Мы снова встретились

      Небо было…красивым? Да, просто красивым, ведь можно ли сметь заваливать комплиментами то, что и так идеально? Оно холодное, но от него так же веет теплым холодом, Ветер медленно перемещается, прячется в кроне деревьев от посторонних взглядов. Диковато оглядывается, а затем сигает вниз, расправляя крылья и роняя из своей густой шерсти звезды. Трава здесь на ощупь шелковая, мягкая, нежная, как рука матери. Она шелестит, нагибается под напором воздуха и изящно выпрямляется, подражая прекрасной рябине и восхищаясь могучим дубом. Луна совсем близко, вращается вокруг Солнца, а то, отчего-то, находясь рядом с ней, не сжигало и не опаляло.       Босые ступни приятно щекотал травяной ковер с хрустальными слезами-росинками. Как будто кто-то их обронил и забыл о них, а они затвердели, превратившись в прекрасный драгоценный камень. Он наслаждался, стоя здесь, он…что? Он чувствовал ноги. Чувствовал ими прохладу и дуновение Ветра. Неужели?.. И впрямь: он стоял под раскидистыми лапищами дуба, стоял и смотрел вдаль. Со всех сторон внезапно стали вырисовываться силуэты, будто и вовсе из воздуха. Они подходили и чем ближе становились, тем яснее становилась тайна их личности. Тем сильнее щемило в груди и тем быстрее возвращались воспоминания в прошлое: Ороро, Китти, Роуг, Джин, Скотт, Хэнк… Последний был все в тех же вездесущих очках, в своем истинном, человеческом виде. Он смеялся, держа под руку не менее счастливую Рейвен. Ее волосы были черными, настоящими, а глаза сияли вовсе не желтым блеском. Натуральным. Че-ло-ве-чес-ким. Да, таких счастливых взглядом Чарльз давно не видел. Даже в зеркале этот взгляд давно потух и стал серым, как и вся обыденность. Но сейчас этот смех, эта радость, она доносилась отовсюду! Джин звонко смеялась, обнимаясь со Скоттом, а Роуг держал за талию какой-то парень с белоснежными крыльями, и он не спешил умирать от ее прикосновения. Впереди всех несся Курт, то исчезая, то появляясь, вместе с Пьетро, который на ходу успевал что-то строить и что-то есть. Они улыбались так по-мальчишески. Вот из толпы показалась темноволосая женщина и приветливо улыбнулась: ей навстречу кинулся помолодевший Логан, вновь полный сил и энергии. Он прижал женщину к себе, целовал в макушку и что-то шептал. Они все, все до единого смотрели вперед, на друг друга с счастьем на лицах. С детской наивностью, добротой, как на братьев и сестер. Равенство, оно было здесь, сквозило в каждым вздохе и каждом выдохе. И лишь одна фигура выделялась. Отличилась от общей массы, бесшумно скользя по траве и останавливаясь, почти вплотную подойдя к дубу, к тому, кто был так дорог. — Здравствуй, Чарльз. Он говорил почти сдержанно. Почти. Но теперь в голосе сквозили нотки расслабленности и умиротворения, а сталь глаз приобрела живой оттенок. Магнето пристально смотрел на своего старого друга: он помолодел, теперь выглядя как в их первую встречу, роковую встречу: волнистые шоколадные волосы, такие милые и детские веснушки, изящный изгиб губ и, вновь горящие ярким огнем, глаза. Голубые и манящие, получше любого магнита. И было то, что главным образом красивым мазком опытной руки творца завершало образ из прошлого — Чарльз стоял. Стоял босиком, чувствовал явно свои ноги. Невероятно. — Ты…стоишь. — Здравствуй, Эрик, — улыбка вышла немного кривой и скомканной, но почти искренней. А глаза как всегда выдавали волнение, бесстыжие. — Да, ты наблюдателен. Это здорово. Даже не верится. Но, видимо, здесь все чудеса возможны. И они замолчали. Не замечали тех, кто проносился рядом, не замечали вскриков радости и всеобщего ликования. Они тонули в друг друге, отчаянно не пытаясь выплыть. Видимо, такой вариант мазохизма нравился им обоим, обоих устраивал. Они даже не замечали, как приблизились к друг другу на расстояние пары сантиметров, ведь Чарльз почти тыкался носом в грудь друга-мутанта. — Здесь прекрасно… — шепчет телепат и вдруг шутливо хмурится, хотя в глазах еще плещется грусть. — Как ты мог умереть раньше меня? Мы так не договаривались! — Мы о чем-то договаривались вообще? — Эрик спрашивает с иронией, улыбаясь. А затем ему вдруг так хочется спросить, хотя на секунду, но еще послушать голос друга, который на самом деле был чем-то большим. Кем-то большим. Жизненно необходимая доза. — Что там на Земле? Неужели все наши труды оказались напрасны и последние мутанты исчезли с планеты навечно? Чарльз смеется. Заливисто, запрокидывая голову назад, жмурясь, как кот. От этого смеха Эрик так же зеркально повторяет улыбку, какой минуту назад сверкал Ксавье, отмечая, что от этого в груди становится немного теплее. — О, Эрик, друг мой… Жизнь продолжается. Дети-мутанты живы и буду продолжать жить, будут продолжать развивать себя и других, и, возможно… — Чарльз умолкает, протягивая руку к руке Эрика и сжимая ее, будто это якорь, будто доска в огромном глубоком море или океане. — Они наше будущее. Может быть, они не повторят наши ошибки. У них так много времени… -…Но оно ускользает сквозь пальцы, — заканчивает мысль Магнето. — Но ты прав: мы им больше не нужны, их эволюция зависит только от них, и, да, они будут жить по-своему. И, знаешь… — Да? — Их сердца уже умеют любить. Невероятный дар. — А нам эта способность дарована? — телепат игриво щурится и чувствует, как вторая рука Эрика сжимает его плечо. Нежно, аккуратно, будто боится сломать. — В любом случае, — хмыкает Магнето, прижимая к себе удивленного не-друга, но кого-то точно более, — как раз у нас времени много. Мутант посмотрел в сторону других мутантов, которые толпились на краю поляны и махали руками, подзывая старых друзей. Где-то за ними зажглась ослепительно большая звезда и осветила тропинку. Там, гуда падал лунный свет, летали белые перышки, которые нельзя было потрогать, летали мотыльки, крылья которых были золотыми. — Кажется, нам пора.       Внезапно Эрик наклонился и нежно коснулся губами щеки Чарльза. Кожа на вкус была как шоколад, прохладная и невероятно живая. Это его Чарльз. Это его друг. И Магнито почти не удивился, когда Ксавье прижался к нему, крепко держа руками и дыша ему куда-то в шею. На цыпочки, что ли, встал? — Ты прав. Нам действительно пора. На этот раз вечность обещает быть незабываемой. Теперь мутанты обрели покой.

Покой заслуживает тот, Кто не отвергнув свой порок, Умел о чувствах говорить, Навеки преданно любить.