Дневник первого боцмана.

Сижу, уплетаю жареную форель. Вы знали, что здесь водится отменная форель, капитан? Думаю, знали. Потому и выбрали для тайного убежища Остров Скелетов. О вчерашнем… это сейчас я могу писать спокойно. После всего, что произошло утром. А тогда меня реально накрыло. Когда Вы, будучи в полусмерти тихо прохрипели его имя… Я едва себя сдержал! У меня в руках был котелок кипящей воды, капитан. Ситуация была крайне опасной… Но, к счастью, Вы продолжили. “С-сильвер… - сказали Вы, - с-стрелял в меня… сученок… не прощу!…” Я аж выдохнул. Наконец-то, свершилось! Наконец-то Вы осознали, кто Вам друг, а кто не очень! Я тогда отставил котелок, забыв про воду, сел возле Вас на рундук и минут десять лыбился, как идиот… *** Утром Вы очнулись. Долго молча наблюдали, как я чищу рыбу. Я, правда, сначала не стал отвлекаться - я безмерно рад Вашему выздоровлению, но обед никто не отменял. Сами же потом спасибо скажете. Кока у нас нет (и черт с ним!), тупым марунам Джулиуса я готовить эту рыбу не доверил - они только испортят, а остальные заняты рубкой дерева. Ставим заплатку на испанское корыто, чтоб ему неладно… На этом Острове проблема с тисом, оказывается. А пальмы для шпангоутов никуда не годятся... Вы долго смотрели за мной, соображая, где Вы и что произошло. А потом внезапно сели. Я испугался, что Вы так быстро подорвались и метнулся к Вам прямо с недочищеной тушкой форели. Увидев, насколько я ощутимо хромаю, Вы недовольно нахмурились и пристально уставились на меня своими изумрудными колючками глаз. Вы, как назло, молчали, а я стоял перед Вами как дурак в фартуке и с рыбиной, и мысли мои разбегались, как крысы с тонущего корабля… А потом Вы протянули мне руку, капитан. Я плохо помню тот момент из-за того, что произошло потом, поэтому не знаю, куда я дел форель и ножик, но я тут же взял Вас за руку. Я думал, Вы собирались встать и просите о помощи… Но нет! Вы никогда не просили о помощи, насколько сложно Вам бы не было вставать! Мне бы следовало это помнить… Тогда бы я не выглядел, как последний идиот, с удивленно выпученными глазами… Потому что в следующий миг Вы дернули меня на себя, заставив нагнуться и… поцеловали… Вот умеете Вы выбить из колеи, как девятый вал посреди штиля! Я так охренел, что не сразу понял, что происходит. А когда понял, то охренел еще больше! Настолько, что потерял равновесие и плюхнулся на колени, оказавшись теперь с Вами на одном уровне. Вы тут же свободной рукой властно подхватили меня за затылок и я понял, что тону в той самой бездне, что всегда зловеще плескалась в Ваших зеленых глазах… потому что на какое-то время перестал дышать, слышать и видеть… Когда Вы отстранились, то с любопытством посмотрели на меня прищуренным взглядом, наверняка заметив предательский румянец на щеках (ненавижу его!) и то, насколько участилось мое дыхание. Сердце стучало, как шестеренки в часах, а в висках пульсировало, словно меня долбанули по башке мешком с опилками. Заметив мой всклокоченный вид, Вы хитро улыбнулись и произнесли: “Выходит, я на счет тебя не ошибался, Билли…” Я нервно сглотнул, из последних сил пытаясь придать своему голосу достойное звучание, и ответил: “Вы никогда не ошибаетесь, капитан…” Неожиданно Вы вздохнули и, пробормотав что-то вроде “Один раз я все-таки ошибся…”, осторожно меня обняли, прижав мою голову к своей груди. И я замер. Я слушал его. Непобежденное, непокорное, отчаянное, горячее и такое неприступное… Ваше сердце… Четыре месяца после... Сижу я на фальшборте, щурясь от карибского солнца, кропаю в дневник и присматриваю за матросами. Они же как дети малые - только перестанешь на них материться, сразу не знают, что делать. Время от времени поглядываю на мостик. Вы стоите, широко расставив ноги и всматриваетесь в горизонт. Вы всегда так делаете, когда мы отходим от Тортуги. Ваши чУдные рыжие волосы снова отросли и теперь их треплет утренний бриз. Вы значительно похудели после ранения, но все так же цепки и выносливы, как прежде. Твердыми уверенными движениями Вы чеканите шаг вдоль бортика, ветер развевает полы Вашей длинной куртки, а засаленные от морской воды штаны все так же безукоризненно обтягивают Ваши бедра. Я и себе хотел пошить брюки в обтяжку, на манер Ваших, но Вы не одобрили… Сказали: “мне нужен боцман на палубе, а не шлюха на панели!” Уж не знаю, как воспринимать - комплимент это был или оскорбление? Вас порой так сложно понять, мой капитан. За что Вы мне и нравитесь… всегда нравились… Вот кто бы еще додумался содрать эти дурацкие испанские паруса и нацепить черные, как вороново крыло? Поражаюсь Вашему стилю! Ткань была дорогая, но оно того стоило! Теперь, когда мы ночью подходим к добыче, все выскакивают за борт сами, думая, что за их шкурами явился призрак из морской пучины… В портах суеверные жители все окна и двери забивают досками, когда мы входим в гавань. Примечательно, что Вы назвали галеон “Элеонор”, я Вас понимаю. И не ревную. В этот раз - правда, не ревную. Мне главное, чтоб не “Серебряный”, а там хоть “Долбанный испанский галеон”, как его частенько называют за глаза. Нас боятся и за нами охотятся по всему карибскому бассейну. Нас обходят стороной и пираты, и испанцы. Но нас же и выслеживают на всех островах Вест-Индии… Единственное наше убежище теперь - Тортуга. Мы даже не можем теперь заплыть за сундуком - у Острова Скелетов теперь караулит Рэкхем… Но мне как-то в последнее время не до сокровищ - главное, что Вы живы, мой капитан, пьете ром и материтесь… Хотя, конечно, происшедшие события отразились на Вашей психике - но оно и к лучшему. Команда теперь Вас боится, как кролики удава. И не мудрено - Вы наконец перестали нянчится с головорезами, перестали их воспитывать, а начали молча отстреливать... Никаких больше Синглтонов, Дюффрейнов, кучерявых пуделей и прочих бунтовщиков - такого бардака, как на “Морже” здесь больше нет! За промедление в исполнении приказа - высаживают в ближайшем порту, за слово возражения - выбрасывают за борт. В любого, кто посмеет войти в Вашу каюту без стука, Вы тут же разряжаете пистоль. Вас за глаза называют рыжим демоном, а двери вашей каюты обходят стороной, опасаясь пули. И только один член команды имеет право входить в это логово чудовища - Ваш верный и бессменный боцман, которого Вы всегда узнаете по теперь уже прихрамывающей походке. Меня Вы еще пока ни разу не подстрелили, за что Вам, конечно, огромное человеческое спасибо, капитан! И тем не менее, несмотря на столь суровую обстановку, желающих служить на галеоне не переводится. В каждом порту находится пират, что с замиранием сердца ждет на горизонте появления черных парусов “Элеонор”. Не знаю, что именно их манит - Ваша новая курточка, отросшая шевелюра или то, что вы единственный в Вест-Индии знаете, где зарыт сундук с сокровищами, но у нас команда пополняется регулярно. У нас даже кружок самодеятельности организовался - песню свою написали! Хотели пиратский гимн, а вышло про бутылку рома… Как Вы выразились - ни ума, ни фантазии… но у меня вкусы не столь утонченные, как Ваши и мне песня понравилась - пристала, как банный лист, ходил насвистывал неделю... Пытался было спеть ее для Вас, но по запущенной в двух сантиметрах от моей головы кружке понял, что не стоит... Так что и без сундука нам есть пока чем заняться… Жизнь наша теперь в большей степени проходит на корабле - мы вынуждены скрываться от всего мира. Раньше мы воевали с Англией, потом с испанцами, потом с губернатором, а теперь - со всеми подряд… Наш враг - каждая тварь, что не ходит под черным флагом, а значит - все, кроме нас. Ну и пижона Рэкхема, который построил свой корабль с блэкджеком и... непонятными барышнями-трансвеститками… Но его команду наши парни стараются избегать в любом порту. Потому что те сразу пристают с расспросами о сундуке. А когда Вы видитесь с ним лично, то обычно ограничиваетесь короткой фразой с указанием самого короткого маршрута, куда ему следует идти, если ему так интересно, где сундук… Джек только кривится и манерно обижается, оттягивая за шиворот свою рыжую девку от Вас, чтоб я не прострелил ей башку за то, что бросилась на кэпа с ножами… В общем, с Рэкхемом у нас отношения как всегда, натянутые… Поэтому лишний раз стараемся не пересекаться ни на море, ни на суше… Но я его не осуждаю, ведь он выжил Сильвера из Нассау и тот убрался аж в Бристоль. Не знаю, как Вы, капитан - я так не решился Вас об этом спросить, но я лично за это ему благодарен. Кстати, Ваша страшная мстя всей Англии не забыта, она просто отложена до тех времен, пока Вы не восстановите силы… не знаю, как там другие повстанцы, но лично Вам, мой капитан, я готов в этом помочь, да только вы бросаетесь посудой и выставляете меня за дверь всякий раз, как я стараюсь намекнуть Вам, что пора завязывать с ромом… Упрямый вы, однако - привыкли делать все сам! Кроме одной вещи, разумеется… *** В этот вечер, как и в десятки других, отправив смотрящих по постам, я прихожу в Вашу каюту и запираю дверь изнутри, чтоб никто Вас не потревожил. Вы, как всегда, сидите перед столом с небрежно разбросанными картами и пьете проклятый ром. Я говорю, что хватит пить, а Вы бросаете острый, как лезвие бритвы, взгляд на меня и устало откидываетесь на спинку кресла. Я снимаю тяжелый пояс и отбрасываю прочь оружие. Потом подхожу к вам вплотную и медленно опускаюсь на колени, поморщившись от тянущего чувства в раненом бедре. Вы расслаблено опускаете плечи, ухмыляетесь в усы и прикрываете глаза, потрепав меня рукой по короткой стрижке. Я послушно наклоняюсь и начинаю неторопливо, методично и размеренно развязывать шнурки на ваших модных сапожках. Когда я заканчиваю и снимаю с Вас обувь, Вы уже почти спите. Тогда я бужу Вас и под аккомпанемент возмущенной нецензурщины, помогаю вам перебраться на тахту. Потом я целую вас в лоб и заботливо укутываю одеялом. Никто из команды, а особенно я, не заинтересован, чтоб наш кэп простудился. Проделав этот ритуал, я ложусь спать на гамаке у двери, положив под подушку топор, а пистоль себе на грудь. Если какому-то ущербному идиоту вздумается ворваться в Вашу каюту среди ночи или затеять бунт - он сначала должен пройти через меня… а это чертовски сложно - пока никому не удавалось, даже Вам… так что спите спокойно, мой любимый капитан, я допишу эти строки и погашу свечу…