Поцелуи со вкусом кардамона

Эвен любит Исака. Пожалуй, даже слишком сильно. Настолько сильно, что кажется, будто грудную клетку разорвет ко всем чертям, а сердце, предательское сердце, которое заходится в бешеном ритме от близости с Исаком, вылетит наружу. Он любит так сильно, что это самое предательское сердце болит и будто сжимается до лилипутских размеров, когда Исака нет рядом даже пары минут. Близость с Исаком пьянит, дурманит и расслабляет почище любой качественной дури. И эту близость с парнем Эвен тоже безумно любит. Любит их секс — дикий, безудержный. И порой такой громкий, что наутро даже обычно кокетливый Эскильд, так любивший подшучивать над парнями, был на удивление тих и только смущенно отводил взгляд. А Нура и Линн еще долго краснели в их присутствии. Еще он любит просто лежать обнявшись в постели, наслаждаясь обществом друг друга и разговаривая о великолепных режиссерах, о своих собственных будущих фильмах, о всякой другой, порой совершенно незначительной, ерунде, иногда прерываясь на короткие и ленивые поцелуи. И Эвен, кстати, очень любит целоваться — медленно, лениво, «без напряга», так сказать. А еще он ведь любит Исака, верно? А целоваться с Исаком — это вообще одно из самых любимых занятий Эвена. И этому занятию, наверное, он готов был посвятить всю свою жизнь. И поцелуи с Исаком всегда отдавали кардамоном — пряностью, которую так любит мальчик, некогда покоривший сердце Эвена. И сырным тостом, которые каждое утро готовит Эвен для Исака, не забывая добавить тот самый кардамон. И больше никаких специй он не добавляет, как в тех тостах, которые они ели у Эвена дома, впервые оставшись наедине друг с другом. Эвен любит их общую с Исаком комнату — и плевать, что здесь шторы белые, а не, скажем, какие-нибудь желтые, так даже лучше. А общая она потому, что он уже буквально переехал к Исаку, перетащив в общежитие добрую часть своих вещей, и лишь изредка ночевал дома. И то, только из-за ворчания родителей. И, кажется, их общая (Эвену до безумия нравится это слово — «общая») комната уже буквально пропиталась кардамоном. И сам Найшейм, наверное, пропах этой пряностью. А еще лавандой от того дурацкого освежителя воздуха, который Эскильд в шутку подарил Исаку, а тот просто пожалел его выкидывать — подарок же! В подобные моменты школьник становится излишне сентиментальным.  — Кофе с кардамоном, а лучше чай, а еще лучше — ликер, — завороженно бормочет Эвен, перебирая мягкие светлые кудри Исака, не скрытые под капюшоном толстовки. — Пряник немецкий с кардамоном, наверное, вкусный. Как там его, — парень на секунду задумался. — «Лебкухен», кажется. Исак внимательно рассматривал парня, опасаясь уловить хоть малейшие признаки начала маниакальной фазы. Но Эвен говорил тихо, спокойно, никакой возбужденности ни в интонации, ни в движениях не было — он был расслаблен и улыбался искренне.  — Еще, кажется, если добавить кардамон в мясо, то оно получится вкусным, — задумчиво произнес Эвен, на мгновение замолкая, а потом перевел свой взгляд на Исака, который в данный момент так бесстыже пялился на него. Найшейм широко улыбнулся, обнажая свои клычки, и хитро прищурился, начиная говорить загадочным тоном. — А знаешь, что с кардамоном вкуснее всего?  — Что? — поинтересовался Исак, улыбаясь, заметив в голубых глазах Эвена озорные огоньки.  — Ты и твой поцелуй, — ответил парень и наклонился вперед, чтобы губами коснуться губ Вальтерсена. Эвен любит Исака. Пожалуй даже слишком сильно. Настолько сильно, что, кажется, готов умереть, лишь бы этот момент никогда не закончился. А он и не закончится. По крайней мере, пока они любят друг друга, пока сгорают от близости, пока, черт возьми, в их спальне белые шторы. И пока у них есть поцелуи. Поцелуи со вкусом кардамона.