Это просто жизнь

      Кто же знал, что можно встретить свою судьбу так, как это получилось у меня. Я вот не знал, но встретил же. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Точнее - моя дурь. А началось все с моего осознания своей ничтожности в этом огромном и всегда равнодушном ко мне мире.       Если подумать, то население этой планеты делится на три типа людей: те, которые имеют; те, которых имеют; ну и те, которые за этим наблюдают, и им на все плевать.       Я относился ко второй категории, ибо каждый считал за святую обязанность отыметь мой мозг во всех известных позах. И жизнь всегда помнила обо мне и подставляла, как могла. Мои родители еще полгода назад выносили мозг просьбой остепениться, повзрослеть, а еще лучше - подарить им внука. Вот как я им этого внука дарить должен, если вообще не женат? Да и рано мне.       Мой начальник тоже не отставал и ежедневно занимался моим «развратом», а точнее, он почти насиловал мою психику. Друзья, подруги, которых было, как прыщей на морде соседа Славки, и даже продавец меня постоянно наебывал, честно и искренне глядя мне в глаза. И ведь знал же, что он это делает. Да только как он на меня посмотрит своими зелеными глазищами, то я все на свете забывал, даже то, что иногда надо дышать. Вот мог же в другом месте покупать - и дешевле было бы, и качество лучше, но все равно уперто шел к нему.       Мой друг Коля, к которому я периодически приходил жаловаться на превратности судьбы, говорил так:       - Не ссы, Артем, нас ебут, а мы крепчаем.       «Ну, может он и крепчал, а я вот ласты склею от таких поворотов в моей судьбе».       Хотя, как ни странно, вот эти не шибко умные слова и стали моим девизом по жизни. Я ушел из дома родителей и попытался жить самостоятельно. Хотя... Да ладно, чего лгать. Меня мать дома с любовником в самом разгаре застукала и, награждая легкими пинками, захлопнула дверь за моей спиной. Домой теперь путь закрыт: меня туда сто процентов не пустят. Мать, когда провожала, так нежно матом обкладывала, что оглушила просто.       Пошел тогда снова к другу пожаловаться на новые несправедливости судьбы, да и спать где-то надо, пока квартиру не снял.       Колька долго смотрел на мою постную мину, а потом вновь выдал одно из своих на диво умных высказываний:       - Эх, Артемка, жизнь временами дерьмо, но дерьмо свое, а свое, как известно, не воняет.       «Ага, ему-то хорошо, они с отцом одного поля ягоды: оба бабники. А мне как прикажете быть? Мне мужики больше, чем женщины, нравятся. Нет, иногда, бывает, тянет на слабый пол, но уж очень редко как-то тянет».       Первое время я над шутками друга посмеивался, поддакивал, но потом все же устал. Что-то так покоя и тишины захотелось, аж невтерпеж. Я быстро нашел себе квартиру на окраине и, можно сказать, сбежал. Только вот депрессия меня отпускать не хотела и набирала обороты все больше и больше.       Где-то с неделю назад начальник-долбоеб присвоил (как всегда) мой очередной проект себе. И еще любовник мой последний вдруг резко решил стать правильным и жениться. Потом однажды отца увидел рядом с домом, где снимаю квартиру. Струсил. Отец у меня бывший военный, человек суровой закалки да и с тяжелыми характером и рукой. Решив не попадаться - от греха подальше - ему на глаза, полночи по улицам бродил, а потом ничего так, втянулся, даже понравилось.       Стал чаще ночами гулять, спать-то не мог совсем. Как ночь приходила, словно кто вырубал эту мою функцию напрочь. Отец еще пару раз приходил, а я продолжал прятаться.       Ну, а в последнее время совсем себя уродом чувствую. Неделю назад решил: чем так жить, лучше никак, проще умереть. У мертвых нет проблем. Я понимаю, что явно не от большого ума принял тогда такое решение, но накатило.       Теперь вот стою на мосту - жду. Чего жду? Да хрен его знает. Возможно, жду, когда смелость появится сигануть с моста на железнодорожные пути. Два часа сижу на перилах и ничего не насидел. Только руки уже затекли, так вцепился ими в перила. Хотя, возможно, я жду, когда кто-то вправит мне мозги и настучит по тупой голове. Правда, пока так ничего и не дождался. Плюнул, слез с перил и решил пока так постоять, а то рук не чую. Вот так стоял-стоял, смотрел, как мимо проносятся машины, а ведь я для тех, кто в этих машинах, что перила: всего лишь часть чертова моста, меня просто и не замечают.       Мысль пришла мгновенно, и я решил: «А почему бы и нет?»       Закрыл глаза и сделал шаг вперед. Услышал визг тормозов и уже ждал удара и боли, что меня освободит. Минут пять ждал, но судьба и с этим наебала, как, впрочем, и всегда.       Осторожно приоткрыл левый глаз, а потом и правый распахнулся, и оба дружно (странно было бы, если б по-другому) уставились на субъекта, который сверлил меня хмурым взглядом самых шикарных глаз, что я видел в своей жизни. Я даже подался вперед в попытке получше рассмотреть и определить цвет. Не смог. Казалось, что там понамешаны все цвета радуги, создавая невероятную дикость цвета и сочную яркость.       - И о чем ты думаешь, непутевый? - заговорил он со мной глубоким голосом, ласкавшим каждый мой нерв бархатностью и легкой хрипотцой, словно он вот-вот только проснулся.       Я богом клянусь, что именно он мне там вещал, я и не понял, только плавился от пронизывающих вибраций его голоса и улыбался как сумасшедший. Видимо, он заметил, что от меня толку ноль, схватил за плечо и потряс немного.       - Блаженный, что ли?       На сей раз я расслышал и понял, но все равно вел себя так же и тупо лыбился, пожирая его горящими глазами.       - Нет, - прохрипел я каким-то уж очень чужим голосом, - влюбленный...       Звонко чихнув, я хихикнул и покачнулся. Кто знает, из-за чего это случилось, но то ли нервы сдали, то ли от того, что вот уже неделю нормально не ем (последние сорок восемь часов - так вообще), а возможно, просто двое суток беспрерывного гулянья по морозным ночным улицам не к добру, но в голове у меня зашумело, и я сполз в бессознанку.

***

      «Где я?» - это была моя первая мысль, когда открыл глаза.       Голова жутко болела, а в области виска вообще ломило, нос заложен, в горле - словно кактус, и чувство, что меня в одно время выжимают и жарят. Жуть...       Впрочем, это все ерунда, если взять в расчет, что я не знаю, где нахожусь и как сюда попал. Комната, в которой я на данный момент пребывал, была неплохо обставлена, правда мебели по-минимуму, но это и радовало. Не люблю, когда уставлен каждый квадратный метр, чувствуешь себя как взаперти и изоляции. А тут очень даже все гармонично, но что кидается в глаза, так это почти полная стерильность, словно в комнате никогда и никто не жил. Например кресло - оно застелено бархатным покрывалом темно-синей расцветки, что так идеально ровно лежит, ни одной складки или морщинки, словно туда никто и никогда не садился. У зеркала стоит комод, явно старинный, на нем ни вещички, ничего. В общем, все настолько идеально, что поневоле чувствуешь себя неуютно. Мне здесь однозначно не очень нравится.       От мыслей и размышлений меня отвлек скрип двери. В комнату вошел тот самый незнакомец, под колеса чьей машины я и шагнул. Осмотрев меня всего слегка прищуренными глазами, он закрыл дверь и прислонился к ней плечом.       - Итак, сначала назови мне свое имя, а потом я послушаю рассказ о том, какого ты шастаешь по улицам в холод, надев ветровку на одну футболку, моришь себя голодом и кидаешься под колеса чужих машин.       - А? - удивленно начал я. - Артем, но...       - Ну так вот, Артем, уши б тебе оборвать. Ты знаешь, если тебе твоя жизнь не нужна, это лично твое дело, но почему ты думаешь, что имеешь право портить ее кому-то еще? Ты погибнешь, и тебе, в принципе, будет уже все равно, но как же тот, кого обвинят в твоей смерти?       - Но... - попытался я остановить отповедь, но он даже не притормозил и продолжил:       - Как жить ему с таким грузом и ответственностью? Ты испортишь жизнь ни в чем неповинному человеку, перечеркнешь и свою, и его судьбу. Скажи мне, почему считаешь, что имеешь на это право?       - Я... - начал я, но меня, снова нахмурившись, перебили:       - Не перебивай. Слушай лучше. Если хочешь умереть, то поднимись на крышу высотного дома, переступи ограждение и вперед. Недолгий полет с простым названием «падение», и вот ты уже всего лишь изломанный, искореженный кусок плоти, ошметок мяса и костей, торчащих наружу. Что может быть проще? Ты выполнишь свое желание и при этом не тронешь остальных судеб, или все же тронешь? Подумай о том, что испытают твои родители и близкие, твои друзья, каково будет им узнать, что так глупо оборвал свою жизнь? Меня тошнит от таких, как ты, от тех, кто думает лишь о себе и упиваются жалостью так, словно только им хреново в этой жизни. Есть те, кому в сотни, в тысячи раз хуже, чем тебе, и они, сцепив зубы, ломятся вперед, не складывая рук. Они вцепились в жизнь зубами и рвутся из последних сил. А ты? Что ж такого ужасного случилось, что тебе на всех, кроме себя, плевать и ты сложил руки, перестав бороться?       Я больше не прервал его ни разу, слушал и понимал, что он прав. Я поступил не только безответственно и глупо, но эгоистично и жестоко. Я жалок, реально жалок. Черт! Мне захотелось провалиться сквозь землю, чтобы он не видел меня такого. Кто угодно, только не он.       Наверное, на моем лице проступили все чувства, потому что он вдохнул, запустил пятерню в волосы, растрепал их и выругался.       - Черт! Прости, я не должен был так набрасываться на тебя. Сам не святой. Я тоже когда-то попытался сделать такую же глупость, но мне помогли не наделать ошибок. Видно, тебе некому помочь. Хорошо одно, что ты хоть под колеса моей машины шагнул, а не того, кто тебя бы там и оставил валяться без сознания. А мне ответственность врача не позволила да и еще кое-что, но и это потом. Давай-ка сначала сменим постельное белье и переоденем тебя в сухое, а потом измерим температуру.       Я кивнул и попытался встать. Голова тут же пошла кругом, и я почувствовал себя космонавтом: хрен поймешь, где пол, где стены и где потолок.       - Тихо-тихо. Куда ты так спешишь? Мы все и так успеем, времени у нас полно.       Две сильные руки подхватили меня прежде, чем я успел облобызать пол и слиться с ним в отбивательных объятиях. Я поднял лицо вверх, посмотрел в глаза спасителю, меня опять так качественно торкнуло, и я поплыл.       По-моему, я все же умудрился влюбиться. Никак не ожидал от себя такого. И что теперь мне делать? И вот тут я уловил золотистый блеск на его пальце. Сердце сделало кульбит и, оборвавшись, полетело вниз. Он женат. Люблю ли я его или нет - это не играет роли. Он носит кольцо, а значит, жену свою любит и к тому же еще и натурал.       «Черт все дери! Ну почему мне опять так по-скотски не повезло?! За что меня судьба так по-извращенски каждый раз имеет?! Вот кажется, что счастье рядом, только руку протяни, а когда пытаешься коснуться, то это самое счастье оказывается всего лишь иллюзорной частичкой уставшего от таких подлянок мозга. И так всегда. Можно подумать, я не такой, как все. Или все же хуже других? Я же многого не прошу, совсем чуть-чуть счастья! Да что за мир-то такой блядский и дерьмовый?»       Я пытался сделать вдох, но в груди словно что-то сжало, и воздух не хотел поступать в легкие, заставляя задыхаться и ловить его ртом. В глазах защипало, мир вокруг стал расплываться и мутнеть. Когда прозрачная капля упала мне на руку, понял в чем дело - я позорно и по-дурацки разрыдался. Черт меня дери!       Всхлипнув, попытался вырваться из его рук и отвернуться, но он был сильнее и не дал мне даже такой малости, как крупица гордости и самоуважения.       - Эй-эй, малыш, да ты что? Из-за чего твои слезы? Тебе плохо, что-то болит? Ну же, скажи мне.       - Голова болит, - почти не соврал я.       Голова, конечно, болела, и нос не дышал и, вообще, пол все время пытался поменяться с потолком, но не в этом же дело, не из-за этого я тут реву в три ручья, как девка какая.       - Так, давай, ты иди и сядь вон в то кресло, а я пока перестелю кровать, и потом мы измерим температуру. Мне кажется, что ты очень горячий да и покраснел как-то не особо хорошо. Давай иди.       Он отпустил меня, и я сделал пару шагов, вроде идти могу. Рано обрадовался. На четвертом шаге перед глазами все поменялось местами, и я все же поцеловался с полом, хотя в тот момент, хоть убей, был не уверен, что это не потолок: там все так сдвинулось и перемешалось сильно.       - Вот ведь! - услышал я.       Меня подняли с пола и аккуратно усадили в кресло.       - Ты как?       - Нормально все. - Даже для меня мои слова тянулись как резина.       - Ушибся?       - Пока не уверен. У меня все плывет, и я понять ничего не могу. Это ты сейчас стоишь на потолке, или я сижу на нем?       - Так, понятно все, сиди тихо, страдалец, и не дергайся.       Я и сидел, стоять-то не мог. Смотрел, как он ловко застилает кровать чистыми белыми простынями. Движения у него такие плавные были и точные, а из-за моего состояния еще и слегка тягучими. Как-то даже эротично.       Хм... зря подумал, неудобно как-то даже. Черт.       Поморщившись, я попытался изменить положение своего тела, что не укрылось от хозяина дома, и он, тут же подойдя, взволновано спросил:       - Тебе нехорошо, что с тобой?        Он положил руку мне на лоб, и меня словно током тряхнуло. Вот черт, тело даже на это отозвалось, а в ушах такой шум. Я постарался отвести взгляд от его рта и почувствовал, как лицо залило краской.       - Да ты весь горишь!       Еще бы мне не гореть, такие мысли. Я помотал головой, когда он решил взять меня на руки, пытаясь доказать ему, что сам дойду. Он проигнорировал мои трепыхания и, невозмутимо подняв с кресла, легко донес до кровати, усадил, стал расстегивать на мне пижаму.       Господи, дай мне сдержаться.       Чтобы ни о чем не думать, я спросил у него:       - Ты сказал, что тоже когда-то попытался покончить с собой, расскажи.       - Да, было дело, но я не уверен, что хочу что-то рассказывать.       И тут я не сдержался и выпалил:       - Ты женат?       - Нет, и никогда не был. С чего ты это взял?       Я уставился на кольцо.       - Ах это, нет, это кольцо - подарок, от одного очень дорогого мне человека.       Я даже забыл, что он меня переодевает.       - Хорошо, слушай. Я, как и ты, однажды захотел умереть. Эта мысль назойливо крутилась у меня в голове. Мир казался дерьмом, он не принял меня таким, какой я есть, отвернулись даже родители. Я поднялся на крышу собственного дома, встал на бортик и посмотрел вниз. Лететь было далеко, но недолго. Я стоял, вглядываясь в асфальт, и ждал, сам не знал, чего именно ждал. И в тот момент, когда почти шагнул вниз, услышал его голос. Нет, опережу тебя и скажу, что это был не Бог. Чуть в стороне сидел парень и курил. На вид ему лет двадцать, мой сверстник, но глаза... На его лице сверкали мудростью глаза старика.       «Ты собираешься прыгать?» - спросил он меня.       «Да», - буркнул я в ответ.       «Тогда не тяни, прыгай, если ты не ценишь свою жизнь. Ну же». - Он смотрел так, словно видел меня насквозь.       «Моя жизнь дерьмо», - почему-то сказал я.       «А у кого она иная?» - Сочувствия в его глазах я не увидел.       «Я - гей». - В тот момент вообще не понимал, почему откровенничаю с ним, он же чужак для меня.       «И что? Я тоже. Это не повод сигать с крыши. Вот, например, мне осталось жить год, а я не прыгаю. Видишь сигареты? Говорят, от них развивается рак. Я раньше никогда не курил. Так за что рак появился у меня? Так-то. А мне срать на врачей с их вердиктами, я жить хочу. Ну как, твоя судьба дермовее моей?»       Тогда я испытал такой стыд, которого не испытывал никогда в своей жизни: ни до этого, ни после. Парня звали Илья, он стал частью моей жизни. Сначала мы сдружились, часто встречались и где-нибудь тусовались, а потом как-то все само изменилось. Ему было плевать на то, что говорили врачи, он любил саму жизнь, а я любил его. Любил так, как думал никогда не полюблю, вообще не верил, что такое возможно.       Несмотря на то, что ему дали всего год, он прожил пять лет. Это были самые лучшие годы, мы жили ради друг друга и невероятно сильно любили. Тогда все казалось ярче, правильнее, лучше, даже дышать было намного легче, весь мир был у наших ног.       Когда он ушел, для меня начался новый виток кошмара, но ошибки той, что я хотел тогда совершить, больше и в голову не пришло повторить. Я хорошо помню его слова, кому-то, может, еще хуже, чем мне. Я был сильный в память о нем. Илья умер три года назад, это кольцо было прощальным подарком, оно принадлежало его отцу. Вот такая история. Так что, думай в следующий раз, прежде чем делать, возможно, кому-то намного хуже, чем тебе, но он не сложил руки и идет вперед.       Я лежал перед ним и не знал, что и сказать. История потрясала своей трагичностью и болью, что сквозила в его голосе. И тут до меня дошел один немаловажный факт - я же лежу перед ним голый. Ох, как быстро я покраснел, прям аж почувствовал, как огнем заливает все тело.       - Занятно, - хмыкнул он, - ты чего меня стесняешься? Не стоит, чего я там не видел? Все, как у всех, и я врач - так смотри на это.       Ага, ток дело-то не в том. Мне-то как себя сейчас сдержать?

***

      Я пробыл в его доме неделю. Ловил каждый его взгляд, был рад любому слову, а если он просто касался меня, мое сердце почти останавливалось в груди. Семь дней счастья, которые так стремительно кончились. Однажды мы смотрели телевизор, шутили, смеялись, и я не мог оторвать от него взгляда. Сам не заметил, как подался вперед и поцеловал его в губы. Когда сообразил, что делаю, то в шоке от содеянного заперся в комнате. Не думаю, что он был счастлив тому поцелую, он на него даже и не ответил. Черт, я тупица.       Из его дома я уходил, как вор, пока его не было. Просто боялся, что иначе вообще не уйду никогда. Он на многое мне открыл глаза, и теперь я хотел немного исправить свою жизнь и поговорить с родителями. Возможно, тогда мне все казалось не совсем правильным. И... может, отец не просто так приходил ко мне и не для того, чтобы высказаться о моей ориентации. Если не спрошу, то ничего не узнаю.       Домой я шел все же как на каторгу. Страшно было очень. Я все еще не знал, что именно мне скажут родители, не выставят ли снова на улицу, примут ли таким, какой я есть? Мне было даже не страшно, а жутко, до дрожи в коленках.       Подойдя к дому, долго топтался у дверей подъезда и, наконец-то, решился. Переступив порог, зашел в вечно темный подъезд. Лампочку, скорее всего, как всегда шпана вывернула, но ноги дорогу знают, поэтому запросто дошел наугад. Ну, дойти-то дошел, а вот позвонить или постучаться смелости вновь не хватало.       Сделав глубокий вдох и выдох, протянул руку к двери и чуть слышно постучал, правда для меня этот звук был как гром среди ясного неба, почти оглушал - то ли это моя кровь в ушах так билась, не знаю. Проглотив вязкую слюну, я стал ждать. Решив, что мне уже не откроют, хотел уйти, даже развернулся, но старый замок со скрежетом открылся и дверь скрипнула. Я застыл, боясь повернуться. Почти не дышал, даже не моргал и тут услышал:       - Артем? - Голос мамы был каким-то хриплым.       Я обернулся, она смотрела на меня с такой болью в глазах и, прижав руку к губам, плакала. Через секунду она сжимала меня в своих объятиях и плакала так, что меня трясло.       - Мама, ты чего? - удивился я.       - Чего? - Мама отстранилась от меня и, гневно сверкнув глазами, выпалила: - Ах ты поганец! Ты где шлялся? Мы с отцом неделю тебя везде ищем, как пришла хозяйка квартиры, что ты снимаешь, и встревожено сообщила, что ты пропал и вот уже два дня в квартире не появляешься. Мы ж все больницы обзвонили, все морги, милицию, везде были. Твой телефон недоступен или выключен. Где ты шлялся, поганец такой?!       Они волновались, им было не плевать на меня. Я обнял маму, прижался к ней и вдохнул знакомый фруктовый аромат ее шампуня.       - Прости, мам, прости.       - Вырос мужик мужиком, а мозг как у пятилетнего.       - Прости, мам, я правда все расскажу.       - Конечно, расскажешь. - Услышал я строгий голос отца. - Прямо сейчас и расскажешь, паршивец.       - Папа?       Отец нахмурился и поманил меня за собой.       - В кухню, живо!       Такого тона ослушаться нельзя. Я сделал именно то, что мне велели: прошел на кухню, сел на стул и уставился в глаза отцу. Папа был хмурый и, кажется, не особо довольный. Я выпрямился и сидел на стуле так, словно кол проглотил.       - Рассказывай, - потребовал отец.       О, я рассказал, все рассказал, в подробностях. Когда голос отца звучит именно так, лучше не перечить.       - Идиот! - высказался отец. - Ты действительно считаешь, что только потому, что гей, перестал тут же быть моим сыном? Идиот, точно. Выпороть бы тебя, да уже поперек лавки не умещаешься. Мать себе места не находила, столько слез пролила да и ночи не спала из-за тебя, гаденыша. Сынок, я не прошу тебя вернуться домой, тебе уже явно не пятнадцать лет. Пора уже жить своей жизнью и строить ее так, как считаешь нужным, но если мать из-за тебя еще хоть раз так плакать будет, я сам тебя научу уму разуму. Иди к матери, пока она не решила, что я тебя вот-вот придушу.       Я кивнул и поднялся. Отец был всегда малоэмоциональным, а тут... не ждал от него. Неужели во всем моя вина?       Я почти вышел из кухни, когда услышал:       - Тём? - Я обернулся. - Неважно, что ты гей, ты всегда мой сын.       - Спасибо, пап. Прости.       - Иди уже.       В эту ночь я остался в доме родителей, а утром сходил на работу и послал начальника в задницу. Телефон я так и не нашел, даже не помню, где именно его утерял. Пришлось покупать новый, спасибо накоплениям, которые у меня были.

***

      Поиски новой работы заняли какое-то время, но я нашел то, что искал. Жизнь вроде и налаживалась, только часто мне снился он. Он улыбался мне, целовал, и я медленно плавился в его руках. Похоже, мое тело не хотело забывать его, и даже те прикосновения, которые он мне дарил, переодевая и обтирая, когда я горел в огне из-за высокой температуры, даже они во сне превращались в ласку, от которой я стонал и выгибался. Каждое утро я просыпался и не мог поверить, что это лишь обычный сон, просто сон. Черт его дери!       В тот день я шел с работы, погода была хорошая, солнце светило так, что глаза слепило. Решив прогуляться до дома, наслаждался теплом и запахом свежей зелени. Как же хорошо, так чертовски хорошо. И чего я, дурень, удумал тогда с жизнью кончать? Мир ведь и не так уж плох. Витая в своих мыслях, даже не заметил машины, что остановилась около меня.       - Артем? - Такой до дрожи знакомый глубокий голос, что снится мне каждую чертову ночь, как только я закрываю свои глаза.       Я обернулся, он стоял в лучах яркого солнца, и поэтому его мощная фигура казалась чем-то мистическим и нереальным.       - Здравствуй, Артем. Я долго искал тебя, а вчера обнаружил его за креслом. - Он протянул мне мой же телефон, который я не мог найти. - В следующий раз, сбегая, улик-то не оставляй.       - А зачем вы меня искали? - спросил я, сжав в руках телефон.       - Хм, мы что, снова на вы перешли? - он усмехнулся. - Глупый, искал, чтобы отдать долг.       Прежде чем я успел что-то вякнуть, он дернул меня на себя, и губы мне обожгло поцелуем. Сдавлено вздохнув, я обвил его шею руками и растворился в поцелуе, которого так долго желал, мечтал и... да... все еще надеялся.       Оторвавшись от моих губ, он посмотрел мне в глаза и улыбнулся.       - Зачем ты это сделал?       - Почему нет? Я этого хотел все время, что ты у меня был, только думал, что ты струсишь, если я усилю напор, кто же знал, что ты сбежишь. Дурачок.       - Извини.       - Не сбежишь?       - Нет.       - Хорошо. Мне бы не хотелось снова искать тебя, чтобы вернуть назад.       Ну точно, жизнь не такое и дерьмо, и в ней случаются такие вот счастливые моменты, и пусть мы пока не очень знаем нашего будущего, но черт... А почему не подумать об этом потом, завтра?! Сейчас-то есть вещи и поважнее.