Удовольствие быть активом

      Она никогда не казалась ему какой-то особенной. В Ней, может, и было что-то манящее, такое, что после слов про религию по спине бежали мурашки, но в основном Она была для него обыденной и скучной. Он начал привыкать к Ней и мыслям о Ней, ведь все только и говорили: «Вот, пожалуйста! Посмотри, что тебя ожидает в будущем!» Но он не тот человек, который мечтал о таком будущем.       Он словно жил в мире, который уже определили за него, а сам он был не властен над своею судьбой. На его очередных выступлениях Она всегда, словно верная девушка, ждущая своего парня из армии, сопутствовала его. Внутри Неё побывало немало людей, мужчин и женщин, но, даже несмотря на это, Поперечный был готов идти к Ней, пусть и силами посторонних людей.       Её стены всегда холодны не от печали, а от одиночества. Их некому согреть, поэтому у Неё есть люди, которым не всё равно и которые помогают Ей искать Новых. У них свои законы, незнание которых не освобождает тебя от ответственности.       Энтео много раз говорил Даниле, что тому стоит быть осторожнее, ведь он играл с огнём.       И да, Данила Поперечный именно такой человек. У него есть собственно установленные границы, по краям которых он часто гуляет, гастролируя и ведя обычную жизнь. Вероятно, спросив Вы у Неё, какой он, Она бы могла ответить: «Он сильный, умный, вежливый… Проплаченный Европой».       И их не связывало бы ничего общего, если бы именно не эта его любовь к риску.       Его не остановили шутки про мёртвых актёров и педофилию, так с каких пор его должны остановить люди с набитыми деньгами карманами и иконой в руках? Она знала это, и именно поэтому он пришёл к Ней.       Как приходили и многие другие.       Ещё около самого здания Данила понял, что всё будет не совсем просто. Формально, он шёл по протоптанной Соколовским дороге, что порой гложило его изнутри. Но не сейчас. Сейчас он скорее был в возбуждении и предвкушении.       На его руках были не золотые часы — ведь он никогда не любил затратные косплеи на патриархов — а лишь простые наручники. Под локти его схватили двое мужчин, как в этих ваших «братских»* фильмах, и вели к Ней.       Она была вершиной всего в этом месте, но Она не была уникальной. Таких, как Она, тут было полно, и лишь случай смог определить встречу Данилы и его тюремной камеры.       Постояв немного, он двинулся по направлению к Ней. Не подготавливая, он грубо ворвался в Неё, но это лишь из-за тех самых охранников, которым было важно знать, что они начали. После они сразу же ушли.       В Ней не было жарко и тесно, как это бывает обычно, напротив: внутри Неё было холодно и влажно, и это быстро давало напоминание о том, что в Ней было много мужчин. Он сделал первое движение — решетчатые двери заскрипели и щёлкнули. Он уверенно двинулся в Неё, прокладывая себе путь дальше. Та никак не отзывалась, чем рассердила Поперечного. Он сделал более грубое движение, садясь на кровать, которая сразу отозвалась протяжным скрипом от его напора.       В их головах было туманно, и он плохо понимал, как и из-за чего всё это вышло, но не останавливался. Думать сейчас хотелось меньше всего.       И лишь спустя время он понял, что в Ней уже был ещё один человек.       Усачев не двигался, видимо, удивляясь наглости непрошеного гостя.       Оба лишь переглянулись, ничего не говоря. Они были заняты своим делом, находясь в лёгком напряжении.       Никто из них не знал, кто кончит раньше, но Данила, как ни удивительно, собирался сделать это первым. И каждый бы на его месте, должно быть, решил так же. Руслан не выглядел как человек, которому нужно что-то доказывать. Скорее, как человек, рядом с которым не стоит ронять мыло.       Данила поднялся, не в силах смотреть на Усачева, и сменил позицию.       Ей, должно быть, нравился такой расклад событий.       Поперечный подошёл к решётке, скользнув по прохладному металлу своими пальцами, проводя ими вниз, насколько хватило длины его рук. Усачев лишь наблюдал, затаив дыхание.       Вокруг было не то чтобы шумно, скорее, стоял лёгкий гул. Можно было понять, что рядом было много людей, делающих то же самое, что и эти двое с Ней. Она словно двигалась ему навстречу своими прутьями решётки, которые крепко держал сильными руками Данила.       Усачев откинулся на кровать, вздыхая.       «Скорострел», — промелькнуло в голове Поперечного, пока он смотрел вдаль коридора.       Было сложно понять, говорил он это себе или Руслану, который тем временем принял горизонтальное положение.       Данила двинул руками, заставляя болты отозваться звоном, вызывая шум среди этой относительной тишины.       Ей это нравилось. Он был опасным, даже находясь в Ней. В любой момент могли вернуться охранники и выбить последний воздух из его лёгких, нанести несколько сильных ударов, пока он нарушает общее спокойствие этого места. Ему пришлось убрать руки, чтобы Она не шумела.       В какой-то момент Поперечный почувствовал, что он на пределе. Это чувство становилось всё сильнее и сильнее, и когда он лёг на кровать, то невольно выдохнул с облегчением.       Повисла тишина. Дело было сделано. Теперь он повернулся лицом к стене, тяжело думая над всем, что с ним произошло, пока молчание не пронзил голос:       — Ты тут не первый, — сказал Руслан.       — Да ладно, умник? Без тебя знаю.       — Просто многие в какой-то момент начинают рассчитывать на большее. И хотел сразу сказать, что тебе не стоит надеяться на что-то.       — Всё, на что я надеюсь, так это на то, что ты завалишь ебальник, — фыркнул Данила и поелозил, умещаясь удобнее.       — Как хочешь. Но с таким длинным языком тебе без лишнего внимания не обойтись, если ты понимаешь, о чём я, — усмехнулся Руслан.       — Думаю, ты уже не обошёлся. Если верить слухам, у тебя там такое ведро, что можно голову засунуть и спеть «Ave Maria».       — Охуел?! — он подскочил на месте. — Я вообще-то сверху!       Поперечный поднял голову, смотря на перегородку со вторым ярусом кровати.       Действительно.       — Твои заморочки. Мне поебать. Надеюсь, на этом ты всё?       Руслан не ответил, лишь громко хмыкнул.       Вероятно, он уже начал обдумывать план, как заставить Данилу вернуть свои слова обратно.       В какой-нибудь из таких обычных дней он найдёт способ, как заставить Поперечного забрать свои слова назад. И тогда не ему, а его будет поебать.       Но это уже совсем другая история.