Золотой мальчик

       Нейтан Прескотт знал, что по сущности своей был откровенным хуйлом. «Вот он урод!», «Мудак» — шептались за спиной, с удовольствием обсасывали косточки ему и его семье, льстиво улыбаясь в лицо. А ему было все равно, хуй проссышь, почему — то ли из-за того, что у него итак все было, то ли от того, что из-за колес мозг давно утратил способность мыслить. Он действительно не нуждался в одобрении других людей. Сложно уважать тех, кто обвиняет кого-то в собственных неудачах. Впрочем, к тем, кто попадал в его список избранных, он относился действительно сносно, хоть и попасть в этот список было ой как непросто. Он привык получать всё то, что захочет, привык к тому, что все ему потакают. Ведь мы сами создаем тот мир, в котором живем. То, что мы видим в своей жизни и есть то, что мы ожидаем увидеть. Окружающие нас люди соответствуют нашим ожиданиям. Точнее, подсознательным ожиданиям. Ему было абсолютно плевать на весь мир, но самое страшное в том, что он ненавидел себя. Иногда он задумывался: каково это — быть нормальным? Ходить в академию, жить на стипендию, жрать бомж-пакеты, не жить с безразличными родителями, в конце концов.       Как. быть. нормальным?       Если раньше он и мог приглушать свои чувства наркотой, алкоголем, то сейчас ему это просто-напросто не помогало. Более остро ощущалось понимание неправильности его поступков, более болезненно воспринимались упреки отца. А все это покрылось будто черно-белой пленкой, и ему казалось, будто он застрял во времени. Существовал. И его жизнь начала фатально катиться к хуям.       Существование. Такое простое состояние, обволакивающее Нейтана своими липкими щупальцами. Парень уже давно забыл, каково это — жить. Уже хуй-знает-какое время он чувствовал себя опустошенным, словно вывернутым наизнанку изнутри. Секунды текли в минуты, а те перетекали в часы. Он жил от выходных до выходных, пребывая остальные пять дней в монотонном существовании без понятия о действительности. Он был мертвым внутри. Всегда. Однако, эту пленку холодного безразличия разбавляло чувство. Он не знал, любовь это, или симпатия, но точно знал, что его определенно ненавидит. А виной всему этому коктейлю эмоций был некто, как Уоррен Грэхем. Хуев золотой мальчик, к которому не подойдешь ближе, чем на один метр. Ведь Прескотт обязан дорожить своей репутацией. Недоступность Уоррена сжигала его дотла, уничтожая последние остатки здравого рассудка. Сука.       Каждый раз, каждый ебаный раз, когда он видел его, Нейтану хотелось въебать Грэхему. Хотя бы за то, что он делает с ним. Или за то, что Уоррен продолжает бегать за сукой-Макс, не видя очевидного. Ебаная сука. Строит из себя невинную овечку, а за этой шкурой, натянутой впопыхах, скрывается стерва и откровенная манипуляторша. Прескотта просто выворачивало наизнанку — все чертовы люди в этой академии притворяются, лижут задницу, а наедине хотят грохнуть «семейку воров». Ха, ебать, мы даже этого не скрываем, в отличие от этого лицемерного городка, насквозь пропахшем в зловонии, пытающимся скрыть этот запах дешевыми духами, тем самым только усугубляя ситуацию и делая вонь все более невыносимой.       Нейтан не из тех, кто будет тешить себя глупыми надеждами и иллюзиями — Грэхем тоже не чист. Сколько раз он видел, как злость полыхает в его глазах. Жаль, что это стадо так слабо, что не может показать себя, кинуть вызов системе. А Уоррен и был частью этого стада. В таком случае стоит презирать его тоже, да?

***

      Парень пытался забыться и переключиться на кого-нибудь другого. В то время выбор его пал на Рейчел. О да, она отличалась от всех остальных своими золотистыми локонами и наивным детским блеском глаз. И он отдался этому порыву — тогда ему казалось, что все, это конец, «наконец-то я буду счастлив». Но после хороших моментов всегда следует полный пиздец: Эмбер сдохла по его вине. Упс.       После этого случая список его диагнозов пополнился еще одним: депрессия. У него была депрессия. И это ужасно. Когда ты не находишь себе места, все время смотришь в пустоту и думаешь о жизни, и внутри у тебя тоже пустота. Ты изолирован от всего внешнего мира, замкнут в себе. А потом, вечерами ты чуть ли не плачешь, от осознания того, что ты делаешь со своей жизнью. Это не слезы по пустякам, не дешевые картинки с порезами и плачем. Когда люди закончат романтизировать психические заболевания?       Депрессия. Это тот момент, когда он начал задумываться о жизни, понимать ее ценность и бессмыслие. Ценность в том, что тебе дана жизнь. Так проживи ее достойно, блять. А бессмыслие… его просто нет. Мы все пешки на шахматной доске. Возможно, мы часть какой-то очень большой, пока не известной нам игры. Каждая пешка имеет значение. Кто-то вылетает с поля сразу, а кто-то держится до конца. Прескотт относил себя ко второй группе, но боялся, к чему это все приведет. Поэтому и начал принимать наркотики с утроенным рвением. Потому что боялся этих мыслей, ненавидел голоса в голове, твердящие: «Рейчел в Проявочной.»       Вторым пунктом он считал фотографию. Ему серьезно нравилось погружаться в это с головой. Он ощущал прилив сил и потенциала, желание двигаться дальше, узнавать еще и еще. Но даже здесь его монохромный мир оставил отпечаток. Тематика фотографий была мрачной, на тему суицида и смерти. В первое время ему это помогало, но потом…эти кровавые образы стали преследовать его во снах, перерезать ему глотку, скидывать с крыши — делать все то, что произошло с ними.       Ему срочно нужна новая доза, новое увлечение. Когда-нибудь он пожалеет об этом снова, но:       — Эй, Грэхем! — если он ничего не предпримет, то так и сгинет в пучине своих страхов, в своей одержимости. — Надо поговорить. Срочно, блядь.       Встречая недоуменный взгляд, Нейтан добавляет:       — Это касается вашего «расследования». Я конечно сказал бы вам не вмешиваться, но не буду же угрожать, верно, ммм?       И он должен стать его спасением. Третьим спасением, которое в очередной раз погубит его, станет ошибкой.       Не осознавая, что его любовь Уоррену нахуй не нужна.