Когда-нибудь всё станет лучше

Утро было таким же, как и любое другое. Мерзким, холодным и невыносимо скоротечным. Почему-то утром время летит так, словно кто-то дал ему хороший пинок под зад. Звон будильника резко прорезал тишину холостяцкой квартиры, заставляя высунуть обладателя вихря рыжих волос из-под одеяла. Парень стал в спешке искать телефон, чтобы прервать этот раздирающий уши звон. Он сел в кровати, посмотрел на правую часть кровати, чувствуя, как его разрывает на части вся боль, как по щекам начинают течь слёзы, как руки снова бессильно опускаются. Справа никто не лежал, не было никого рядом, он не слышал шум воды из соседней комнаты, звон посуды или еле уловимое шипение яичницы. Тишина. Это уже 47 утро без неё. Уже 47 дней прошло, как она оставила его. Больно. Больно осознавать, что девушка, на которой ты собирался жениться, которой ты собирался посвятить всю свою жизнь, ушла от тебя. Чёрт, да даже почти согласился ради неё на детей! А этот парень, к слову, вовсе их не мог терпеть. Но теперь это всё было неважно. Теперь совсем неважно, что, кого и когда он хотел. Она ушла, её больше нет в его мире. Она мертва. Мертва для него. Утро было всё таким же невыносимо мерзким, холодным и скоротечным. Но его это вовсе не трогало, он лишь тихо заливался слезами, смотрел на забинтованные руки и жалел, что не умер в тот же вечер. Он жалел, что позвонил тогда другу и рассказал всё. Но он так же был благодарен ему. Благодарен за то, что всё-таки жив, что тот всё-таки не отвернулся от него. — Прости, Юрка. Прости, что ты это увидел, — парень снова хотел начать причитать сам себе, как он благодарен другу, как ему стыдно за всё это, но очередную порцию истерики прервал звонок телефона. На экране светилось «Юрка». Рыжий прислонился спиной к стене, стараясь успокоиться. Стена казалась чрезмерно холодной. Он несколько раз вдохнул, нарочито медленно выдыхая, стараясь, чтобы выдох был как можно ровнее. Наконец-то решив, что всё-таки достаточно успокоился, ответил на звонок. — Привет, Горя, — с осторожностью произнёс Юра, потому что знал, что его друг только что плакал. — Привет, Юрка, — он старался сделать голос не таким подавленным, но всё безуспешно. Игорь знал, что собеседник уловил чуть хриплый голос. — Бухал? Игорь оглядел комнату своими карими глазами в поисках бутылки, но нашёл, к своему сожалению, целых 5 стеклянных тар, четыре из которых были из-под пива, а одна — из-под водки. Он лишь тупо смотрел в стену и виновато мямлил в трубку: — Да, опять. Да, я знаю, что она давно меня кинула… Да, я понимаю, что не любила… Да, я всё ещё не верю в это… Да-да, я знаю, что после моих слов ты только больше захочешь мне врезать. — Эй, Горька, остынь. То, что я врезал тебе, когда ты облеванный и полудохлый истекал кровью у себя в ванне, не считается. Тогда я жалел лишь о том, что ты выглядел жалкой тряпкой. Ну, и что не я тебя убиваю, а ты сам себя. Сука. — Прости, Юша. И спасибо, — он всё так же виновато, словно сейчас снова заплачет, мямлил себе под нос. — Блядь, Горя, хватит! Я тебе друг или нет?! Друзья обязаны вытаскивать друг друга из всякого ебучего дерьма. — Спасибо, Юша, — парень чуть улыбнулся, что сразу слышалось в его голосе. — Давно ты так меня не называл, я рад, что ты идёшь на поправку. Надеюсь, что ты скоро забудешь эту потаскуху, — он чуть ли не прорычал последнее слово, Юра просто ненавидел её. Её, что превратила его лучшего друга, самого лучшего парня из всех, что он знал, в какую-то тряпку. — Не называй её так, пожалуйста… — Только ради тебя я называю её только так. Ты снова не пойдёшь в универ? Скоро конец семестра… — Я не готов её увидеть. — Игорь, — в его голосе слышались серьёзные нотки, от которых рыжий напрягся, — я не хотел тебе говорить, но она перевелась ещё неделю назад, досрочно закрыв сессию. — Как? Правда? Как… как же теперь! Я… я хотел её ещё увидеть, попрощаться по-человечески… извиниться… Как же теперь… К своему удивлению, он не услышал ни мата, ни слов утешения. Он услышал лишь короткое «жди» и гудки. По щекам текли слёзы. Он резко развернулся и со всей дури ударил в стену. Но Игорь почувствовал лишь то, как боль впивается своими острыми и холодными когтями в его сердце, как начинает его разрывать. Он был уверен, что чувствовал, как потекла кровь. Всё вокруг резко померкло, стало серым, звуки за окном стали глухими и далёкими. Он закричал. Заорал, что есть мочи. Он ревел, его била крупная дрожь. Первым полетел телефон. Потом полетела эта чёртова лампа с тумбочки возле кровати. Она всегда его бесила. Он разбил чёртовы бутылки из-под алкоголя. Он не знал, куда себя деть, что сделать, лишь бы унять эту боль. Боль, которая рвала его на части. Он не знал, как заглушить свой крик отчаяния, который резал собственные уши в этой тишине. Он метался по квартире, крушил остатки того, что ещё можно было разбить, сломать. Потом он просто осел в коридоре, сполз вниз по стене. Сжимал кулаки до крови, до белых костяшек. Первое, что Игорь услышал — это звук открывающейся двери. Потом он услышал мат и скоро уже увидел грустно смотрящие на него зелёные глаза парня. Юра оттряхнул свои блондинистые волосы от снега, грустно улыбнулся и показал другу бутылку водки, а потом — бутылку колы. — Я с тобой, чувак. Я с тобой.