***
Если бы я когда-нибудь начал рассказывать обо всем этом дерьме, что творится в моей голове, то меня бы уже точно сдали в психушку. Хотя моя вечно пустая квартира уже давно так для меня и выглядит. Правда, здесь не мягкие стены и кормить я себя сам должен… но не суть. Нет, я не сижу вечно взаперти, я выхожу отсюда, не каждый день, но выхожу. Я, наверное, книга, покрытая пылью, о которой все забыли, и уже не важно: интересная она или нет. Но я не один, да и не хочу давить на жалость, я ж не плаксивая сука, в конце концов. У меня есть какой-никакой круг общения, есть человек, который значит для меня немного больше, чем другие. Он хотя бы слушает то, что я порой из себя извергаю, читает то, что я пишу, рисует, скорее всего, у себя в голове какие-нибудь картинки, делает выводы. Я это знаю. Не слепо верю, а знаю наверняка потому, что я этого идиота сам знаю давно и хорошо. Словно свои пять пальцев, как говорится…. А вот и он, ха-ха… вспомнишь солнышко — вот и лучик.***
Пока я сидел на прохладном полу полупустой квартиры и докуривал уже третью сигарету подряд, он тихо вошёл, аккуратно поставив обувь и повесив достаточно лёгкую для нынешней погоды куртку на крючок в коридоре. В моей голове звучал громкий монотонный свист, поэтому я ничего не услышал, но всё равно понял, что он пришёл. Он стоял уже минут семь в проходе и всё смотрел на меня. Я чувствовал его тяжёлый взгляд на себе, но решил сделать вид, что не знаю о том, что он здесь. Я сидел с закрытыми глазами, потому что устал смотреть на однообразные и хорошо мною изученные стены комнаты. Он прервал тишину, которая висела в этом забытом солнечным светом месте своим прекрасным бархатным голосом. — Привет, хён, — сказал парень. Его слова, обыденные слова, будто разлились по венам, заставляя меня вздрогнуть. Я открыл глаза и не спеша повернул голову в его сторону. Первым, что я увидел, были его ноги. Его ноги такие ахуенные, что я был готов вечно поклоняться им… Тонкие, но такие упругие бёдра, худые лодыжки, колени, просвечивающееся сквозь разрез в джинсах. Я бы сказал, что одна из вещей, которые я обожаю в нём это его гребаные джинсы с рваными коленями. Я не знаю, сколько их у него, может семь, может десять, а может и все сто пар, но я знаю, что я обожаю то, как они сидят на нём, и то, как выпирают его красивые коленки … Я поднял голову, посмотрев ему в глаза, и сказал хриплым голосом: — Привет, Хосок, давно не виделись, — а затем спросил: — Скучал по мне, а? — и улыбнулся тепло и искренне, из-за чего Хосок поморщился и прыснул. — Знаешь, ты, когда улыбаешься, очень милый, конечно, но я ведь знаю, что ты говоришь с сарказмом, так что сейчас это противно, — сказал он, отвернувшись, но все равно улыбнулся в ответ. Я заметил, что футболка Хосока немного намокла на спине, когда он наклонился, чтобы взять пакет с пивом, чипсами и другой едой. — Ты бежал что ли? — спросил я. — Ты же знаешь, что я всегда быстро хожу, — ответил он с чупа-чупсом во рту. Наверное, это был яблочный вкус, потому что он обычно берет либо его, либо молочный, а секунду назад я видел, как мелькнула зелёная в полоску обёртка в одном из пакетов. Я невольно облизнул постоянно сохнущие губы, затянулся последний раз и потушил сигарету о стоящую рядом со мной пепельницу. Полную, к слову. Я хотел было встать, чтобы выкинуть весь этот мусор, но понял, что сил нет абсолютно. Я попытался, конечно, но попытка не увенчалась успехом, с чего Хосок начал смеяться. — Что ты ржёшь, конина? — зло спросил я. — Лучше б помог, блять… — его лицо резко преобразилось, и Хосок с виноватым видом протянул руку, но я её отбил. — Не надо. Сил стоять нет… Я сидел, прислонившись к стене, вытянув ноги вперёд и запрокинув голову назад. Шумно выдохнул и снова посмотрел на парня, стоящего рядом. У Чона был такой растерянный вид, что мне стало стыдно, хотя я вроде бы ничего не сделал такого. Он тупо смотрел в пол и, казалось, глубоко задумался о чём-то. Дурак. — Эй, — обратился я. — Садись рядом… — похлопал по месту рядом с собой, а затем ласково прибавил, — Прости, что вот так… — Да нормально, — буркнул он, плюхаясь рядом. Его ослепительно острые коленки блеснули в маленькой полоске света. Я нервно сглотнул. — Опять ты со своими коленками прекрасными, — прошептал я, но, по-видимому, не особо то и тихо, ибо он спросил: «Что, так не нравится? Ну и ладно, всё равно буду носить такие джинсы, знаешь же, что люблю их». — А я и не просил их не носить. Я наоборот очень рад, — мои щёки слегка покраснели, и я уткнулся ему в плечо, слегка влажное после бега от магазина до моего дома. Тишина не разъедала, а напротив, была каким-то неплохим вариантом развития событий. Она часто была нашим с ним компаньоном, так что мы спокойно сидели, слушая дыхание друг друга. Его — слегка сбивчивое, и моё — хриплое, но негромкое. Я почувствовал руку на своей голове. Тёплая и знакомая рука. Я улыбнулся. Хосок погладил мои волосы. — Я скучал, — сказали одновременно. — Я тоже, — ответили одновременно. Оба прыснули и закатили глаза. У нас такое часто бывает, когда мы собираемся сказать что-то из ряда вон выходящее, то, чего совсем не ожидаем, но жаждем услышать в душе. Я снова улыбнулся, закрыв глаза. Хосок продолжал гладить мои волосы. — Такие мягкие, — прошептал он. — И пахнут ахуенно… Я положил свою руку на его, отчего он резко вздрогнул. Я держал его руку в своей, убрав её от своей головы. Его пальцы такие худые и длинные. Очень красивые. Я поднял на него глаза. — Пиво же купил? — он кивнул. — Ну, так давай, чего сидишь? — Весь момент испортил, урод, — буркнул Хосок, думая, что я не услышал. Но я слышал, и поэтому слегка ухмыльнулся. Хосок привстал и достал из пакета две банки пива, всё еще прохладные и мокрые, и протянул одну мне. Я открыл её и тут же вылил в себя треть, шумно выдохнул и облизнулся. Хосок сидел и, щуря глаза, смотрел на меня. Я кивнул, мол, что хочешь. Он отмахнулся. Я посмотрел на него с недопониманием, а потом увидел, что он не открыл своё пиво. Чокнуться хотел, наверное. Я только открыл рот, чтобы спросить, но увидел, что он уже пьёт залпом. Я хмыкнул. «Странный он, конечно. Странный, но любимый», — подумал я и завертел головой, чтобы отогнать мысли вон. — Как дела на работе? — спросил я. — Да как обычно. Что там такого может быть? — ответил Хосок. — А ты что? Написал что-нибудь? — Неа. Только выкинул старое и ненужное… — Вот всегда ты так. Выкидываешь именно те работы, которые мне нравятся, — нотки обиды звучали в его голосе. — Хах, да тебе все мои работы нравятся, что бы я ни писал. — Знаю… я люблю твои работы, твои мысли… — А меня? — прервал его я. Для меня этот вопрос был шоком, потому что я вроде как не собирался его задавать, но и его глаза сделались очень большими и удивленными. Он растерялся и чуть было не уронил банку с оставшимся в ней пивом, но, слава богу, удержал. Минутная тишина, на деле длиной с бесконечность. Я откашлялся. — Ладно, прое… — начал было я, но не смог договорить, потому что меня прервал Хосок, поцеловав меня. Поцеловав очень мягко и нежно. Его рука легла мне на щёку. Ощущения смешивались в нечто невообразимое, взрывались. Казалось, они, как искры от бенгальского огня, исчезают, не успев коснуться пола. — Люблю, — прошептал он мне в губы, обжигая их своим дыханием. Я усмехнулся и затянул его в более глубокий поцелуй, прижав его к себе. — Ты невыносим, — сказали оба, запыхавшись. — Ты тоже, — оба ответили и улыбнулись друг другу. Я кивнул, протянув навстречу Хосоку свою банку, и мы чокнулись, допив после этого остатки пива. Хосок потянулся за еще одной парой в пакет. После пятой банки я почувствовал, как моя голова кружится. Я понял, что встать, чтобы дойти до кровати или хотя бы до дивана, я точно не смогу, поэтому просто расположился на коленях сидящего рядом Чона. — Ты в порядке? — спросил он, допивая свою четвёртую банку. — Да, в норме… п-просто спать охота… — я зевнул. — Так что не трогай меня хотя бы часик, ок? А то убью нахер. — на этих словах я попытался пригрозить и поднять сжатый кулак, приставив к щеке Хосока, но вышло коряво. Плюнув на это дело, я закрыл глаза и устроился поудобнее. Во рту, на языке, всё ещё чувствовался привкус яблочного чупа-чупса. Его рука снова легла на мои волосы. Но я ничего ему не сказал. Потому что это он. И это его рука.***
Ни звука. Странно. Неужели он уже ушёл? Тогда где я? На кровати? Или этот придурок оставил меня на полу… да нет, такого быть не может. И сколько я проспал вообще? Я открыл глаза. Яркий свет ослепил меня. — Что за… — я закрылся рукой от луча, светящего прямо мне в глаз. Странно. Когда я был с закрытыми глазами, света не было, а сейчас будто прожектором по лицу полоснули. — Какого чёрта? У меня в квартире же всегда темно. Или я так сильно набухался, что уже галлюцинации в моём мозге появились? — спросил я, отнимая руку от лица, и увидел, что такого яркого света нет, а есть более приглушённый и мягкий. Я попытался избавиться от тёмных пятен перед глазами, сфокусироваться и, наконец, понять, где я, мать твою нахожусь. Передо мной было стекло. Окей. — Что за нахер? Я огляделся. Я сидел на полу в какой-то стеклянной коробке, окружённой беспросветной темнотой. Я сначала не понял, откуда вообще свет, а потом заметил, что он идёт из-под стыков между гранями. — Так. И что это? Меня что, похитили? — дрожь прошла по спине. Я попытался встать, но снова сел, потому что ноги не слушались. — Блять, серьёзно? Я осмотрел себя. Вроде в том же, в чём и был дома с Хосоком: оверсайзная белая футболка, чёрные джинсы с дырками кое-где, чёрные кеды. Ни следов крови, ни боли в теле. Вообще ничего. Я потрогал пол возле меня. Чувствую холод стекла, гладкость поверхности и всё. — Значит, меня точно похитили. Ну здорово, нашёл приключений на свой зад, которых не просил вообще-то! — последние три слова я сказал громче, обращаясь к сам-не-знаю-кому. Я глубоко вздохнул и снова закрыл глаза, чтобы в следующую секунду их снова открыть и очутиться дома на коленях у моего Хосока. Но этого не произошло. Вместо всего я почувствовал что-то склизкое и холодное между моими пальцами. Резко распахнув глаза, я увидел струйку воды возле моего запястья. Вдруг я услышал характерный шум воды и начал рыскать глазами, чтобы понять, откуда он идёт. Струя тем временем превратилась в большую лужу и всё увеличивалась в размерах. Я отодвинулся от неё, вжавшись всем телом в угол куба. Вода уже приблизилась ко мне вплотную, поэтому я запаниковал. — Откуда, черт возьми?! Откуда?! — недоумевал я. Я снова сделал попытку встать, но снова провал. И вот уже мой зад мокрый. Очередная попытка встать. Носки кед полностью в воде. Ещё одна попытка. Щиколотка. Ещё. Голень. Сильно выдохнув, дрожа всем телом, я потихоньку, но все-таки начал подниматься. Складывалось ощущение, что вода с каждой секундой прибывала все быстрее и быстрее. Едва поднявшись, непонятно откуда взявшийся яркий свет снова ослепил меня, и я упал в воду, которая к тому времени заполнила куб уже наполовину. Я не знаю, в чем была проблема, честно, но я не мог нормально двигаться в воде, мои ноги и руки не слушались меня. Я тонул. Я поднял голову, в очередной раз выныривая из воды, и увидел, что потолок тоже из стекла и там, наверху, были люди. Я пытался достать до потолка, тянулся к нему своими пальцами… Есть! Достал! Я начал биться о стекло, крича о помощи, но никто не слышал и не видел меня. Чужие ноги спешили, бежали, шли спокойно, не торопясь, но все равно никто не видел меня. Никто. Я лупил по стеклу со всей дури. Лупил, не жалея своих сил. Продолжал стараться. Кричал. Звал. Никому нет дела. Паника. Вода вплотную приблизилась к моей шее. Слеза потекла по щеке. «Нет, нельзя, нет, — успокаивал себя, продолжая бить по потолку еще сильнее, — нельзя… никак!» — Хосок! — взвыл я. — Хосок, умоляю! — единственный, о ком я вспомнил, единственный, кого я любил, ждал и верил. Еще одна слеза. Много капель на щеках, лишь добавляющие объём воды к уже существующей и все прибывающей. Я ударил ещё раз кулаком. Ещё и ещё. Уже по подбородок в воде. Ещё. Ещё. Мои руки налились красным и ныли. Больно. Я захлебывался в собственных слезах и отчаянии. Больно… — Что же это… Хосок… — я выдохся, сил почти нет. — Я…люблю тебя, Хосок… В моей голове резко всплыл наш с ним недавний разговор и его слова, которые он произнес. Странные и непонятные мне тогда.***
— Жизнь — это бушующее море. Большинство людей с рождения потерпели кораблекрушение. Одна часть спасается, а другая — тонет. — сказал Хосок, задумчиво смотря на ночное небо, сидя со мной на крыше многоэтажки. — А что дальше происходит?..ну, с теми, кто тонет, — поинтересовался я, особо не вдумываясь в то, что он говорит. — Тут, наверное, два варианта. Их либо спасают другие, либо они так и остаются погребенными в воде. Навечно… — ответил он. И рассмеялся. — Дебил, — я ткнул его в плечо и лег, чтобы получше рассмотреть небо.***
Я ударил ещё пару раз и почувствовал, что силы совсем кончаются. Ещё раз, хотя бы один. Хоть кто-нибудь, пожалуйста… — Помогите… — прошептал я и закрыл глаза, погружаясь в воду с головой. Воздуха мало. Сквозь толщу воды я увидел, как кто-то всё же прислонился к потолку, пытаясь разглядеть, что там внизу. Я открыл рот, пытаясь сказать что-то, но лишь безмолвно пошевелил губами, ощущая, как вода просачивается внутрь меня самого. Глухой удар. Ещё один. Ещё. Ещё и ещё. Я уже не вижу ничерта, что там, ибо я уже почти на дне стеклянного куба, окруженного беспросветной тьмой. Слышу лишь многочисленные удары по стеклу и приглушенный крик. До боли знакомый, но такой далекий. Удар. Ещё и ещё один. Отчаянные крики. Его крики. Звук разбитого стекла. Выкрики «Юнги». Звук воды. Его руки. Его испуганное лицо и… темнота.***
Я резко открыл глаза. Пот струится по моему телу и лицу, невыносимая дрожь пробивает. — Хосок! — я заорал, что есть силы, вскочив так резко, что закружилась голова. — Блин, хён… что ты так орешь? Голова раскалывается же, ну… — пробормотал Хосок, потирая глаза. — Чон, — я скривил лицо и бросился, рыдая, ему на шею, — как же мне было страшно, Хосок! Очень страшно… — я трясся, как замерзший птенец, попавший по дождь. Почувствовав его объятья и тепло, исходившее от него, я немного успокоился. Лишь благодаря его: «Тише, тише, успокойся. Всё хорошо, Юнги. Всё хорошо, хён» — я мог дышать. Он гладил мои волосы, поцеловал меня в макушку, а я лишь изгваздал его плечо в соплях и слезах. — Тебе приснился кошмар? — спросил он. — Д-да, кажется, да, — всхлипывая, ответил я. — Ну, ничего, ничего. Я рядом, хён, — он еще раз крепко обнял меня, закрыв глаза. Я отдалился от него, чтобы посмотреть на его улыбающееся, искрящееся, прекрасное лицо, на его милые ямочки и родинку над губой. — Сколько времени? — спросил я. — Долго я спал? — Хммм … — протянул он и задумался: — Около 3 часов, я думаю? — Ясно… Я вздохнул глубоко и опустил глаза. Вдруг мой взгляд остановился на правой руке Хосока. — Что это? — спросил я, указывая на перебинтованную руку, с видневшимися пятнами крови. — Что это, блять, я спрашиваю? — Это? — переспросил он. — Ну… я хотел налить себе воды, но уронил стакан. А когда пытался поднять, порезался… Прости меня, — виновато ответил парень. — Ничего, я же знаю, что ты рукожоп, — посмеялся я, снова лег ему на колени и спросил: — Знаешь что? — Что? — Я звал тебя во сне. — Правда, и что? Я пришел? — Да, пришел… — Ох, нихера себе, какой я молодец, — гордо приподняв голову, хмыкнул Хосок. — Да… — протянул я, — ещё бы… а знаешь, что ещё? — Ммм? — Ты спас меня. — Правда? — Ага. Пару секунд тишины. Лишь слышно, как ветер завывает за окном. — Хосок. — Что, Юнги? — Я люблю тебя. Хосок улыбнулся и накрыл своими губами мои. Снова вкус чупа-чупса, только в этот раз уже молочного. — И я тебя люблю, Мин Юнги, — прошептал он, снова приблизившись к моим губам. Я снова заснул, свернувшись калачиком на его коленях. А он сидел и смотрел на меня, поочередно переводя взгляд на свою забинтованную руку, благодаря которой я остался жив.