Bizzare

Просыпаюсь от чужеродного звука, так похожего на дребезжание прогнившего автомобильного мотора. Еще несколько минут требуется, чтобы наконец открыть глаза и осознать, где я. Франция, замок, девушка-Миша на каблуках, адского вида собаки, холодный ливень, свежие простыни на новой кровати...Ноги после беспокойного сна едва держат и меня шатает, я путаюсь в одеяле и чуть не падаю прямо на остывший за ночь пол. Источник ужасного звука я нахожу довольно быстро. Это Макс, он стоит в ванной, прислонившись покрытым испариной лбом к зеркалу, пальцы рук побелели, с такой силой он вцепился в умывальник. Его спина ходит ходуном, словно живет отдельной от хозяина жизнью, а серые пижамные штаны мокрые от пота и прилипли к ногам. Он не может сдержать сухой кашель, который стремительно вырывается из горла с кошмарным рвущим звуком. Я вижу, что воздуха Максу катастрофически не хватает, его плечи дергаются, словно обрубленные крылья. Он тщетно пытается вздохнуть полной грудью, но это усилие лишь вызывает очередной приступ кашля. - Друг, ты в порядке? - он вздрагивает от звука моего голоса и резко поворачивается. На секунду мне кажется, что он не понимает, где он и кто перед ним, но еще через мгновение мутный взгляд приобретает четкость. Кашель внезпно прекращается, а Макс, автоматически улыбнувшись мне уголком губ, кивает и прижимает руку ко рту. - Да...Да, я сейчас... - он делает шаг вперед, еще один, а потом вдруг судорожно и хрипло вздыхает, спотыкается и оседает бесчувственным комком к моим ногам. Я лишь успеваю схватить его за плечи, еще секунда и он виском приложился бы о борт ванной. Я вижу белки его закатившихся глаз, в моей груди отражаются неровные и слишком сильные удары его сердца. Хриплое, тяжелое дыхание и такое горячее, слишком горячее для здорового человека тело. Становится страшно, но адреналин придает сил. Несколько секунд, чтобы подхватить его на руки. Еще несколько секунд, чтобы дойти до кровати. Его кожа мокрая и скользкая, от него палит, словно от печки, и меня тоже кидает в жар. Голова Макса беспомощно откидывается назад, когда я поднимаю его с пола, и я замираю от ужаса. Черты его лица болезненно заострились, а на шее лихорадочно бьется тоненькая жилка. Медные, потемневшие от пота волосы на ослепляющей белизне подушки. Я чувствую во рту ржавый привкус и понимаю, что сильно прикусил губу. Я замираю, не находя в себе сил отвернуться, я боюсь уйти, но как только в голове появляется "Он умирает? Что мне делать?", я срываюсь с места и как есть, босиком, в одних только хлопковых брюках несусь по коридорам, выкрикивая имя Миши. Видимо, что-то в моем голосе такое есть, что она уже бежит мне с кухни навстречу, растрепанная и встревоженная, стягивая фартук через голову. Я нахожу в себе силы прошептать: "Макс упал в ванной! Он так дышит, так тяжело дышит! Миша...Миша, он там, на кровати. Он там..." и вот уже она бежит к нашей комнате, крепко сжимая мою ладонь. В моей голове все эти долгие минуты безумно пусто, но затем ворох мыслей ослепляет. Я боюсь, что Макс сейчас умрет, а я ничего не успею сделать. Но почему он должен умереть? Я ведь даже не знаю, что с ним и почему он упал. Но мысль о том, что вчерашняя вечерняя пробежка под ледяным дождем не прошла без следа, приходит последней и у меня почти нет сил, чтобы успокоиться. Я лишь опускаюсь на пол, сжимая пальцы в крепкий замок, и беспомощно наблюдаю за Мишей. За тем, как она прикасается губами ко лбу неподвижного и такого бледного Макса, как прижимается щекой к его груди, слушая дыхание, как прижимает два пальца к запястью, считая его пульс. Она выглядит такой собранной, немного резкой, но решительной и уверенной в себе, и ее сила передается мне. А затем она кому-то звонит и что-то быстро говорит по-французски, куда-то исчезает и появляется с аптечкой. Поворачивается ко мне: - Ал, с ним все будет в порядке, но у него сильный жар. Скоро приедет врач, поверь, он бывал здесь не раз и знает свое дело. Вот, - она протягивает мне пузырек с какой-то зеленоватой мазью, пахнувшей ментолом. - Это облегчит его дыхание, нужно лишь растереть грудь и спину. Займись этим, потому что я сейчас спущусь вниз, - она трогает меня за плечо, чтобы я поднял на нее взгляд. - Ведь я, между прочим, вам кексы к завтраку пекла, еще чуть-чуть и они сгорят, а я не намерена этого допускать. Да не смотри ты на меня так, словно я дьявол во плоти! Я уйду, но с Максом ничего не случится, а ты останься и когда он придет в себя, дай ему две этих желтых таблетки. Обязательно проследи, чтобы он запил их целым стаканом воды. Ты меня понял? - она говорит все это как-то слишком мягко и медленно, словно разговаривает с ребенком, но я чувствую себя настолько уставшим, что не нахожу в себе сил как-то ответить. Видимо, выражение моего лица такое, что со мной нельзя говорить иначе. Хорошо. Да, да, хорошо, я все сделаю. Я киваю и она, сжав напоследок мою руку, уходит, а я опускаюсь на кровать Макса. У меня дрожат руки, потому что он выглядит таким слабым и беззащитным. Таким бледным. И я действительно боюсь, что с ним что-то случится. А я ведь даже насчет матери так не переживал, хотя видел, как она угасает день ото дня. Но я никогда не боялся и не сожалел, а теперь... Я зачерпываю пальцами мазь и, подождав несколько секунд, чтобы она нагрелась, растираю Макса. Его кожа действительно горит и он мелко дрожит. Я чувствую, как у меня в груди разрастается комок, который подбирается к горлу и мешает нормально дышать. Его ресницы дрожат и я чувствую, что мои глаза тоже наполняются слезами, которые могут пролиться в любой момент. Когда с мазью покончено, я отхожу к окну и курю в приоткрытую форточку, словно школьник, ни на секунду не отрывая взгляда от Макса. Мне кажется, что проходит вечность, прежде чем приходит врач. Ему лет 50, он высокий и худой, а в его глазах сосредоточена вся мировая усталость. Вопреки моим ожиданиям, на нем нет белого халата, он одет по-домашнему удобно. Кожаные ботинки на шнуровке, немного потертые джинсы и синий свитер под горло, который на локтях весь покрыт катышками. Он несколько минут слушает, как Макс дышит, стучит пальцами ему по груди, зачем-то щупает предплечья и давит двумя пальцами на живот. Макс все так же не реагирует и все так же дышит невпопад. После врач что-то пишет у себя в потрепанном кожаном блокноте, черкает что-то на клочке бумаги и протягивает Мише, которая все это время почти так же напряженно, как и я, следит за его движениями. Врач поднимается с постели, устало массирует переносицу и что-то долго объясняет Мише вполголоса, она внимательно слушает, кивает и задает вопросы. Когда с объяснениями покончено, врач собирает личные вещи и жмет мне руку на прощание, ободряюще улыбается. У него сухая кожа и крепкие короткие пальцы. Когда он уходит, Маша быстро переводит мне их разговор. - ... сказал, что ничего страшного. Это обычная простуда и Макс быстро поправится. Просто сказалась усталость после дороги, да вы и не поели толком, когда приехали. А еще этот дождь! Ох Ал, зачем вы понеслись вчера на улицу раздетые? - она смотрит на меня с укором и легкой усмешкой и я устало выдыхаю. - Два идиота потому что, - я устало вздыхаю. С Мишей легко, словно мы знакомы уже годы, а никак не второй день. Я делаю себе зарубку на память купить что-нибудь приятное для нее, в благодарность за помощь. - Спасибо, Миш. Если бы не ты... - Прекрати, - она отмахивается от моих сбивчивых слов благодарности. - Слушай, у Макса сейчас температура под 40 и ее нужно сбить, так что попробуй растормошить его, пожалуйста, он должен выпить таблетки, - она уходит, пообещав принести мне что-нибудь поесть, потому что я не горю желанием оставлять Макса одного. И только когда Миша выходит за дверь, я тихонько трясу его за плечо до тех пор, пока он со стоном не открывает глаза. - Выпей, - я протягиваю другу таблетки и стакан воды, а он молча пьет, затем откидывается на подушки, рассматривая меня из-под ресниц. Даже находит в себе силы выдавить усталую усмешку. - Идиот. Я думал, ты умрешь, - шепчу я. - Я тебя не брошу, не бойся, - хриплый сухой шепот. Слабое движение ладони и я перехватываю его пальцы, крепко сжимая, отчего он шипит сквозь зубы, затем снова кашляет, а затем стонет, схватившись за ребра. Когда кашель затихает, он устало закрывает глаза. А я сижу рядом, до тех пор, пока не вижу, что его дыхание выровнялось. Только тогда я обнаруживаю на подоконнике поднос с теплой едой. Кофе, яичница с луком и большой кекс, посыпанный миндалем. *** Макс во сне дрожит и перекатывается с боку на бок. Я вздрагиваю каждый раз когда он начинает сухо кашлять. Если бы кто спросил меня, что я чувствую сейчас, сидя вот так с ним рядом, я бы не смог ответить. Тревога, нежность, почти материнское или же братское беспокойство. Не выдержав, спустя час я спускаюсь к Мише, которую нахожу в одной из комнат на первом этаже. Она кормит собак и меняет им воду. Замечает меня и некоторое время просто смотрит на меня, словно пытается понять, о чем я думаю. - Как он? - Выпил таблетки и уснул. Только по кровати мечется и кашляет, - я вздыхаю. - Ему станет лучше, не переживай, - она ободряюще мне улыбается и я возвращаю улыбку. - Ты хороший друг, Ал. Хотела бы я, чтобы за меня так же переживали, - но я отмахиваюсь от нее и она меняет тему. - Кстати, я сейчас буду продукты заказывать, вам что-нибудь нужно? - я киваю, вспомнив, что пока сидел там рядом с Максом, то докурил все сигареты. А потом прошу еще мармеладных мишек и зефир в шоколаде. - Ты сладкоежка? Как тебе кекс, кстати? - я смеюсь. - Очень вкусный, спасибо. И нет, я по сладкому не очень, но когда нервничаю, то помогает. Я сейчас себя чувствую так, как будто по мне стадо гиппопотамов пробежалось. Я ведь проснулся от его кашля, нашел его в ванне, а потом он просто упал к моим ногам. А я стоял, как идиот, и не знал, что делать, - я вздыхаю и тру виски. - Перестань. Ты сделал все, что мог. Да к тому же и мне приятно, что есть о ком позаботиться. Без Нокса тут пустовато стало. И вообще, мне нужно позвонить, а ты, если хочешь, можешь еще кексов на кухне взять. И я заварила чай, - я благодарно киваю, потому что не могу сказать, что мне сейчас кусок в горло не лезет, но чай забираю и поднимаюсь наверх. В комнате пахнет ментолом и почему-то солью и от этого запаха кружится голова. Я устало опускаюсь на пол, зарываясь руками в густой ворс и откидываю голову на кровать Макса. Помню, когда я болел в детстве и пропускал школу, мама сильно ругалась. "Ты опять не надел шапку, сколько раз повторять можно? Идиот! Мне совсем не до беготни по аптекам. А теперь нянчись тут с тобой!" Но она нянчилась и отпрашивалась с работы, чтобы сбегать за леденцами от горла. Вливала в меня литрами чай с лимоном, такой кислый, что скрипели зубы. А однажды, когда я чуть не заработал себе воспаление легких и кашлял еще хуже, чем Макс, поила меня коньяком с медом и сливочным маслом. Совсем чуть-чуть, но это была адская смесь и я довольно быстро выздоровел. Может от гордости за то, что пил алкоголь, пусть и так мало. А когда я сказал, что меня уже тошнит от чая с лимоном, она обругала меня с особым чувством, а потом принесла имбирный чай и еще малиновое варенье. А потом оставалась в моей комнате, забираясь в мое кресло с ногами и слишком часто трогала мой горящий лоб своей ледяной рукой. Читала вслух сказки Гримм, потому что сам я из-за боли в глазах читать не мог. Потом ругалась снова, "ну как так можно, Алекс? Ты меня в могилу загонишь!" Но оставалась спать прямо там, в неудобном кресле, чтобы наутро жаловаться, что это из-за меня у нее болит спина. Утром она опять трогала мой лоб , поджимала губы и убегала на работу только обеспечив меня запасом чая в термосах, которых хватило бы на четверых...Она была хорошей, моя мама. И ей пришлось стать сильной, когда собственные родители выставили ее за дверь с годовалым мной на руках. Отец от нее ушел, наплев что-то про поиски смысла жизни, а она даже не держала на него зла. "Он просто такой, Алекс. Он со мной задыхался. И ты чем-то похож на него. Но не смей бросать меня так, как он!" Говорила она это с легкой грустью в голосе и я почему-то даже не мог толком злиться на незадачливого отца. Когда Макс просыпается, я приношу ему куриный бульон, который сделала Миша, когда привезли продукты. Она отдает мне сигареты и сладости, а потом почему-то втискивает в руку немного пыльную бутылку вина с выцветшей этикеткой. - Бери-бери, хоть расслабишься, а то ты весь на иголках. Только поешь что-нибудь, чтобы не пить на голодный желудок, - и я поспешно ретируюсь, чуть не обронив напоследок "спасибо, мам". Макс ест медленно и у него дрожат руки, но на мое предложение покормить его с ложечки он награждает меня таким взглядом, что я предпочитаю заткнуться подобру-поздорову. Одно радует, если он способен корчить такие рожи, значит действительно быстро поправится. - Все, не могу больше, - он отодвигает поднос с тарелкой на край кровати и тяжело откидывается на подушку. - Спасибо. Ты сам-то поел? - Миша делала кексы, так что да. Вкусные кексы, кстати, апельсиновые с миндалем. Но ты их не получишь, будет тебе наказание за обмороки твои глупые. За то, что напугал меня до чертиков. Макс насмешливо выгибает бровь: - Что, никто еще не падал ниц перед тобой, о мой благородный рыцарь? - Ох, заткнись! А еще раз так упадешь беспомощной безвольной кучкой, то я воспользуюсь случаем и надеру тебе задницу, - Макс улыбается в ответ, а потом ежится, словно от холода. - Я замерз. - На тебе три одеяла, идиот. Ты там зажаришься скоро. - Почему на мне три одеяла? - Потому что ты просил и стонал, что тебе холодно, да еще зубами клацал, - огрызаюсь я, однако встаю и опускаюсь на кровать рядом с ним. Он тут же обвивает меня рукой, располагаясь удобнее и вынуждая меня опуститься еще ниже и устроиться на его груди. Температура у него снизилась, однако он по-прежнему словно печка. Я слушаю его сердце, которое уже не колотится больной птицей о ребра, а спокойно и привычно себе стучит в обычном ритме. - Слушай, Ал... Спасибо, что оказался рядом, - шепчет Макс, а я в ответ киваю. Куда же я денусь? Он остался единственным человеком из прошлого, с которым я был счастлив находиться рядом. Мне комфортно и приятно лежать вот так рядом с ним и я расслабляюсь. Тревога и страх, наконец, отступают и я лежу так довольно долго, считая про себя удары его сердца, пока не чувствую, что дыхание Макса стало более глубоким. Уснул. Я аккуратно высвобождаюсь из его объятий, поправляю одеяла и выхожу из комнаты, прихватив с собой вино и сигареты. Почему-то мне жизненно необходимо оказаться вне четырех стен и я решительно натягиваю пальто и даже обматываю вокруг шеи шарф, боясь вот так же свалиться с кашлем, как Макс. *** - Тео. - Привет. Рад слышать твой голос. - Разве мой голос особенный? - Видимо для меня особенный, Ал. - Льстец. - Нисколько. У тебя что-то случилось? - Ммм. С чего ты это взял? - Всего лишь спрашиваю. Так случилось? - Можно и так сказать. Макс сегодня упал в обморок прямо к моим ногам. - Вот как. - Да, мы бегали вчера под ливнем и он заболел. Я так испугался, Тео. Я уже и забыл, каково это. Не мог оставить его, пока он спал. - Вы живете вместе? - Н-нет. Просто мы остановились кое-где и нам выделили комнату одну на двоих. Там такой здоровский ковер с пушистым ворсом. - Я тоже люблю такие ковры. Можно читать на полу и будет тепло. Погоди, я закурю. - Я тоже тут курю. И пью богемное вино прямо из бутылки. - Почему богемное? - Ну, оно выглядит дорогим, такая странная этикетка. - А на вкус? - А на вкус вино как вино. Я не большой специалист по винам, но могу отличить белое от красного. - Я бы ужаснулся этому факту, но из твоих уст это звучит довольно мило. Так что, ты пьешь совсем один? - Совсем один и вокруг ни души. - Я бы хотел составить тебе компанию. - А что еще? - Хотел бы быть на месте Макса и чтобы ты беспокоился за меня. Хотел бы спать в одной комнате и вместе читать, лежа на полу. - Звучит здорово. - Да. Надеюсь, это было бы лучше, чем просто здорово. - Скажи что-нибудь еще. - Разве все это время я не говорил что-нибудь? - Нет, я имею ввиду...Что-нибудь личное. Что-нибудь, что ты рассказываешь не всем. Но без чего ты - не ты. - Любишь чужие секреты? - Ну, ты же спрашивал про скелеты в шкафу когда-то. - Хорошо...Дай собраться с мыслями. Пожалуй, есть кое-что, что я хотел бы тебе рассказать и о чем знает всего несколько человек. Но я бы хотел рассказать это, когда мог бы видеть тебя прямо перед собой. - Но ты не можешь, поэтому говори сейчас. Я достаточно пьян, чтобы выдержать любой, даже самый гнусный секрет. - Это не гнусный, но очень грустный секрет. Ты уверен, что тебе недостаточно потрясений на сегодня? - Хотел бы, чтобы всем этим потрясениям был причиной ты. Так что да, недостаточно. - И как тут устоять? - Хватит смеяться и говори уже, не томи. - Ну, ты когда-нибудь думал о смерти? - О своей или вообще? - О своей. - Думал. Пожалуй даже слишком часто. - Но раз ты по-прежнему здесь, значит решил в пользу жизни. - Смерть слишком однозначна, а я уж слишком жаден до новых впечатлений. - А я должен был умереть 10 лет назад. - Что значит, должен был умереть? - У меня был врожденный порок сердца. И однажды стало совсем плохо и меня положили в больницу. Искали донора сердца, но подходящие сердца на дороге не валяются, знаешь ли. И мне осталось совсем недолго, я уже писал предсмертные записки семье, друзьям и знакомым. - Боже... - А потом, когда стало ясно, что донора нет, то все мои знакомые сдали анализы, чтобы проверить, может у кого-то из них сердце как раз подойдет. Я тогда ужасно взбесился. Как они собирались это провернуть? Дать свое сердце напрокат? Нет, если бы я смог жить, значит кто-то должен был умереть. - Кошмар. - Это не самое страшное. Страшное - это то, что подходящее сердце нашлось. - ...Кто? - Это оказался человек, который заменил мне отца. Он пришел ко мне и сказал об этом. Но я выгнал его. Сказал, что если мне суждено умереть так, значит так и должно быть. Я сказал, чтобы он уходил прочь и не смел даже предлагать. И он ушел. - Ушел? - Да. Ушел...А на следующий день вернулся. Он был таким бледным. У него дрожали руки и я тогда еще ничего не понял. Но он обнял меня. Он попросил прощения за то, что так все вышло. Я плакал, слушая его. А потом он надел мне на палец кольцо, которым очень дорожил. Сказал, что хочет, чтобы оно осталось у меня. И когда он закрыл за собой дверь, я услышал выстрел. И затем крики. Потом я отключился, не выдержало сердце. - Но ведь ты жив... - Да, я очнулся уже с огромной повязкой на груди, капельницей и датчиками по всему телу. Я все понял сразу, как очнулся. А потом мне рассказали, что на самом деле произошло. Он потратил прошедший день, чтобы за огромные деньги устроить так, чтобы он стал именно моим донором. Когда все было готово он попрощался, вышел за дверь и выстрелил себе в голову. Так что нужный мне орган достался мне в самом лучшем виде. Если бы я знал, что он собирался сделать, я бы убил себя раньше, чтобы он не смог. Но я не знал. - Он очень любил тебя, Тео. Я даже не могу представить, как сильно. Ты ни в чем не виноват. - Он любил моего отца. Поэтому он был в ответе за меня. Но это не отменяет того факта, что он принял решение за меня. - Это редкий подарок. И я вижу, ты принял его, если до сих пор жив. - Пожалуй, это меньшее, что я мог сделать...Ну что, такую историю ты хотел услышать? - Я даже не думал...И я вроде видел тебя без футболки, но не помню шрама на груди. - Это все пластика. Видно только если смотреть в упор. - Болит? - Нет. Тебе не противно? - Почему мне должно быть противно? - У меня внутри чужое сердце и из-за меня умер человек. - У тебя внутри уже твое сердце и тот человек сделал выбор сам. Я рад, что ты жив. Ты бы хотел, чтобы я обнял тебя сейчас? - Ал...У меня сейчас уже болит сердце достаточно, а все потому, что ты как раз НЕ можешь меня обнять. Не усугубляй. Ты слишком далеко. - Ммм...Вкусное вино, я уже почти допил. - Я слышу, у тебя голос стал немного хриплым. Ты домой-то один дойдешь? Или мне уже начинать беспокоиться еще и насчет этого? - Я ушел недалеко. Погоди, закурю. Кстати, какого черта ты куришь? - Играю со смертью, а ты как думаешь? - Недостаточно наигрался? - Тогда решение приняли за меня, сейчас я отдаю всего себя на волю случая. - Болван. - Ты такой же, дьяволенок. - Знаешь что, Тео? - Ммм? - Я сейчас очень сильно тебя удивлю, так что ты скажи сразу, может ли выдержать твое сердечко? - Ты всегда такой засранец или только когда пьешь богемное вино? - Хм, дай подумать. Определенно вино виновато в том, что я тебе сейчас скажу, но не виновато в том, что ты считаешь меня засранцем. Но сейчас ты будешь благодарен вину. - Ты меня пугаешь, Ал. - Тео... - Что, Ал? - Я во Франции. - Что?! Когда ты собирался сказать мне? - Я не собирался говорить тебе. - Ты не собирался говорить мне! Вот черт! Твою мать! - Откуда столько драмы? - Потому что я в России, Ал. - О... - Я...Я приехал сюда, потому что здесь могила отца. У него вчера был день рождения и я всегда езжу сюда в этот день. И я надеялся, что может получится встретиться с тобой. Я собирался спросить тебя об этом сегодня. Боже, а ты уже во Франции! - Я действительно не хотел говорить тебе, Тео...Тео, не молчи, пожалуйста. - Почему ты не хотел говорить мне? Ты боишься? - Да, да я боюсь. - Ты когда-нибудь был с парнем, Ал? - Никогда. - О Господи, Ал. Я...я возвращаюсь завтра утром. Мне нужно поспать несколько часов и я сразу поеду в аэропорт. - Пожалуйста, Тео... Я не знаю. Что я буду делать, когда увижу тебя? Когда ты будешь рядом? - Ты поймешь, когда увидишь меня. Но обещаю, я не сделаю ничего, чего бы ты сам не захотел. Хорошо? - Я...Слушай. Может, сделаем вид, что незнакомы и познакомимся заново? - Ты этого хочешь? Немного игры? - Почему бы нет? - Действительно, почему бы и нет? Ал? - Ммм? - Иди спать, пожалуйста. Засни так крепко, как только сможешь, а завтра я уже буду во Франции. Я еду домой. Я еще никогда не хотел быть дома так сильно. - Не уверен, что у меня получится уснуть. - Все-таки слишком много потрясений на сегодня, ха? - Да, очень много. Но это все вино. - Спокойной ночи, дьяволенок. - Спокойно, Тео. Черт, черт, черт, черт! От вина действительно кружится голова. От вина или от Тео? Все время, пока я говорил с ним по телефону, я лежал на огромной куче сухих бревен, которые обнаружил под навесом за замком. Рядом был амбар и я слышал фырканье лошадей, которые Миша обещала нам показать завтра. Над головой кружились облака, серебристые от света луны. Черт побери, как сильно бьется сердце. Как некстати кончились сигареты. Коктейль из эмоций бушует в груди. Предвкушение, абсолютное детское счастье, радость и всепоглощающий страх. Я говорил правду, я никогда не был с парнем и никогда не думал, что буду. Почему тогда я испытываю такое возбуждение, какого не было даже во время первых и таких желанных свиданий с девушками в старших классах? Это все вино и новая страна, не так ли? Или, может быть, новый я?