Death is the road to blessing

«И запомните главное — смерти нет. Есть лишь встреча с Богом, который на суде своем решит, где найдет упокоение дух ваш, да и найдет ли вообще. Смерти нет. Смерть лишь переход, мост к Богу, глядя на который Он уже вынесет решение Свое.» Слова тяжелым гулом раздавались в голове, заглушая даже громкие взрывы пушечных ядер. Каковым является «мост» для воина? Говаривали, что нет чище пути для военного человека, чем отправиться навстречу вечности сложив главу свою да оружие на поле битвы. Но разве не умелая тактика, доблесть и честь вкупе с дарованными с небес зачатками, которые путем длительным, упорных и изнурительных тренировок ростки обращаются в дивные плоды военного гения? Разве не победа с сохранением своей жизни является идеальным завершением боя? Военные люди — не ученые. Они не умеют громко, напыщенно и пафосно спорить о гипотезах и научными способами пытать доказать и вывести ту или иную аксиому, тем более, что «теория смерти» их интересует меньше всего. Интеллектуальная элита, в большинстве своем, предпочла перебрать куда-нибудь в более безопасные районы страны, коих еще не коснулась тень войны. Бесспорно, патриотические начала в них не были похоронены под сотнями сухих книжных страниц, а потому они предпочитали помогать тем, кто был на полях боя финансово, предпочитая марать свои белоснежные перчатки чернилами, а не кровью, а потому не мог ни один ученый муж ответить на поставленные вопросы. Военные люди — не философы. Им не знакомы витиеватые термины на латыни, имеющие сотни значении и ни одного конкретного. У них нет времени на часовые посиделки под сенью деревьев в поиске истины и ожидания, пока бытие даст свой сакральный знак. Служители философского культа никогда не поставят пред собой вопросы, посещающие темными тихими ночами любого служивого человека, ибо считают их бренными и недостойными. Куда ближе им эмоциональные рассуждения о первичности материи и истоков жизни. Войну они отвергают и не признают. Военные люди — не писатели. Им не понять ответ служителей музы, объясненный в пятистопном хорее с примесью пиррихия. Да и, коли честно, нет им веры, ибо склонны они в большинстве своем многое перекрашивать в более яркие краски. Война, будучи в серо — черных тонах с примесью алых пятен, не была тому исключением и являлась излюбленной мишенью для «акварельных эпитетов». Звуки битвы, взрывы и громкие крики на множестве европейских языков звучали сейчас словно сквозь дым от пушки и свинцовый, пронизанный напряжением и кровью, воздух. Петр тяжело вздыхает и тихо рычит не столько от боли, сколько от досады. Да будет проклят тот чертов лжец, вероломно заявивший, что в минуты пребывания человека меж двумя мирами, ему подвластны любые вопросы. Черта-с два. В такие минуты накатывает волна отчаянья. Осознания своей беспомощности на фоне лютого, кровопролитного сражения. Любое движение в попытке хотя бы приподняться отдается адовой болью в раненой ноге и заставляет кровь пульсирующими движениями вытекать еще сильнее. Для Багратиона пасть на Бородино не было честью, нет. Для генерала Багратиона это было подлостью. В то время, как вверенные в его командование люди пытаются оттиснуть верных Наполеону людей прочь, он беспомощно лежит на земле, под сапогами сражающихся. Кажется, кто-то прокричал его имя, но Петру Ивановичу уже все равно. В лицо прилетает несколько небольших комочков земли, смешанных с порохом, но брюнет лишь только прикрывает глаза. Уходить не хотелось, ведь он так многого еще не сделал. Он жаждал гнать недруга прочь, до самого его логова в Париже. Он жаждал вернуться в столицу победителем, раз и навсегда закрепив за фамилией своего рода добрую память на долгие века. Он надеялся вновь попытать личное счастье. Генерал Багратион думал о том, что после того, как захватчики будут выдворены за границы Российской Империи, он напишет своей Катише письмо, в котором обратиться к жене будто к старому другу и сообщит, что готов отпустить ее, дабы всем было лучше. Бесспорно, сие решение далось ему с трудом, однако же Багратион был точно уверен, что его прекрасная дама где-то рядом. Он чувствовал ее, но из-за слепой привязки к супруге не мог отыскать из тысячи женских образов. Он столь многого не успел, но давний урок, вбитый годами практики, говорил о том, что смерти нет.

Так может быть все то, что не смог получить Петр на сегодняшний день, ждет его по ту сторону жизненного моста и ему надлежит лишь вступить?..