Верфокс. Исповедь

Я помню ту дождливую осень, когда я была готова встретить смерть. Замерзая в темном залитом дождем переулке, укрытая только старой картонной коробкой, месяц не имевшая и корки хлеба во рту, безразличная всем от брезгливо морщившихся прохожих, до таких же бездомных как я. В тот вечер мне уже не было холодно. Только боль в пустом животе заставляла бодрствовать, не позволяла уйти в блаженное забытие. Тогда, сквозь плотную завесу дождя и пелену на усталых глазах я заметила всполох пламени, такой яркий и теплый среди серого унылого пейзажа этого богом забытого города. А он становился все ближе, согревая призрачным теплом, и вскоре я поняла, как ошиблась. В тот момент в моей голове возник только один вопрос: - Что ты здесь делаешь, глупая? Беги отсюда, беги скорей, пока серость этого места не попала на твою восхитительно яркую шерсть. Но никакая грязь будто и не касалась тебя вовсе. Даже капли дождя отскакивали от рыжего меха, не в силах ужалить маленькое тельце под ним иглами мерзкого холода. Ты, такая крошечная в сравнении с десятками высоток вокруг, горела как солнце, и я не могла оторвать от тебя глаз. Так проходили минуты, показавшиеся одновременно мигом и вечностью. А потом ты фыркнула, казалось бы, так забавно, но я не смеялась. Я стремительно вскинулась, будто бы и не было той недавней свинцовой усталости. Я боялась, что ты передумаешь, уйдешь, оставишь меня здесь одну в холоде и мерзкой влаге осеннего дождя. Но ты не ушла. Ты неподвижно ждала, не отрывая от меня янтарного взгляда, пока я встану на подгибающиеся и трясущиеся ноги и, ковыляя, пойду к тебе. Только когда я была на расстоянии метра от тебя, ты развернулась и пошла в сторону окраины города, где дома становились ниже, а дороги пустыннее. И я пошла за тобой, не сомневаясь и не боясь. Зачем, когда ты, такая прекрасная и величественная позвала за собой такого беспомощного щенка как я. И чем дальше мы с тобой уходили от города, тем живее и ярче становился мир вокруг, тем больше оживала я сама. Здесь все было таким же ярко огненным, как и моя спасительница. В этом море рыжих сполохов теперь был мой дом. И не важно, что происходило вокруг, шел ли снег или дождь, было ли холодно, меня грели краски пламенного леса. Я помню, как мы спали у корней вековых деревьев, что берегли нас от ветра и тех, кто хотел причинить нам вред. Во сне я все чаще неосознанно прижималась к тебе, грелась о твою восхитительно мягкую шерсть, а ты, то ли из жалости, то ли от возникшей со временем привязанности позволяла мне это, обвивая пышным хвостом мою шею. Даже зимой в снегу ты была для меня будто костер, теплый, уютный, родной. Нет, ты не стала мне матерью, не опекала меня, не ласкала, как свое дитя, но ты стала учителем, наставником, моим проводником в иную жизнь. День за днем я познавала твои премудрости, училась охотиться, превращалась из слепого щенка в хитрого хищника. Я взрослела. И с каждым днем я все больше походила на тебя. Мой мех стал рыжим, я отрастила когти и клыки. И тогда ты ушла, и я не пошла за тобой. Я смотрела тебе вслед, пока даже твой рыжий с белым кончиком хвост не скрылся из виду. Пришло время мне вернуться туда, откуда я пришла. И пусть я стала другой, скорее зверем, чем тем жалким умирающим в подворотне ребенком, мне хотелось обратно. Город встретил меня все тем же осенним дождем, вот только теперь я не боялась его. Я горела рыжим пламенем, отталкивая слякоть и грязь этого богом забытого города. И все оборачивались мне вслед, ослепленные сиянием подаренного тобой огня. Я стала искрой, что разжигала пламя во всех, кто попадался мне на пути, и не многие смогли не сгореть дотла. И я шла от одного серого города к другому, горя и сияя как солнце и оставляя за собой подобное призрачному шлейфу пепелище. И ничто не могло меня остановить, кроме нее. Она лежала в узком переулке, укрытая только картонной коробкой и почти сливалась с серым пейзажем такого же серого квартала, и я бы, наверное, прошла мимо, если бы не едва заметный угасающий язычок рыжего пламени, такого удивительного в этой грязи. И я замерла, пораженная, и прекратила, наконец, свой сжигающий все путь, и позвала ее за собой…