный самогон был в своем роде диковинкой и легендой поселка, однако Гена старался как мог скрывать суть напитка и всячески опровергать его свойства - в деревне и так хватало проблем с алкоголем. - Ну, покажи, что у тебя на этот раз? - Андрей даже заелозил от нетерпения на стуле. - В этот раз мало, - сказал Гена, выкладывая свертки и пакеты на стол, - мой второй рюкзак украли, когда я ночевал на автобусной остановке. Андрей сочувствующе охнул. - Ладно, пока вот, тебе должно понравиться, - сказал Гена, выкладывая перед Андреем свой телефон. Молодой врач завороженно уставился на аппарат. - Ничего себе! От трубы вообще не отличить! - Да нет же, - улыбнулся Гена, - Мурава внутри. Она называется Юра или Юрка и обитает в потоках информации. Вместе с ними она может путешествовать между приборами - например, между двумя телефонами - и переносить информацию с собой. - Это, конечно, здорово… - произнес Андрей с некоторой долей скептицизма. Было даже странно, что после стольких лет дружбы с Геной и всех тех диковинок, которые ведун ему приносил, у Андрея еще сохранилось способность сомневаться. - С помощью Юрки можно передавать сообщения с телефона на телефон бесплатно, - ухмыльнулся Гена. Тут уже скептицизм Андрея сдался под напором зависти. - Что, серьезно? Совсем деньги не списываются? - Совсем. - А мне можешь передать этого… Юрку? - К сожалению, нет. Мне это установил знакомый ведун, Оператор, только он знает, как сделать так, чтобы Юрка стал и в твой телефон заходить. К тому же, через некоторое время Юрка становится более жадным и начинает есть информацию, которая хранится в телефоне. - Это как? Лицо Гены сделалось печальным. - Он удалил мне «Змейку». Андрей сочувствующе вздохнул, но, судя по взгляду, зависть к Гене как обладателю таинственной приносящей халяву силы не собиралась его отпускать, поэтому ведун решил разрядить обстановку подарком. - А это вот держи, тебе! Очень, между прочим, полезная вещь. Можно сказать, от сердца отрываю, - ухмыльнулся Гена, указывая на продолговатый предмет, завернутый в газету. Андрей с нетерпением - даже язык закусил - принялся разворачивать сверток. Внутри оказалось небольшое, в предплечье толщиной трухлявое бревнышко. В тусклом свете пыльной лампочки оно бледно сверкало, будто обсыпанное золотистой пылью. - Эта Мурава называется Друг Походника или Походный Очаг, - принялся рассказывать Гена, попутно роясь в кармане, - она поедает кору и древесину упавших деревьев, а пока никакое дерево поблизости не упало, ждет в виде вот такой пыли в трухе и древесной подстилке. - Здорово рассказываешь, - заметил Андрей, довольно улыбаясь; его расположение всегда было легко купить, да и в целом он был человеком искренним и отходчивым, - тебе бы самому лекции в универах читать, а ты из-за какой-то математики... Ладно, извини. А почему друг-то? Гена как раз успел достать из кармана коробок спичек, положил одну на бревнышко и пощелкал над ней пальцами, чувствуя себя при этом заправским фокусником. Спичка тут же вспыхнула, и весело взметнувшиеся вверх язычки пламени за несколько секунд оставили от нее только небольшую горсть пепла. Серная головка осталась лежать рядом, абсолютно нетронутая. - Когда Мурава поедает дерево, она принимает форму огня и даже выделяет тепло. При этом видишь, кроме дерева всё остаётся нетронутым, можно даже ботинки сушить, и они не загорятся. Мурава реагирует на резкие звуки вроде треска – так она находит недавно упавшие деревья и начинает их поедать. Поэтому просто потрещи над ней чем-нибудь или пальцем пощелкай, и будет тебе огонь. Даже мокрые дрова ест. Можешь и в доме ее зажигать, искр она не дает, только положи ее на что-нибудь типа подноса. На мгновение Гена погрузился в воспоминания о десятках вечеров и ночей, которые освещал и согревал для него верный походный очаг. Даже в дождь, укрывшись курткой, было уютно сидеть возле такого огня, слушать, как трещит поедаемое Муравой дерево, и смотреть на ее кроткое пламя. - Вот это вещь! Спасибо! – от души поблагодарил Андрей. – У нас даже весной морозит, ну ты и сам знаешь. А еще что есть? - Только вот, - указал Гена на последний гостинец, - тоже штука забавная. Забавной штукой оказалась VHS кассета в потрепанной картонной обложке. Такие были, наверное, в каждом доме, перекочевавшие из рук в руки с десяток раз, неизменные спутники детства их поколения. Андрей с интересом достал кассету и покрутил в руках – наклейки на ней тоже не было. Наверное, запись с телевизора, словно застывшее в янтаре насекомое, навсегда запечатлевшая на себе отпечаток своего времени - не только фильм, но и стремительно устаревавшую рекламу и анонсы новостей. - Это вообще такая, полу-легенда, - сказал Гена, - я сколько других ведунов встречал, половина верит в эту Мураву, а половина говорит, что это миф. Эта штука называется по латыни Memerabilis forgetta, а по-простому – Тот Самый Фильм. У всех же есть фильм из детства, который мы смотрели постоянно и уверены, что он существует, но вспомнить его никак толком не можем. - Да-да! Точно, помнишь мы смотрели фильм про собак, которые раскрывали преступления! – сразу же воодушевился Андрей. – Я потом сколько искал, пытался вспомнить, народ расспрашивал, никто про такой фильм ни разу не слышал, а у меня название из головы вылетело… - Во-во. Так вот, по мнению нескольких ведунов, с которыми я разговаривал, по крайней мере в части таких кассет живет Мемерабилис, и питается эта Мурава вниманием и воспоминаниями. Ей нужно, чтобы на нее смотрели. Пока человек сидит за фильмом, она постепенно подъедает его воспоминания об увиденном, так, что человек очень быстро забывает, о чем вообще было кино. И смотрит его снова, опять становясь жертвой Муравы. Ведун, который подарил мне эту кассету, говорил, что спасался ей от скуки, когда нес вахту на кордоне за полярным кругом. - А что он там делал? – спросил любопытный Андрей. - В заповеднике каком-то на Белом море работал, заодно изучал тамошних Мурав. С собой звал, между прочим, - похвастался Гена, которому идея отправиться изучать северных Мурав в живописные сосняки Заполярья очень импонировала. - В общем, смотри на свой страх и риск, - заключил ведун, устало разваливаясь на стуле. - Спасибо! А она на мозги не влияет? - Да вроде нет… мне ведун сказал, что это какой-то детский фильм, правда он не помнит, какой, понятное дело... - О, вот моей племянницы такое точно бы пригодилось, а то она егоза та еще. Спасибо тебе кстати за те конфетные часики, они и правда ходят до сих пор! Она их конфетами кормит, они теперь для нее как домашнее животное. - Пожалуйста… - Андрей еще увлеченно рассматривал свои новые приобретения, но глаза Гены уже начали слипаться окончательно. Его уже давно не утомляла дорога, ставшая такой же неотъемлемой частью его жизни, как солнце или способность дышать, но сегодня он был в пути почти весь день, и с каждым мгновением противостоять сну становилось все сложнее. - Слушай, Андрюх, я спать, - сказал Гена, и в подтверждение его состоянию рот сам собой растянулся в широком зевке. – Где мне можно упасть? Андрей постелил Гене в ординаторской на диване. Ординаторской это называлось весьма условно – просто комната в пристройке, принадлежность которой к больнице выдавал только макет человеческого скелета, выглядывавший из шкафа, и ящики с одноразовыми шприцами. Прежде, чем оставить Гену спать, Андрей сунул ему пару тысячных купюр (“извини, дружище, больше никак, сам понимаешь”) и спросил, сможет ли он завтра помочь его соседке Дарье Владимировне – она постоянно жаловалась на то, что вещи в ее доме меняются местами, хотя она не помнит, чтобы их переставляла. - Она вообще на удивление бойкая старушка, так что, может быть, это по твоей части, - сказал Андрей, а Гена, уже слишком уставший, чтобы что-то объяснять, только кивнул, сопроводив это движение головы еще одним зевком. Скорее всего у этой Дарьи Владимировны завелся Барабашка - довольно типичная Мурава для старых деревенских домов. Она любит есть хлебные и прочие крошки и кусочки еды, оставшиеся на столе или в шкафах, и может вполне осознанно и даже аккуратно двигать банки, пачки и другие предметы, под которыми может найтись ее еда. Один знакомый ведун, который жил в старом доме, оставшимся от его бабушки, тоже имел у себя Барабашку - Мурава жила в доме очень давно, имела кличку Кузя и даже была обучена ставить предметы на место после своих ночных вылазок за объедками. Знакомый Гены все хотел научить ее вытирать пыль, но это было уже непосильное задание для примитивного существа. - Спокойной ночи, - сказал Андрей, собираясь вернуться в основную часть больницы на остаток дежурства, - ты когда дальше в дорогу? - Да завтра вечером, наверное, - устало махнул рукой Гена. Лежа на диване и глядя в деревянный потолок дома, Гена, которого стремительно смаривал сон, думал о том, что вот еще одна остановка в его бесконечном пути подходит к концу. Оставаться в деревне дольше - приманить сюда Мурав со всего окрестного леса. А значит, завтра ведун Генка снова закинет на плечи свой походный рюкзак, попрощается с единственным оставшимся другом и снова сядет на последнюю электричку. А вот на какой остановке он теперь сойдет, Гена еще и сам не ведал.