***
Тёмная кожа мягких сидений, новый салон, в котором ощущался миллион запахов, от которых Луи снова пришлось сконцентрироваться на чём-то одном, чтобы внутренности не смешались, подкатив комом к горлу. Гарри открыл дверь и заставил Луи пристегнуться, обосновывая это выпитым им виски. Дорога сливалась с деревьями в тёмную полосу, разрываемую лишь фонарями. Луи переключал радио, а Гарри смеялся над тем, что ему не нравится ни одна песня, звучащая там. Они вели себя, как давние знакомые, хорошие друзья и их это совсем не волновало. Не сейчас, не в три часа ночи, не в машине, несущейся к Лондону по шоссе.***
Ещё полчаса, и чёрная машина аккуратно затормозила перед невысоким домом в стиле старого Лондона. Лишь в двух окнах горел свет, будто бы беспокойно встречая гостей. -Я снимаю квартиру здесь, — Луи улыбнулся и указал рукой на окна, расположенные почти под самой крышей, — хочешь зайти? -На чай? — глупо улыбнулся Гарри, не обращая внимания на странность происходящего. -Вряд ли у меня найдётся чай, — Луи выдохнул, и его слова стали облачком пара на холодном воздухе, — Но мы можем подняться на крышу и посмотреть рассвет. -Рассвет? — Стайлс посмотрел на невысокую крышу, поправляя волосы, — Пошли. Пусть судьба сама расставляет точки и запятые, Гарри не хотел ничего решать, он хотел увидеть рассвет с крыши дома этого милого парня. Они поднялись по лестнице наперегонки, перескакивая по несколько ступенек за раз. Когда подниматься дальше было некуда, Луи подошёл к обтянутой кожей двери и достал из-под коврика для обуви маленький ключ. -Почти уверен, что оставил все ключи дома, — пояснил Луи, открывая тяжёлую дверь, — В том числе и от чердака. Гарри прошёл внутрь просторной квартиры, пахнущей чем-то свежим и сладким одновременно. Он посмотрел вокруг себя. Полки, заваленные виниловыми пластинками и кисточками. На самом деле, пластинки находились просто везде, и Гарри это нравилось. Он прошёл в комнату с большими окнами. Там стояло так много цветов, наверное, ещё больше, чем пластинок в коридоре. Незаправленная кровать со сбившейся белой простыней очень шла этой комнате, и даже на ней лежало несколько пластинок. -Я знаю кое-что о боли и мраке. Если бы не музыка, не знаю, как бы я прошёл через это, — Луи зашёл следом за Гарри, в комнату, держа в руке несколько ключей, и сразу понял заинтересованный взгляд кудрявого. Он лишь улыбнулся, поднимая с пола книгу с заклеенной белой бумагой обложкой. -Джон Грин? — прочитав пару строк, его улыбка стала ярче, и он посмотрел прямо на Луи, стоящего в дверном проёме. Луи медленно кивнул, тепло растекалось по его телу, когда он глядел на улыбающегося парня в его комнате, держащего раскрытую книгу. -Пошли? — Луи показал блестящие ключи.***
Холодный предрассветный ветер забирался под кожу, лишь сильнее разжигая огоньки в сердцах двух парней, сидящих у края крыши, перебрасывающихся картами, дожидаясь появления яркого Солнца. Луи не любил такие игры, но стоит попробовать, хотя бы ради этих прекрасных ямочек, загорающихся каждый раз на лице Кудряшки, когда Луи делал неверный ход. Проиграв Гарри четыре раза подряд, он откинулся назад, ложась на холодное покрытие. Луи смотрел вверх, ожидая первых жёлто-оранжевых проблесков в небе. Гарри лёг рядом, только он смотрел на Луи. -Давай сыграем последний раз, — попросил Гарри, — на поцелуй.я поломал кости, играя с тобой в игры, такие забавы заставляют меня грустить.
Идея загорелась в его глазах как слишком яркий фейерверк, наполненный лишь зелёными искрами. Луи повернулся на бок, коварно улыбаясь. -Зачем же тогда играть? — спросил он, и в его глазах так же блеснул фейерверк. Луи запустил пальцы в мягкие кудрявые волосы и поцеловал Гарри нежно и медленно, будто подкрадывающийся к ним рассвет. Гарри отстранился и ярко улыбнулся, может они не заметили, а может, так и должно было быть, но Солнце поднималось над Лондоном, окрашивая всё в розово-персиковые тона. Они целовались до тех пор, пока Солнце не зависло высоко в небе, может быть прошло пару часов, а может лишь пару минут, они точно совсем этого не заметили.***
-У тебя всё хорошо? — Луи отправлял десятое сообщение за час на голосовую почту Гарри, и, наверное, тысячное за всю неделю. С того утра на крыше они виделись один раз, просто гуляя в парке и бегая за бабочками, они не разговаривали ни о чём, всё было прекрасно, а солнечный день был наполнен объятиями и запахом свежести. Так же они больше не целовались, будто бы стараясь забыть о том, что произошло. Луи этого совсем не хотелось, но такая реакция его вполне устраивала. Через пару дней Гарри отвечал лишь на несколько звонков, убитым голосом отвечая, что всё в порядке, а после выключил телефон и больше не включал, заставляя Луи невероятно волноваться и не спать несколько ночей.***
Наконец, Луи спокойно и крепко уснул, ему удалось выгнать все мысли из головы только с помощью нескольких бутылок красного вина. Он ненавидел алкоголь, но ничего не смог поделать. В темноте квартиры раздался звук дверного звонка, вытягивающий Луи из вязкого сна, выгоняя весь алкоголь из крови. В дверь настойчиво звонил Гарри, он совершенно забыл о ключе под ковриком, дожидаясь пробуждения Томлинсона. -Где твоё приличие? — спросил Луи, распахнув дверь и сонно потирая глаза. -Я тоже скучал. Голубые глаза расширились, сон куда-то делся, уступая место радости вперемешку со злостью. Луи бросился обнимать стоящего в проходе парня, решившего появиться после недели молчания в четыре утра. -Пойдём смотреть рассвет? — осторожно прошептал Гарри, боясь, что его прогонят. -Расскажешь что случилось? — так же тихо спросил Луи, его голос пропитался надеждой.***
И снова они сидели у самого края невысокой крыши, любуясь больше друг другом, чем рассветом, наполняющим воздух рассеянным светом. Конечно, поцелуи являлись лучшим объяснением, но Луи желал услышать слова, которые Гарри не хотел произносить. Тяжёлый воздух наполнял лёгкие, задерживая внутри любые фразы, вырывающиеся наружу лишь преувеличенной нежностью прикосновений и рваным счастливым смехом. Это была неплохая плата за все бессонные ночи, проведённые Луи в бессмысленном в волнении. -Прости, — прошептал Гарри, невесомо касаясь губ Томлинсона, — Я думал. Время на раздумье, само собой, Луи понимал, о чём тот говорит. Если бы Томлинсон не волновался за кудрявого, в его голову могли прийти мысли о том, как короткая ночь в пьяном клубе и рассвет в его компании могли изменить его жизнь. «Стоит поблагодарить Найла» -Я понимаю, — Луи кивнул и зажмурился, совсем как кот. -Нет, не понимаешь. Я уезжаю, Луи. Ну и почему же ему так больно, будто бы от Луи по кусочкам отбирали что-то важное, будто бы дразня, издеваясь? Так же не бывает, он не должен волноваться за это, только сейчас он абсолютно забыл обо всём. Он закричал. Громко, отчаянно, глотая слова Гарри по буквам, как дым от горящей спички, который старался проникнуть в мозг, заполняя сознание туманностью. Гарри продолжал крепко прижимать его к себе, и он правда держался только за кудрявого в эти минуты. Весь мир значения не имел. Только Гарри, и крик, от которого закладывало уши. И он продолжал кричать. После это перешло в тихие слёзы и нежные объятия, которых всегда будет казаться невыносимо мало. Гарри бормотал что-то невероятно мягкое и успокаивающее, а Луи медленно дышал, уткнувшись носом в его ключицы.***
Прошло несколько месяцев, и Солнце теперь светило не так ярко, изредка подсвечивая тонкий слой выпавшего недавно первого снега. Гарри будил по утрам Луи поцелуями в шею, будто бы так и должно быть, он жил вместе с Луи в зелёных листьях растений. Он был такой прекрасный, определённо запечатлённый на виниле. Они могли бы стать всем, но Гарри только отложил то, что наверняка убьёт их обоих. Стайлс так и не сказал, когда он уедет, только перевозя в светлую квартиру Луи всё больше цветастых рубашек и книг. А Луи боялся спрашивать. Он не боялся ничего, кроме как потерять это чудо, он даже не знал куда уедет Гарри. -Я не хочу уезжать, — сказал как-то он Луи поздно вечером, уже в постели, и это был единственный раз, когда они разговаривали про это. -Я не хочу, что бы ты уезжал, — Луи мягко кивнул. -Ты приручил меня, — улыбнутся Гарри и достал из-под кровати маленькую книжку. «Маленький принц», -«Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…» -Эта книга на испанском, — улыбнулся Луи, — Ты его знаешь? Гарри смеялся, но ничего не ответил, убирая книгу и целуя холодную кожу Луи, которая казалась совсем белой в ночном свете. А утром Луи не сможет смотреть Гарри в глаза. Люди вообще стыдятся смотреть друг другу в глаза. Особенно после ночных разговоров. А ещё люди стыдятся хороших вещей, например, человечности, любви, своих слёз, тоски и всего, что не носит серого цвета. Луи не выносил серости, а Гарри являлся целой палитрой светлых красок. От всего этого только больнее. Луи не сможет отпустить его, он же тоже был им приручён, вместе с Гарри уедет его часть, и никогда у него не получится её вернуть, он будет разбит. Крик.***
Снег плавно покрывал холодную землю. Кажется, уже весна, но внутри Луи бушует вьюга. Он стоял рядом с Гарри, он знал, что через пару минут обнимет его в последний раз. -Ты говорил мне, как важно улыбаться людям, улыбаться всегда, говорил, что нужно видеть только оптимистичные стороны жизни, говорил, что во всём нужно искать только хорошее. Ты говорил это и отворачивался, убивая себя изнутри, никто не хотел замечать, что весной у тебя идёт снег и бушует вьюга. Как же он любил его, своего Кудряшку, только это теперь ничего не изменит. Наверное, с их самой первой встречи нежность пронзала ледяной воздух, окружающий их. -Я уезжаю, Луи, — это было сказано вскользь в то тёплое утро, случайно, как неважная новость, вроде тех, что печатают на последних страницах газет, — Через неделю. Томлинсон лишь холодно рассмеялся, и они не разговаривали почти три дня. Целуются люди молча, ведь так? И вот, Гарри уезжал, бросая всё, что они собрали по кусочкам, только это не было его волей. Как счастливо он улыбался сейчас, пряча под этой улыбкой трескающееся сердце, бьющееся так сильно, будто бы оно хотело пробить грудную клетку. Гарри знал, что не найдёт ни слова сейчас, он написал небольшое письмо на белоснежной бумаге заранее. Какие мелочи, и Гарри хотелось кричать, он не мог оставить Луи, а Луи не мог уехать с ним. Стайлс обнял его так крепко, как только мог, не желая отпускать. Они стояли так несколько минут, и Луи так же сильно прижимался к кудрявому, не решаясь оторваться. -Как же я ненавижу тебя, — тихо прошептал Луи, его голос звучал глубоко и ровно, — Потому что ты единственное, чего я когда-либо по-настоящему желал, и единственное, чего никогда не смогу иметь. Гарри только глубоко вздохнул в ответ на эти слова. Он чувствовал абсолютно тоже. Они поцеловались, плавно и тепло, будто это был их первый поцелуй в жизни, но при этом и последний. Наверное, так и было. Пропитанный любовью, он окрылял их, они забыли про время. Это было явно лишним сейчас, точно лишним, они же так не отпустят друг друга. Гарри оторвался от мягких губ Луи, уверенный, что запомнит из вкус навсегда, и аккуратно провёл по щеке Луи. Тот улыбнулся, но глаза всегда говорили за него, и слёзы, скопившиеся в уголках глаз не могли не кричать о бесконечной боли. Плохо, очень плохо.***
Луи уезжал на такси, смотря в окно на поднимающийся в небо самолёт, в котором у иллюминатора сидел Гарри, ища глазами удаляющуюся жёлтую машинку, увозящую из его жизни самое дорогое, что в ней было. Теперь навсегда.***
Квартира, вмиг ставшая пустой, встречала хозяина белизной стен, которая больше не радовала смеющиеся когда-то голубые глаза, и книгами, разбросанными по всюду, которые они читали с Гарри. Гарри. Он был везде и нигде одновременно. Он впитался в эти стены, воздух пропах его духами, и каждый вдох приносил невероятную боль. Книги, разбросанные на полу, запомнили все ленивые касания Кудряшки, наверняка им тоже больно. Луи поднял одну из них, и дым, поднимающийся по горлу, ударил в виски. Он закричал и бросил книгу в стену. Он стал ломать пластинки, которые так нравились кудрявом пареньку, забравшемуся Луи в голову, текущему по венам сейчас и навсегда. Луи кричал и тогда, когда рвал большие листы белой бумаги, на которой Гарри записывал пришедшие в голову стихи. Луи разрушал всё, к чему мог прикоснуться и не жалел об этом. Внезапно в голову ударило спокойствие. Абсолютное и непробиваемое. Томлинсон подошёл к тумбочке в коридоре, предельно аккуратно выдвинул ящик и достал упаковку сигарет.***
Гарри прилетел в Лос-Анжелес и почти был дома, хоть это место никогда не сможет таковым стать. Не теперь. Уже поздно вечером, бесцельно переключая каналы в телевизоре, Гарри наткнулся на Лондонские новости. Он не вслушивался в слова, которые произносила ухоженная телеведущая своими губами, густо накрашенными алой помадой, до тех пор, пока не услышал сочетание «Луи Томлинсон». Стайлс прибавил звук. -… медицинская экспертиза показала, что смерть наступила вследствие удушья угарным газом. Молодой человек уснул с зажжённой сигаретой в руках, которая вызвала возгорание легковоспламеняющихся предметов, находящихся в квартире. Сейчас полиция пытается связаться с родственниками парня, и неким Гарри Стайлсом, чьё имя было написано на стене карандашом…- Гарри не слушал дальше. Он кричал.