Байки девочки на побегушках

      Где-то рядом шумел прибой, кричали чайки и дул соленый ветер… А я минут пять пялилась в потолок какой-то развалюхи, лежа на сырой и невероятно холодной земле. Вставать не хотелось, однако перспектива заболеть простудой, бронхитом и прочей холерой никак не прельщала. Со вздохом я приподнялась на локтях, а в голове крутился очевидный вопрос: как я сюда попала? Вот как меня угораздило оказаться в деревянной прогнившей коробке с дырками для окон? В ней даже двери не было, а кровля держалась на честном слове. И почему рядом так отчетливо шумит море и пахнет морской солью? В моем городе самым шумным водоемом был старый фонтан.       Эти мысли не давали мне покоя, но больше меня беспокоил холод, что потихоньку сковывал мою задницу в тиски.       Попытавшись встать на ноги, я встала на колено, и левую ногу пронзила боль. После небольшого обследования, а точнее - ощупывания больной стопы, мой внутренний не дипломированный врач гордо изрек: «Жить будешь, мать. Всего лишь растяжение»! И знаете, я бы даже не почесалась и помазала бы йодом, мазью, бинтик бы наложила: мне не впервой растягивать конечности. Но факт того, что я явно не дома вкупе с диким холодом заставил мой оптимизм заткнуться.       Поднявшись на ноги, и найдя рядом с собой свою небольшую дамскую сумочку, предназначавшуюся для носки ключей, телефона и некоторой части домашнего капитала в виде мелочи на проезд и купюры в пять тысяч, я начала оглядывать свое случайное пристанище: небольшое, захиревшее от времени и пустое, благодаря хозяевам и местным вандалам. Только сундук, железный ларец, стол да полка служили напоминанием, что здесь когда-то в незапамятные времена жили люди. И, судя по всему, что-то хранили. Я даже не додумалась порыскать по сундуку и небольшому ларчику. Чего уж там — вопросом не задалась: откуда здесь такие пережитки прошлого, как сундуки. Такими вещами вообще давным-давно не пользуются.       Вдохнула холодный воздух. Выдохнула. Закрыла глаза. Открыла. И так несколько раз. Покрутившись на месте, посмотрев на кровлю, и поежившись, я решила все-таки покинуть помещение и попытаться сориентироваться в пространстве снаружи. И я уже собралась выполнить этот пункт своего гениального плана, когда на пороге передо мной выросло грязно-зеленое чудо-юдо с клешнями и глазами на антенках. Мы оба замерли в нерешительности. Немаленький краб угрожающе щелкал огромными клешнями и издавал свистящие звуки, заставляя меня пятиться к полке с ларчиком. Этот товарищ вряд ли был намерен отпустить меня живой и здоровой (его «милые» клешни наверняка были способны оторвать от меня пару кусков плоти). Кровожадное чучело. Заметив краем глаза низкое окно в противоположной стене, медленно, дабы не дать повода членистоногому наброситься на меня раньше времени, я потянулась за орудием защиты, оказавшимся увесистым ларцом.       Краб не успел подумать ничего лишнего перед тем, как схватить контузию: снаряд попал в цель точно промеж глаз, заодно и задев их. Тварь издала жалобный, но оглушительный свист и упала на пузо, растянув ноги на песочке. Ларец, вопреки моим ожиданиям и назло этой заразе, придавил ей голову, обрекая на муки. Я-то думала, что он просто отскочит, дав мне хотя бы минуту.       Стиснув зубы от боли, я небольшими скачками добралась до окна и стала пролезать в него, прилагая немало усилий и ловя ладонями занозы.       Холодный морской ветер хлестал по лицу, пробираясь под весеннее пальто и юбку; рев северного моря заглушал стук моих зубов; волны ударялись о скалы и небольшую заброшенную пристань; на горизонте бродили хмурые неприветливые облака. Это не было моим родным домом. Такого даже под тяжелыми наркотиками вряд ли можно было представить на месте того самого старого фонтана, где в жаркие дни купались дети и десантники.       Я потёрла плечи, стараясь сохранить тепло, и достала из сумочки телефон — все еще работающий и даже не поцарапанный. Оно и понятно: он был из марки тех самых смешных бронированных, которыми можно гвозди забивать. Дарили сослуживцы на день рождения, зная о моих «особых» взаимоотношениях с телефонами: обычные смартфоны жили у меня максимум полгода. Связь отсутствовала полностью. После этого включать GPS даже не хотелось: толку от этой штуки, коли связи нет? Поэтому, строя из себя великого следопыта, я стала всматриваться в песок, что еще сохранил чьи-то следы. Длинная цепочка отпечатков сапог тянулась вдаль, далее прерывалась следами борьбы, кровавыми следами и более крупными вмятинами, коих я распознать не могла. Но мне хватило и крови на песке, чтобы понять: в ту сторону лучше не идти.        Следуя следам, я наткнулась на небольшую компанию крабов, что столпились возле склада, где я очнулась. Они пытались облегчить страдания своего собрата и даже умудрились кое-как стащить этот ларец. Однако удар был слишком сильным, поэтому мой бывший противник медленно истекал кровью. Я в тот момент почувствовала слабый укол совести, но отмахнулась: только по крабу я еще не убивалась. Мне удалось проскользнуть мимо членистоногих и пройти по следам дальше. «Местная фауна, видимо, решила не отпускать меня просто так!» — безрадостно подумалось мне, когда на пути возникла очередная преграда: это были три пока еще спящих моржа со странной не типичной формой клыков.       «Вот только крайнего севера мне еще и не хватало!» — на самом деле тогда я преувеличивала. Да, холодрыга была дикая: я уже пританцовывала, уже не обращая внимания на боль в ноге, и пыталась понять, что же мне делать дальше. Однако на какой-нибудь Мурманск или Антарктиду это место всё же не тянуло. Спали эти чудные существа ближе к скалам, поэтому у меня был шанс проскочить по линии прилива, но с учетом больной ноги этот шанс был несколько меньше. Однако игра стоила свеч! С большим трудом пробежав, а точнее - бодро, но не очень уверенно прошагав по песку, и попутно промочив ноги, я скрылась из поля зрения начавших суетиться моржей. Фортуна улыбалась мне во все зубы!       Шла я так еще часа три — три с половиной, пока следы вовсе не стерлись, оставив меня наедине с собой. Сначала я попыталась запаниковать, ведь следы неизвестного путника были для меня единственной соломинкой в поисках людей. Но после минуты тихой паники до меня дошло, что на самом деле у меня под носом целое бревно: это был путь по береговой линии. Ну был, конечно, еще вариант пути по скалам. Однако его я быстро отмела: из меня та еще скалолазка, а топиться в море пока еще не хотелось.       За время вынужденного променада успела наткнуться на еще одну деревянную развалюху, от которой еле унесла ноги. Позже я поняла, что помог мне адреналин, но нога моя стала болеть еще больше и конкретно опухла. А напали на меня какие-то мелкие и синие гуманоиды, очень похожие на Добби из «Гарри Поттера», только синие, как смурфики.       Вот тогда я уже начала сомневаться в реальности происходящего. Однако один из самых упорных и проворных нападающих сделал мне дырку на колготках с помощью небольшого копья. Такого надругательства над своей одеждой я, конечно, стерпеть не смогла и кинула в наглеца свой ридикюль, из которого тотчас же вывалилось все: и телефон, и денежки, и пудреница с зеркальцем, а эти воинственные карапузы отвлеклись на все это добро, особенно дележку мелочи. Это дало мне еще форы. Я неслась, как угорелая, падала, поднималась, ползла на четвереньках, уже не думая о том, что юбка задралась, а сама я напоминала свинопаса. Не до того было, сами понимаете.       Устроила себе привал на большом камне. От такой пробежки холода я уже не чувствовала и стало немного легче. Высокий ботинок сильно давил на опухшие стопу и щиколотку, и я, насколько было можно, ослабила шнуровку. Живот начал тихонько урчать от голода, руки дрожали от напряжения, и мне хотелось уже расплакаться: от боли, страха, голода и холода, из-за телефона... Да и вообще из-за ситуации в целом: я не пойми где и могу идти только вперед. Ведь даже если бы и был у меня выбор свернуть куда-то, все равно бы шла прежним курсом. И еще все эти существа... Они явно не из нашего мира…       Очень хотелось верить, что я просто под воздействием тяжелых наркотиков, которыми меня накачали, или я сильно перепила на свиданке. Только вот беда: в таком «состоянии нестояния» боли обычно вообще не ощущаешь, а лодыжка, ссадина на коленке и поцарапанное лицо болели более, чем чувствительно. Посидев еще немного и собравшись с мыслями, я продолжила путь, мудро рассудив так: как только найду хотя бы один населенный людьми пункт, тогда и разберусь в творящемся вокруг трындеце. ***       — Помогите! Помогите! — надрывался кто-то совсем неподалёку истошным голосом.       Ускорив шаг, я дотащилась до обломков корабля, под которыми и надрывался бородатый человек: его придавило большим бревном. Он бился в попытке скинуть с себя эту тяжесть, но получалось это у него неважно, поэтому я, как довольно сердобольный и отзывчивый человек, принялась помогать ему. Авось и он мне подскажет, где я нахожусь.       — Помоги! — завопил мужик еще громче.       Я принялась его успокаивать и просить поменьше дергаться. Спустя какое-то время после возни с корягой мы сидели уже на ней. Мужчина оказался моряком по имени Рьерик, его корабль потерпел крушение, а сам он оказался единственным выжившим. О подробностях своего спасения он умолчал, а я и не спрашивала, поскольку меня волновало другое.       — А что это за место? — осторожно спросила я, потирая ладони и дуя на них.       Рьерик же, похожий на викинга (такой же рыжебородый и лохматый), вообще не обращал внимания на мороз. Э-э-э-эх! Говорил мне дедушка: закаляйся!       — Солхстейм же! Только здесь пепел смешан с морским песком.       А я-то думала, что это просто необычный такой песок. Ага, конечно.       Пока я предавалась раздумьям относительно сложившейся ситуации, моряк пялился на меня, а точнее - на мои ноги. Я нахмурилась и вопросительно посмотрела на него: мол, чего, женских ног никогда не видел? Оглядев в свою очередь Рьерика, я заметила, что сам он одет «под средневековье»: простая холщовая рубаха, теплые на вид штаны, высокие сапоги, а на поясе кинжал. Я по привычке хотела спросить: откуда у него эта цацка, но вовремя прикусила язык.       — Хорошо сидим, — сказал он, глядя то на меня, то на море, — но надо бы уже идти. Тут Воронья скала неподалеку, к вечеру дойдем.       Мужчина, несмотря на то, что провалялся под тяжелым бревном, шагал бодро, мне же приходилось плестись за ним, то и дело прося дать мне передышку. В ответ он бормотал, что доберемся мы с такой скоростью только к ночи, но все равно останавливался. Помочь мне идти или потащить меня на себе он не додумался, а я и не настаивала. По этому мужику сразу было видно, что он слишком суров для таких соплей.       На одном привале у нас завязалась беседа.       — Слушай, а откуда у тебя такие шмотки… необычные? — последнее слово Рьерик подбирал очень осторожно, будто не хотел меня обидеть, — Ты из Сиродила что ль будешь? Там любят глупые тряпки.       — Откуда?       — Да что с тобой такое, женщина?! — раздраженно всплеснул руками моряк, пока я зашнуровывала ботинок, — Ничего ты не знаешь! Головой ударилась, да?       — У меня растяжение, — ответила я на голубом глазу.       Рыжий только выразительно оскалился, от чего мне стало дурно: некоторые зубы у него отсутствовали, а изо рта шел противный запах.       А потом дошло: я об этом… мире ничего не знаю. По крайней мере, о всяких Солхстеймах нам на уроках географии не рассказывали. Был только один выход: на скорую руку придумать какую-нибудь трагическую историю об амнезии. Вообще, это очень удобный диагноз: таким все прощают, еще и жалеют, и нечто подобное было бы мне на руку. Я состроила самую несчастную мордашку и с честными глазами рассказала раздраженному моей бестолковостью моряку жалобную историю о пробуждении, даже пару слезок пустила. Тот кивнул и сделал вид, что поверил этим бредням. А может и нет: по выражению его обветренного, хмурого и морщинистого лица трудно было определить - убедил его хоть как-то мой рассказ или нет.       Мы прошли еще немного, и стало темнеть. Иногда Рьерик перебрасывался со мной парой фраз и подгонял меня. И ему было плевать, что мне, вообще-то, очень плохо и нога болит. Бесчувственный мужлан.       По пути нам иногда попадались устрицы, которые мой спутник ел так, в сырую; я же с непривычки выблевала одну такую обратно, сырые моллюски — гадость несусветная. Также я успела многого наслушаться о своей одежде «последней портовой потаскухи», в частности о юбке-колокольчике и уже порванных колготках. А еще я то и дело ныла по поводу дикого холода. Морехода все это бесило, но терпение у него было истинно нордическое: он меня не утопил и не врезал. А я бы на его месте врезала: терпеть не могу нытиков (кроме себя, естественно).       Так мы и наткнулись на небольшую крепость на берегу. Она в переносном смысле выросла из-за угла. Рьерик приготовил нож, я же спряталась за его широкую спину. Он мне тогда коротко бросил: «разбойники», я и спорить не стала. Ему-то, умудренному мореходу и коренному жителю лучше знать.       — Постарайся не мешать мне, — тихо проговорил он, не без удовольствия сжимая в мозолистой ладони рукоять своего оружия. Типичный такой мужик-северянин: был бы повод напиться и подраться. Хотя мне было плевать: главное, чтобы этот неприветливый мужчина привел меня к этой самой Вороньей Скале.       — Ах, какой сюрприз! — выкрикнул кто-то с вершины башни, и рядом с моим ухом просвистела стрела.       Рьерик пригнулся, а я, как дура, осталась стоять столбом: мой спутник даже не удосужился хотя бы потянуть меня за край юбки. Таким образом, мимо меня просвистело еще три стрелы — и все мимо.       Когда же я отошла от шока, то поняла, что Рьерик уже бежит куда-то с ножом наперевес, стараясь отогнать от себя гогочущих бандитов. Биться с ними, как медведь и помогать мне он точно не собирался. Тогда-то мне и стало понятно, как он спасся: наверняка самый первый сиганул за борт и схватился за какое-нибудь бревно, малодушная крыса. Хотя, чем я лучше? Мне не хватило смелости принять геройскую смерть в бою, поэтому я просто побежала, вызывая гогот у головорезов: они решили ради забавы дать мне фору. Впрочем, она ничего не изменила: меня за пару скачков догнало какое-то серое остроухое создание в кожаной броне и пнуло под колени, от чего я упала на пепельный песок с изяществом мешка с картошкой. Бандиты заржали, как гиены, воздух рассекла еще одна стрела, и совсем недалеко закричал Рьерик, а потом опять засвистели стрелы.       — Так-так-так, что у нас здесь? — меня схватили за волосы, и сильная рука притянула меня к серому лицу с несуразными чертами и выпуклыми раскосыми красными глазами. От ушастого разбойника перло потом и спиртом. Я поморщилась, а он только рассмеялся:       — Что, больно тебе, бретоночка? Ну ничего-ничего, на задницу легче! — он опять засмеялся, отпустил мои волосы, от чего мой светлый лик вновь оставил отпечаток на песке, забивающемся в царапины. Потом меня подняли за шкирку и повернули лицом к крепости, являя остальным мерзавцам; угловым зрением я заметила нашпигованного, как дикобраз, стрелами Рьерика и прикрыла глаза. Было обидно: после того, как я спасла жизнь этому неотесанному северянину, он решил меня кинуть. Впрочем, не скрываю, я надеялась на сердечную доброту к себе или хотя бы на сочувствие. Ага, конечно, жди, оперуполномоченная Лариса Лейкина. Чай не в сказку про хоббитов попала, девочка: здесь благородных Леголасов не будет.       — Шевелись! — пнули меня в сторону бандитского убежища.       Я же опять упала на колено и попыталась вырваться, однако существо с длинными ушами вмазало мне смачную оплеуху. Со стороны банды раздались хохот и улюлюканье:       — Что, не по зубам кобылка, а, Инер?       Теперь я еще и лошадь?..       — Да чего ты развел тут нежности? Так тащи! Мы тоже посмотреть хотим!       — Руками! — добавили они и опять заржали.       Я сопротивлялась, брыкалась на песке, однако тот самый Инер упорно волок меня к пункту назначения. Видимо, он был новичком, поскольку его сообщники не стремились помочь ему, наслаждаясь бесплатным цирком и улюлюкая.       На душе стало совсем-совсем паршиво от грядущей перспективы пойти по немытым рукам отребья и закончить свою недолгую жизнь в канаве с перерезанным горлом. Я опять захныкала, и раздраженный Инер запыхтел еще сильнее.       — Шевелись! Потом пореве…       Звук горна прорвал хаотичное пение моря, и рядом со мной упало темно-серое тело в кожаной броне, а разбойники уже не обращали на нас внимания: они кричали, ругались, рычали и готовились к бою, который был уже заведомо ими проигран.