Нота Ля

      Сидит, потупившись. Щёки красные. Маэстро раздражённо отбил тонкими, длинными, холеными пальцами дробь по столу. Как же он не любит все эти собеседования. Часто ведь приходит кто? Бездарные извращенки с прокуренным голосом. Думают, что в общем хоре их слышно не будет. Как же! В его хоре прекрасно слышно каждую ноту.       - Да, закончила недавно учёбу. Пела в хоре Глаэмуса, очень хвалили, - потупив глаза, тихо, то и дело срываясь в бормотание, говорила девушка. – Альт…       - Я сам решу, какой у вас голос, когда прослушаю, - перебил её брезгливо маэстро. Он взял в руки карандаш и начал плавно им водить воздухе, как дирижёрской палочкой. – Если прослушаю. Но сначала скажите, почему вы ушли от Глаэмуса? Насколько я знаю, просто так хороших, - это слово он подчеркнул, - хористов он не отпускает просто так.       - Так получилось, - прошептала девушка, опустив голову.       - Это не ответ, - жёстко ответил мужчина, буравя собеседницу ледяным взглядом.       - Я… я просто хочу в этот хор,- собравшись с духом, выпалила девушка. – Это… это лучший хор в мире и попасть сюда – огромная честь!       - Вы же понимаете, чем это для вас чревато? – С сомнением спросил маэстро. Голос у неё, вроде, не хрипел. Можно попробовать с ней поработать. – Даже обычное прослушивание.       - Да, - она сглотнула. – Да.       - Хорошо, - он отложил карандаш в сторону, наконец-то, соизволил взять в руки её бумаги. – Попробуем. Как вас там? Людмила? Если вы пройдёте, я дам вам другое имя. Но пока будем пользоваться этим за неимением лучшего. А теперь ложитесь на кушетку.       - Мне раздеться? – Дрогнувшим голосом спросила Люда.       - Нет, только юбку поднимите. Для прослушивания этого будет достаточно, - мужчина уже не смотрел на неё. Он достал из-под стола сундучок и внимательно изучал его содержимое, доставая и вертя в руках то один предмет, то другой. Девушка легла на кушетку, подняла немного дрожащими руками юбку. Маэстро определился с инструментом, подошёл к ней, скривил губы. Вот ведь бестолочь! Прийти на прослушивание в колготках! О чём она только думала? Но придётся работать с чем есть. Он сел рядом с ней на кушетку, провёл рукой по плечу девушки, по груди.       - Закройте глаза, - велел мужчина.       Она послушно зажмурилась. Маэстро вздохнул. Каждый раз одно и то же. Ведь знала, куда шла. Могла бы и подготовиться. С другой стороны, чего ждать от девушки в колготках? Мужчина приложил ей ко рту инструмент, поводил по губам, дождался, пока она расслабится, приоткроет рот и засунул туда инструмент. Начал гладить и массировать Люде грудь прямо через кофточку. Когда девушка немного расслабилась, перешёл к её бедрам. Он гладил их и мягко раздвигал. Когда маэстро решил, что Люда уже готова, он вынул инструмент у неё изо рта, включил, провёл им по шее девушки, поводил по груди, обводя им соски, проступившие через блузку, поводил по бёдрам. После чего начал прикладывать его к промежности и отводить. Когда она перестала напрягаться от этих прикосновений, мужчина приложил вибратор к её промежности, немного прижал и начал водить им вверх-вниз. Вскоре девушка застонала от удовольствия. Мужчину пробрала дрожь. Какой чистый голос. И совсем не альт. Нет, сопрано. Маэстро продолжал водить вибратором, внимательно вслушиваясь в каждый стон, слетавший с губ Людмилы. Вскоре она кончила, протяжно и томно простонав, и мужчина поморщился – слишком рано. Несмотря на весь опыт, вибратор он подобрал немного неправильно.       - Можете открывать глаза, - сухо сказал маэстро тяжело дышащей девушке. – Вы приняты. С этого дня вы – нота Ля. А какая именно, мы ещё решим во время настройки.       - М-маэстро Питерс… - пробормотала Ля, с опаской смотрела на мужчину. Она попробовала отодвинуться, но на стойке это едва ли возможно. Стойка была чем-то средним между гинекологическим креслом с кожанными ремнями и подставкой для нот.       - Так надо, - холодно ответил маэстро, настраивая аппаратуру. Пусть привыкает к позе. И ко всему прочему. Настройка – дело тонкое.       Он приложил к её ногам электроды, а к анусу вибратор и включил. Сначала на малую мощность. Девушка начала дышать чаще. На половых губах заблестела влага. Маэстро достал секундомер и засёк время. Через пятнадцать минут он ввёл вибратор Ля в анус и увеличил частоту вибраций. Девушка застонала тихо и протяжно. Питерс поморщился и принялся перебирать свои инструменты. Нужен был более громкий звук. Вскоре нашлись зажимы для сосков, которые он поспешил закрепить на груди девушки. Она вскрикнула и начала стонать громче. Маэстро отстукивал пальцами по столику с инструментами. Звук был немного не тот. Он прикрепил к зажимам на сосках цепочку, легонько потянул. Стоны изменились – звук стал чище. Но результат всё равно не устраивал мужчину. Он взял небольшой фаллоимитатор и ввёл его девушке во влагалище. Ля выгнулась и с громким стоном кончила. Питерс чертыхнулся. Снова ошибка. Как же он не любил этот процесс настройки.       - Отдыхайте, - буркнул он, выключая инструменты и освобождая девушку. – Вечером продолжим.       - Да, маэстро, - прошептала Ля, слезая со стойки и ушла, пошатываясь.       Питерс смотрел ей в след и о чём-то думал, похлопывая по ладони влажным фаллоимитатором. Он надеялся, что с Ля не придётся прибегать к жёстким мерам. За это его могли засудить, да и на здоровье ноты это скажется плохо. А ведь голос у неё неплохой, только настроить его надо.       На следующий день он решил опробовать другую стойку – больше похожую на физкультурного козла. Маэстро уложил на него Ля животом вниз и закрепил ремнями. Её соски касались двух небольших вибраторов. Волосы девушки он завязал в пучок и привязал к верёвке. Верёвку он перекинул через балку и прикрепил к крюку с шариком на конце. Крюк был вставлен в анус девушке. Ля эта поза не нравилась, но маэстро не обращал на это внимание. Он закрепил на её ягодицах электроды, а к половым губам прижал фаллоимитатор. После этого он ободряюще хлопнул девушку по попе и включил оборудование. Через какое-то время девушка застонала. Звук был чистый и громкий. То, что надо. Питерс включил секундомер и сел в кресло. Он внимательно следил за девушкой. За тем, как её щеки заливает румянец, а на лице расцветает выражение наслаждения. Через какое-то время маэстро подошёл к ней, снял фоллоимитатор с крепления, ввёл его во влагалище девушки. Звук изменился. Он начал водить фаллоимитатором вперёд-назад, прислушиваясь к стонам. Иногда он вынимал его, потом прижимал к половым губам, снова вводил его во влагалище. Звуки его устраивали. С этим уже можно было работать. Через какое-то время систему придётся немного изменить, чтобы звук не терял чистоту, но, в общем, с этой нотой он разобрался. Можно приступать к репетициям с хором. Но сначала надо немного порепетировать так, приучить стонать, когда надо. Через два часа девушка кончила и потеряла сознание. Маэстро отвязал её и небрежно уложил на кушетку, стоявшую здесь же, укрыл простынёй. Ещё есть над чем работать.       Стойки с нотами были расставлены по сцене в нужном порядке. Маэстро ещё раз всех обошёл и лично проверил установку инструментов. Остановился рядом с Ля. После всех репетиций число электродов было увеличено, а вибраторы на сосках заменены на другие, менее мощные. Сзади к ней была приставлена машина с фаллоимитатором, пока не введённым, а только прижатым к половым губам ноты. Питерс похлопал девушку по попе и пошёл дальше. Вот нота Фа – на стандартной стойке. С ней было работать легко и приятно. Старая, проверенная нота, которая настроилась почти моментально. Её половые губы были раздвинуты, к ним были приложены маленькие вибраторы, а тело стягивал бондаж – верёвки проходили через соски, по пупку. Фа томно облизнулась, глядя на маэстро и мужчина поспешил дальше. Нота До была миниатюрной брюнеткой. Она лежала на стойке так, что голова была ниже ног, раздвинутых в шпагате. К её анусу прижимался толстый красный фаллоимитатор, готовый в любой момент начать движение, а на сосках красовались блестящие зажимы. Питерс ободряюще похлопал её по ноге. Этой ноты хватало на долго. Очень выносливая. Но он всё равно менял её во время концерта, если её выступление выпадало на первое отделение. Впрочем, сейчас им предстояла только репетиция.       Маэстро подошёл к своей стойке, напоминающей клавиатуру органа. Он постучал пальцами по его металлической поверхности и передвинул несколько рычажков, подавая напряжение на инструменты, после чего опустил пальцы на клавиши. Нажал. Послышались первые, пока тихие стоны. Питерс нетерпеливо сжал губы и начал бить по клавишам резче. Стоны стали громче и вскоре хор зазвучал как надо. Тихое жужжание вибраторов и трах-машин почти не пробивалось сквозь общую музыку. В целом мужчина остался доволен репетицией. Никто не кончил до конца, даже нота Ля. После всего он передвинул ещё несколько рычажков, взял в руку вибратор и пошёл между нотами. Прежде, чем их освободить, он доводил их до оргазма. Хорошее поведение надо поощрять. А что может быть лучшим поощрением, чем наслаждение?       В день концерта зал был набит битком. За закрытой занавесом сценой стояли ноты, каждая была закреплена на своей стойке. Питерс по привычке прошёлся между ними, похлопывая то одну, то другую. В первом отделении были только старые, проверенные ноты. Новеньких он приберёг на второе. Некоторых хористок первого отделения скоро придётся поменять, голоса уже слабеют и настраивать каждый раз приходится всё дольше. Но до этого они могут отпеть ещё несколько лет.       В первом отделении он исполнил «времена года» Вивальди. Его ноты стонали громко и чисто. Маэстро наслаждался этой мелодией, упивался даже больше, чем сами зрители. Зал безмолвно внимал стонам. Зрители бесстыдно рассматривали распятых на своих стойках женщин. Когда ноты замолкали, зрители разражались яростными аплодисментами, но скоро переставали хлопать, с нетерпением ожидая продолжения. Когда музыка умолкла, зрители хлопали стоя, но не долго. Возбуждённо переговариваясь, они вышли из зала в буфет и туалет. А за опустившимся занавесом кипела бурная деятельность. Помощники спешно уносили стойки с нотами, чтобы позже их освободить, а на их место приносили новые стойки, на которые поспешно устанавливали свежие ноты, подключали их к инструментам. Маэстро ходил между стойками следя за работой.       - Ты что творишь? – налетел Питерс на работника, устанавливающего Ля. – Это не те вибраторы! Они слишком мощные. Где её вибраторы?       - Но эти лежали в коробке с надписью «ля», - залепетал помощник. Маэстро оттолкнул его, начал рыться в коробке, но нужных вибраторов не нашёл. И времени искать их уже не было. Прошипев что-то, он шлёпнул бледную от волнения Ля по попе и пошёл дальше. Вот всегда так! Что-нибудь да пойдёт наперекосяк!       Вскоре вернулись зрители, взволнованные и радостно возбуждённые. Питерс осмотрел свои ноты, уже стоя у клавиш. Новенькие волновались. Но здесь ничего не поделаешь. Впрочем, так их голоса звучат даже интереснее. Поднялся занавес. Раздались и быстро замолкли аплодисменты. Маэстро поклонился и привычным движением передвинул рычажки на стойке. Раздалось тихое жужжание. Выждав с минуту, он начал играть. На этот раз это был «запрет любви» Рихарда Вагнера. Мелодия сложная, но красивая. Питерс уверенно давил на клавиши, заставляя девушек стонать. Звуки были чистые и громкие, как и надо. Но под конец начал возникать дисбаланс. Новенькие сбивались, начали задыхаться. А на последних аккордах Ля сорвалась в дискант и кончила, брызнув влагой из влагалища. Маэстро похолодел. Это было так близко к провалу, как только возможно. С огромным трудом он заставил себя доиграть мелодию. На финальном аккорде кончили ещё две новенькие. И он понял – конец. Конец его карьере!       Но тут раздались аплодисменты. Сначала робкие, быстро переросшие в громовые. Зрители встали в едином порыве. Послышались выкрики «браво» и «бис», свист. Зал наполнился вспышками фотоаппаратов. Питерс неуверенно развернулся и едва не прослезился. Тело привычно согнулось в поклоне. Несколько зрительниц выбежало на сцену. Они вручили Питерсу букеты цветов, каждая лично хотела его обнять и расцеловать, если не больше. К счастью подоспели помощники – молодые люди ловко оттеснили поклонниц со сцены.       Занавес опустился. Маэстро сел на пол, стёр дрожащей рукой пот со лба. Новые ноты надо было заново настраивать. А пока их уносили со сцены. Взамен приносили и расставляли новые стойки. Питерс с трудом поднялся и пошёл прочь. Пришло время маэстро Амелии с её мужскими нотами. На члены им были надеты кольца, чтобы не кончали раньше времени. Это было, пожалуй, единственное, чему завидовал Питерс в хоре Амелии.