Моя свобода

Киба и Акамару на всех парусах мчались через лес к порту, надеясь там еще застать купца Наоки. Тогда им не пришлось бы ждать следующего корабля, чтобы добраться до дома. Киба снова ощущал обворожительный запах свободы и был рад, что наконец-то выполнил миссию, и теперь может не торопясь возвращаться в Коноху. Но чем дальше он удалялся от дворца, тем тревожнее у него становилось на душе. С каждым метром, что удалял его от принцессы, боль в душе нарастала. Киба вдруг начал задыхаться. Сердце закололо, и он измождено обессилено опустился на ветку древесного гиганта. Воздуха стало не хватать, а грудь пронзила такая боль, словно только что на его глазах убили всех его родных. Акамару встревожено залаял и ткнулся носом ему в руку. Киба жадно ловил воздух ртом, но ничего не помогало. С невероятной силой его начало тянуть назад. Несмотря на огромное расстояние, что теперь разделяло их, он все же вдруг с яркой остротой учуял глубокий манящий аромат жасмина. Лицо принцессы Кэори предстало перед ним как наяву, и он неожиданно с ясностью понял – без нее ему не жить. Киба встряхнул головой. Нет, это все не так. Это самовнушение. Это все ее чары! Она что-то сделала с ним! Она все-таки что-то сделала с его чакрой… Черт… Разлука с ней причиняла ему как физическую, так и душевную боль, хотя с момента его ухода из дворца прошло всего полчаса. Эта боль была мучительной, она сконцентрировалась где-то в центре груди и не отпускала, а воздуха с каждой минутой не хватало все больше и больше. Невероятная сила, словно земная тяга – тянула, звала его назад. В душе поселилось твердое убеждение, что позади себя, там, во дворце, он оставил нечто самое дорогое его сердцу, то, без чего ему не жить, то, что необходимо ему даже больше чем воздух. Киба сопротивлялся из последних сил за свою свободу и независимость, но он понимал, что еще минута – и он умрет от нехватки воздуха. В глазах у него все помутнело, голова закружилась, удушье медленно подступило к нему и отвратительная тошнота подкатила к горлу. — Акамару… — прохрипел он, хватаясь за его белоснежный загривок. – Акамару… назад… Отнеси меня назад… Задыхаюсь… Акамару лег на ветке и поддел мордой его руку, взвалив его на себя. Миг – и он сорвался с места и помчал хозяина назад. Они пролетели еще несколько метров, когда Киба почувствовал, что ему становится легче. Воздух тоненькой свежей струйкой ворвался в его горло, и Киба жадно вдохнул его всей грудью. Еще несколько метров – и жуткая душевная боль отступила. Еще пара метров – и Киба почувствовал, что может спокойно дышать и даже сидеть на Акамару прямо, а не обвисать безвольной куклой. — Акамару, остановись! – приказал он, желая проверить, что произойдет. Как только пес выполнил приказ, замерев на одной из веток на их пути, Киба снова чуть не задохнулся. Хотя на этот раз приступ был не так силен как тот. — Расстояние, — прошептал он. – Акамару… дальше… Двигайся дальше, ко дворцу… Чем ближе становился дворец принцессы, тем лучше чувствовал себя Киба. Оказавшись непосредственно перед воротами, он вздохнул с облегчением. Почему-то в душе появилось твердое убеждение, что он дома. Глядя на массивные каменные ворота перед собой, Киба напряженно размышлял, желая понять, почему ему внезапно стало так хреново, и отчего принцесса вдруг сделалась ему самым родным человеком на земле. Он вспоминал тот ритуал с чакрой, и чем больше деталей всплывало в его памяти, тем сильнее расширялись его глаза с зрачками-щелочками. Он не знал, что мог значить тот ритуал, и не знал, для чего он был проведен. Но теперь он догадался о его предназначении. Его привязали! Приручили к принцессе как какого-нибудь вшивого пса! Он не мог уйти, потому что… На нем теперь было клеймо раба… Его чакру связали с чакрой принцессы! «Ты вернешься ко мне, Киба Инудзука…» Раб! Прирученный зверь! В неволе! Киба заметался по ветке, в бессильной ярости. В какое-то мгновение он замер и с тоской посмотрел на своего белого друга. — Акамару! –прошептал он. – Я связан чакрой… И снова Киба ворвался в тронный зал ураганным вихрем. Никто даже и не думал останавливать его. Стражники и не посмотрели в его сторону. А Киба, сопровождаемый Акамару, направился прямо к трону, на котором восседала принцесса. Должно быть, вид его внушал ужас, потому что его восхищенные фанатки, то бишь служанки принцессы, с визгом разбежались прочь, оставив принцессу одну-одинешеньку. Киба никогда раньше не бил женщин и девушек. Но они ведь раньше и не пытались забрать его свободу. А теперь… С яростным рычанием Киба набросился на принцессу с одним единственным желанием — порвать, растерзать, убить, разорвать на части… Перед лицом опасности она даже и глазом не моргнула. Лишь с бесстрастным лицом наблюдала за искаженным в ярости лицом Кибы. Он протянул к ней руки, чтобы схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но тут же среагировала его собственная чакра. Вместо того, чтобы схватить ее, Киба упал перед ней на колени, сраженный очередным приступом зверской душевной боли и чем-то еще. Он внезапно осознал, что не может причинить этой девушке боли. Это было выше его сил. Она являлась… Сокровищем. Госпожой. Повелительницей. Феей. Божеством. Самой прекрасной девушкой в мире. И уж точно он не смел даже пальцем ее коснуться. Стоя перед ней на коленях и с яростью глядя на нее снизу вверх, Киба бессильно рычал сквозь зубы. В нем боролись два желания – убить и защитить одновременно. Акамару маячил позади него, мечась в безысходной злобе, но сделать без его сигнала ничего не мог. — Что… ты… со мной… сделала? — процедил Киба, держась за грудь, в которой словно разгорался пожар. Было ужасно больно, словно только что он узнал, что самый любимый и дорогой ему человек на самом деле не любит его. — Повязала на чакре, Киба, — прошептала принцесса, наклонившись к нему и подцепив его подбородок пальцем. — Теперь ты… — она жарко выдохнула ему в лицо, — …целиком и полностью мой. Ты будешь принадлежать мне до конца своей жизни. Ты выполнишь все мои приказы. И ты выполнишь их добровольно. Ты будешь… моим персональным зверем. Моим псом… на цепи. — Никогда! — прорычал Киба. — Ты, самовлюбленная, маленькая, тщеславная эгоистка! Я… Он охнул и задохнулся, когда острая боль пронзила его насквозь. — Будешь моим добровольно, — мягко выдохнула принцесса ему в губы. — Более того, Киба Инудзука, ты меня полюбишь всем сердцем и всей душой. — Мечтать… не в-вредно, — прошипел Киба, падая ей под ноги окончательно. Принцесса опустилась рядом с ним на колени и обхватила его лицо своими ладонями. Это прикосновение повергло Кибу в шок — оно походило на прикосновение бархата. Стало так… приятно. Нежный аромат жасмина медленно обволок его, а изумрудные глаза принцессы приковали его взгляд к себе. — Киба, — шепнула она. — А ведь я еще даже не использовала своей воли, чтобы заставить тебя. Глаза Кибы расширились. «…Не использовала своей воли, чтобы заставить тебя…» — эхом отдались ее слова в его подсознании. Та же хрень, что и с Неджи. Ведь его дядюшка использует метку, чтобы подчинять его себе. Неужели он попал в такую же западню? — Ненавижу, — выдохнул он без сил. — Полюбишь, — возразила принцесса. — Как я уже люблю тебя. — Твоя любовь — самообман. Она эгоистична. Ты просто маленькая, избалованная роскошью шл… ух… Киба вздрогнул от очередной волны боли, которая не дала ему договорить. — Я тебя люблю, Киба, но тебе не стоит этим злоупотреблять, — заметила принцесса и легонько дотронулась до его губ своими губами. На секунду ее язычок скользнул по ним и исчез. Он снова вздрогнул, на этот раз от наслаждения, пронзившего его тело. Нет, это не был страстный и глубокий поцелуй, от которого можно потерять голову, но каждое ее прикосновение, дуновение ее аромата, звук ее мелодичного голоса против воли приводили его в трепетный восторг. Наверное, такую реакцию в нем принцесса вызывала потому, что теперь он был связан с ней чакрой… Во всяком случае, Киба пытался убедить себя в этом, глядя сейчас в ее волшебные чарующие глаза. — Ты не могла меня полюбить за один день, — проворчал Киба, невольно опуская глаза, чтобы не поддаваться ее чарам. Правда, толку от этого не было, если даже один звук ее голоса и манящий аромат приводили его в экстаз, заставляя ощущать себя ее рабом в прямом смысле. — Скажем… Это была любовь с первого взгляда, — усмехнулась она и поднялась на ноги. — У меня так часто бывает. Она спустилась по ступенькам, и подол ее белоснежного шифонового одеяния задел щеку Кибы, когда она проходила мимо него. Киба не стал поднимать головы, глядя прямо перед собой — в пол. Он не хотел снова встретиться с ее большими магнетическими зелеными глазами. Не хотел видеть красивого лица, изящных правильных черт, тонкой плавной фигуры, словно вырезанной умелым мастером из слоновой кости, сливочно-белой кожи, полностью противоречившей тому факту, что здесь так жарко палило солнце… Ему было достаточно ощущать аромат ее кожи, чтобы медленно сходить с ума, и слышать песню ее голоса, чтобы закрыть глаза и дрожать всем телом. Так пламя гипнотизирует дикого зверя, как она гипнотизировала его своими глазами, голосом и ароматом. Киба с бессильной яростью понял, что он, который мог справиться со многим, был теперь бессилен перед чарами иноземной капризной принцессы. Он попал в ловушку. Он так легко дал себя поймать… Не заметить сонного зелья, подсыпанного ему в чашу с вином! Не послушать Акамару, верного друга! И что теперь? Он втянул в беду и себя, и его. «Прости меня, Акамару, — с горечью подумал Киба. — Я подвел тебя, мой лучший друг».