If you fall away

До рассвета оставалось примерно четыре часа. Четыре часа до того, как проснутся непоседливые детишки, которые первым делом побегут будить родителей с криками «Рождество! Уже сегодня, Рождество!», а после все семейство соберется у огромной елки с подарками. Четыре часа до того, как улицы Лондона заполнятся толпами людей, желающих насладиться первым снегом. Четыре часа до самого волшебного дня в году, как называют его многие. Совсем недавно Тонкс и сама была одной из тех, кто верил в магию Рождества. Но так много всего изменилось за столь короткий срок. Так много плохого случилось, что сама мысль о празднике вызывала странное отвращение. Именно поэтому она наврала родителям про обязательное дежурство в аврорате. Появляться у них с поблеклыми волосами и покрасневшими от усталости глазами не было никакого желания. Зачем их лишний раз беспокоить? Пускай лучше думают, что у их любимой дочурки, просто нет времени из-за работы. Приглашение отпраздновать в Норе так же пришлось отклонить. Слишком уж большое количество радостных Уизли на одну депрессивную Тонкс. Все чего желала девушка в это Рождество, это не видеть елок, гирлянд и венков; не чувствовать запах какао и печенья; не слышать колядующих. В общем, избегать всего того, что связано с этим зимним событием. Поэтому, она отправилась в самое непраздничное место — в аврорский центр. Взять дежурство было не сложно, все-таки все люди (даже коллеги-говнюки) хотят провести вечер 24-го декабря дома. Все, да только не Тонкс. Ей и еще парочке сотрудников, пришлось всю ночь аппарировать по различным магическим пабам, кабакам и барам и успокаивать пьяных волшебников. Да, работенка не совсем аврорского уровня, но это лучше, чем сидеть одной дома, втыкая в телевизор или делать вид на званом ужине, что все в норме и тебе весело. Здесь она была занята реальным делом, пусть и таким незначительным, как наложение штрафов на подвыпивших дебоширов и прекращение драк. Время пролетело быстро. Утренняя смена работников, еще более невезучая чем ночная и от того более раздраженная, немедленно приступила к работе. Старший дежурный и слушать не стал мольбы Тонкс о том, чтобы она осталась в центре на дневную смену. Он выгнал ее, едва не покрутив у виска пальцем и пожелав хорошенько выспаться. От досады Тонкс едва не швырнула в него парализующие чары. Но вовремя передумала. Она стояла на ступеньках министерства, думая, что делать дальше. Снег, падая крупными хлопьями, покрывал землю пушистым ковром. Было в этом что-то успокаивающее и ей захотелось добраться домой пешком, проветрить голову. После парочки глотков морозного воздуха, остатки сонливости испарились. От работы до квартирки минут пятнадцать ходу, поэтому Тонкс достала из кармана плаща наушники и принялась развязывать узлы замерзшими пальцами. Кассета зашуршала в заколдованном плеере, подаренном ей Чарли Уизли в честь выпуска из Хогвартса много лет назад. Эта маленькая вещица стала для нее настоящим спасением, она позволяла хоть ненадолго уходить и изолироваться от дерьмового реального мира. На днях в маггловском музыкальном магазине ей удалось приобрести новую кассету и вот наконец-то выпала возможность ее прослушать. Дорога была едва видна, вокруг мело и мело, снег путался в волосах, а Тонкс как маленький ребенок во всю крутилась и размахивала руками под одну из песен не боясь показаться кому-то странной. Кто вообще выпрется на улицу в предрассветное время, да еще и в Рождество? Разве что, какой-нибудь Пожиратель Смерти, жаждущий смерти члена Ордена. Но Тонкс в тот момент было абсолютно все равно. Знал бы Грюм, как беспечно она себя иногда ведет: прячет палочку в голень сапога, затыкает уши наушниками, шляется по улицам как полоумная, напевая песни — за все это он бы точно настучал ей по голове. Но к счастью, даже его глаз не за всем способен уследить. Одна из записанных песен, с грустным мотивом и странным текстом, так сильно зацепила, что Тонкс перематывала кассету всю оставшуюся дорогу, снова и снова слушая о «короле странных вещей». К четвертому разу она уже выучила слова и не заметила, как начала петь припев вслух.

«If you fall away Tonight the sky turns dazzling gray If you fall away You’ll be crowned by the birds of prey»

Тонкс снимала маленькую, но довольно неплохую квартирку у одной старушки магглы. Она находилась в одном из таких домов, что стоят буквой «П» и чтобы зайти во двор, вам нужно пройти под странной бетонной аркой. До подъезда оставалось метров десять, метаморфиня остановилась и обернулась, чтобы последний раз взглянуть на то, как снежинки крутятся в желтом свете единственного, на весь двор, фонаря. Музыка стихла. В короткую паузу между песнями, за спиной послышался голос. — Здравствуй, Тонкс. Рука машинально скользнула в карман и выключила плеер. Тонкс принялась сматывать наушники в клубок, надеясь, что это слуховая галлюцинация от недосыпа, перемерзания или стресса. Некоторое время было тихо. Тонкс обернулась. Если это и была галлюцинация, то теперь она переросла еще и в зрительную. — Я просто хотел отдать тебе кое-что, много времени я не отниму. Нет, это точно был Люпин собственной персоной. Сомнений не осталось. Тонкс замерла, не в силах пошевелиться. Она много раз размышляла о том, что первым делом сделает, встретив Ремуса. Со злости запустит в него какое-то заклинание, или же обнимет, крепко-крепко, а может даже зарядит кулаком в нос? Но на деле ноги словно налились свинцом, а на рот кто-то наложил «Силенцио». Он первым сделал шаг навстречу и она, наконец, смогла выйти из ступора. — На улице жутко холодно и это не место для разговора, так что давай поднимемся в квартиру. — Рассеянно проговорила она и прошла мимо, не давая ему возможности возразить и избегая зрительного контакта. Остановившись у самой двери подъезда, она обернулась. — Если конечно твои лесные друзья не ждут тебя сейчас. Его лицо едва ли напряглось, словно эта колкость его вообще не задела. — Нет, у меня есть еще время. — Ох уж этот сдержанный, невозмутимый тон. Ремусу почти всегда удается контролировать собственные чувства и импульсы. И этим он жутко бесил Тонкс. Ей приходилось прилагать не дюжие усилия, чтобы вызвать у него хоть какую-то эмоциональную реакцию. С ней же все было наоборот. На работе она всегда скрывалась за масками, но с людьми, которые становились ей дороги, она была подобна открытой книге, не скрывающей ничего. Теперь она жалела о том, что позволила Люпину войти в круг доверенных, тех, кто видел ее настоящую. — Как ты узнал, где меня найти? — они поднимались по украшенным гирляндами лестничным пролетам. Тонкс вспомнила, что хоть и рассказывала Ремусу о том, что у нее есть квартира, но никогда не говорила где именно. — Я был в Норе, думал, что ты будешь праздновать там, но Артур сказал мне, что ты на дежурстве. — Это не ответ. — она резко обернулась. — Кто дал тебе адрес? Люпин молчал, переминаясь с ноги на ногу. Из всех его знакомых, об этой квартире знали трое: Аластор, Чарли и Билл. Первый и под пытками не сказал бы, где ее искать, второго, в Норе точно не было. Значит… — Билл. — вслух констатировала девушка. Черт бы побрал эту мужскую солидарность. Наконец, они добрались до нужного этажа. В коридоре было слышно странную музыку, которая больше походила на случайное сочетание звуков, и голоса, что доносились из одной из квартир. «Ну конечно, вся Британия еще спит, за исключением моих соседей, — мысленно выругалась Тонкс». — Студенты, — пояснила она, опережая вопрос Ремуса. Девушка открыла дверь, пропуская своего спутника в квартиру; он машинально достал палочку и на ее кончике зажегся холодный голубой огонек. — Празднуют Рождество. Кто постарше, разъехались по родным и близким, так что полицию вызвать некому. Стянув промокшие сапоги и аврорский плащ, не дожидаясь Люпина, Тонкс направилась на кухню. Раздался щелчок выключателя, зажегся слабый желтоватый свет. Волшебница в который раз сделала мысленную пометку поговорить с домовладельцем насчёт освещения и проводки, или как там еще это называют у магглов. Она успела поставить чайник на плиту и принялась засыпать чай в заварник, чтобы хоть как-то занять руки. Люпин мялся в дверном проеме, рассматривая кухню. — У тебя здесь… — Тонкс приподняла бровь, гадая какой же эпитет он подберет, но он закончил предложение банальным: — Мило. — У нас с тобой разные представления о том, что мило, а что нет. Еще одна галочка в колонку «отличия», — не скрывая сарказма, выпалила метаморфиня. Первоначальный шок начал проходить, уступая место гневу и обиде. — Тонкс, я не хочу ругаться. Может присядем? Девушка неохотно кивнула, указывая Люпину на место напротив себя. — Ты пришел сюда, отдать мне кое-что. — Она выжидающе уставилась на оборотня. — Давай уже покончим с этим. — Я был на Гриммо. — помедлив, произнес он. Тонкс моргнула, не веря своим ушам: — Что, прости? После смерти Сириуса, Дамблдор строго-настрого запретил всем членам Ордена появляться в бывшей штаб квартире. И конечно, Люпин очень рисковал, заявившись туда, но его это не волновало, ведь он свято верил, что если он умрет, никто не будет по нему скучать. Он не ответил, а вместо этого, принялся что-то выуживать из своей заколдованной сумки. — Думаю, Сириус хотел бы, чтобы они остались у тебя, — наконец произнес он, ставя перед Тонкс потертую и пожелтевшую картонную коробку. Дышать стало как-то невыносимо тяжело. Раздался пронизывающий свист, который вывел девушку из очередного ступора. Тонкс подскочила и принялась наливать кипяток в чашки, пытаясь собраться с мыслями и заставить себя снова взглянуть на коробку. Ту самую коробку, в которой Сириус хранил свои виниловые пластинки. Иногда, когда выдавалось свободное от дежурств и работы время, Тонкс проводила его на Гриммо. Сириус любил сидеть в библиотеке у камина, любил рассказывать разные истории школьных времен, иногда на пару с Ремусом, а еще он любил хвастаться своими пластинками. А хвастаться действительно было чем: AC/DC, Led Zeppelin, Pink Floyd, Aerosmith. Эта коллекция — настоящее сокровище для любого ценителя рок музыки. — Позволь спросить, — голос метаморфини звучал резко. Она со стуком поставила перед Люпином его чашку и сахарницу. — Ты рисковал жизнью ради этого? Ты пришел сегодня ко мне ради этого? — она сама не до конца понимала причину своей ярости. Была ли она в Ремусе и в том, что он опять бессмысленно рисковал собой, или же причина была в этой коробке, которая была болезненным воспоминанием о дорогом человеке, которого не стало по ее вине. — Нет. — качнул голов Ремус. — Еще… я хотел попросить у тебя прощения. — Ух ты! — воскликнула девушка, скрестив руки на груди. — А вот это уже интересно. Он потер переносицу, собираясь с мыслями. Тяжело вздохнул. — Мне, правда жаль. Я повел себя как последняя сволочь. — Знаешь, Люпин, — Тонкс смерила его усталым взглядом. Она не спеша встала, и подошла к навесному шкафчику, доставая невысокий стакан и бутылку явно не с виноградным соком. — Я до глубины души поражаюсь твоему таланту говорить общими фразами и избегать конкретизации. Молодец. — отсалютовала девушка, приподнимая наполненный красноватой жидкостью стакан. — Попал пальцем в небо. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. — Из твоих уст это звучит, как чертова издевка. Хотя, чего я еще ожидала? — пожала плечами метаморфиня, делая несколько глотков. — Если бы тебе и вправду было жаль, ты бы хотя бы попрощался, прежде чем уйти тогда. Мгновение, его янтарные глаза смотрели прямо на нее, а потом он опустил их, прикрывая веки. Опять закрываясь от нее. Тонкс знала, что в своей голове он уже продумывает ответ, который точно выбесит ее. Но озвучить его он не успел. — Это просто Рождественское чудо! — с сарказмом произнесла Тонкс. — Посмотрите-ка, личная встреча с Ремусом Люпином! И о Боги, он даже говорит со мной! Чушь всякую, но все же — говорит! Ремус сжал губы в тонкую ниточку. — Дора, я… — Не смей. Ты утратил право называть меня так, пропав на шесть гребаных месяцев. Дора — это было не просто сокращение имени. Так ее называл лишь отец. За все годы учебы в Хогвартсе или работе в министерстве, волшебница никому, абсолютно никому не давала так себя называть. Она была Тонкс, просто Тонкс. И всякий раз, когда кто-то называл ее Дорой, у нее сразу возникало ощущение, будто этот человек переступает определенную черту. Никому не было дозволено видеть Дору. Дора — это все те качества, что она скрывала от окружающих. Дора расстраивалась из-за неудач, переживала за друзей и семью, за свое будущее. Все видели Тонкс — бойкого аврора, забавную неуклюжую девчонку, постоянно меняющую цвет волос. А потом появился Люпин, и из его уст «Дора» звучало так естественно, так правильно, что она лишь в шутку, несколько раз запретила ему так к себе обращаться. Казалось, будто она-таки нашла человека, которому сможет открыться полностью. Но это все было гребаной иллюзией. — Ладно — Тонкс. — соглашаясь, произнес Ремус. — Я здесь, потому-то должен извиниться перед тобой. Я позволил эмоциям взять верх. Поддался импульсу, что делал в своей жизни не так часто. Моему поступку нет оправдания. Я совершил ошибку и мне жаль. — То есть, то что было между нами, для тебя это все — ошибка? — Тонкс почувствовала, как к горлу подступает ком. Еще с детства она ненавидела плакать при ком-то, даже при родителях. И теперь она уж точно не заплачет при Ремусе Люпине. — Ладно. Пускай ты не испытываешь ко мне таких же чувств как я к тебе, но черт возьми, ты не имел права просто так уходить, оставив лишь долбанную записку с дебильными оправданиями. Я любила Сириуса не меньше твоего, он был моей семьей, и ты был мне нужен, хотя бы как друг. — Я ушел, потому что посчитал, что тебе будет лучше без меня в твоей жизни. Тонкс презрительно хмыкнула и допила содержимое стакан. — Уходи. Прямо сейчас. — проговорила она после короткой паузы. Несмотря на то, что ранее мужчина старался не выказывать каких-либо эмоций, сейчас он выглядел совершенно разбитым. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал и направился к выходу. Тонкс с силой сжала стакан, так что костяшки пальцев побелели. — У тебя это получается лучше разговоров. Лучше всего. Эгоистичный трус. — Медленно и четко произнесла она ему в спину. Прошло несколько секунд, прежде чем он оказался прямо перед ней. Он был так близко, всего в паре миллиметрах. Тонкс чувствовала неистовую энергию, словно исходящую от него волнами. — Так вот значит, что ты обо мне думаешь? Его янтарные глаза пристально впились в нее, в них была ярость, смешанная с негодованием. — Именно это. — Холодно произнесла она. — С моей стороны глупо было думать, что я для тебя нечто больше, чем просто способ отвлечься, что я больше, чем развлечение на одну ночь. — Это не так. — Люпин, я знаю все, что ты хочешь сейчас сказать мне. Ты слишком предсказуем… Он вдруг взял в ладони ее лицо, наклонился и коснулся губами ее губ, от чего по телу пробежала дрожь, вызвав ощущение, напоминающее глубинный взрыв, высвобождающий заточенные чувства и желания. Поначалу поцелуй Ремуса был нежным, но вскоре стал настойчивым и требовательным. Его кровь словно закипала. Кончик языка скользнул по ее нижней губе, и когда ее уста, наконец, приоткрылись, его язык рывком проник в теплую сладость ее рта. Его руки властно скользнули от ее лица к плечам, вниз по спине. Его прикосновения все сильнее раздували разгоревшееся в ней пламя. — Это твоя попытка доказать мне обратное? — Прошептала Тонкс, внезапно отстраняясь. — Доказать мне, что ты можешь быть спонтанным? Ее грудь тяжело вздымалась, он ощущал ее горячее, порывистое дыхание на своем лице. Он был полностью готов к тому, что она накричит на него, обзовет бессовестным подонком, даст пощечину и выставит за двери. В конце концов, он полностью заслужил это все. В который раз он поддался чертовым эмоциям и разрушил стену, что сам же и выстроил между ними. Но он так давно хотел этого. Оказаться с ней рядом, почувствовать снова ее пьянящий запах, вкус ее губ. Последние недели, чертовски сложные недели, он только и жил воспоминаниями о моментах, связанных с ней, и желанием вновь встретиться. Вот почему все это было ошибкой с самого начала. Он думал, что будет способен просто поговорить, удостовериться, что с ней все в порядке и уйти. Но это был лишь самообман. А теперь она стоит так близко к нему, мучительно близко. Он все еще ощущает пьянящий вкус красного вина во рту, вкус ее поцелуя. Ее глаза, блестели в полумраке как черные бриллианты. Руки медленно высвободили подол его рубашки, он шумно и рвано выдохнул, когда ее холодные пальцы скользнули по его груди и торсу, касаясь шрамов. Он перехватил ее за запястья, прерывая ее действия. Мозг Ремуса во всю кричал о том, что ему стоит убраться из ее квартиры как можно быстрее и перестать таращится на нее, что он совершил огромную ошибку, поддавшись чувствам, что он не имеет никакого права находиться рядом с ней, надеяться на то, что у них может что-то получиться. У него есть миссия, он обязан довести ее до конца. Мозг доказывал, что это самое неподходящее время. Сердце же больше всего желало возобновить прерванный поцелуй, а тело хотело еще большего. — Ты не обязан туда возвращаться. — Наконец произносит она, словно слыша, что творится в его голове. Ее голос охрип от охвативших ее чувств. — К черту Дамблдора. К черту Орден. Его рука поднялась к ее лицу, он провел большим пальцем по чуть припухшим от поцелуя губам. — Хоть раз в жизни, сделай то, что хочешь ты сам. — Его ладонь скользнула по ее щеке. — Поступи как хочешь. — Он убрал волосы в сторону, оголив шею. — Возьми то, что хочешь. — Я хочу тебя. По шее скользнули горячие губы, оставляя за собой влажную дорожку из поцелуев. Одна рука обнимала ее за талию, другая расположилась на бедре. Но даже через жесткую ткань джинсов можно было ощутить жар, исходящий от его ладони. Скользнув руками вдоль линии плеч, она стащила с него пиджак и ловко развязала галстук, отбрасывая его в сторону. Поддавшись неукротимому желанию, которое он слишком долго сдерживал, Ремус приподнял Тонкс, усаживая на стол и раздвигая ее ноги, чтобы встать между ними. — Пообещай мне одно, Ремус. С большим усилием он оторвал губы от мягкой кожи на ее ключицах. — Что, Дора? — Пообещай, что не уйдешь утром. Он провел пальцем по чуть мерцающей линии, очерчивающей скулу и подбородок. Это его касание было почти невесомым, в нем не было ни страсти, ни желания, лишь безграничная нежность и любовь, что он испытывал к ней. — Обещаю. — Наконец прошептал он, прежде чем возобновить поцелуй.