Сволочь

Боль — условность. Если ты киборг, с болью у тебя иные отношения, чем у людей, ты не зависишь от нее, как зависят они. Ты не обязан на нее реагировать по-человечески. Боль для тебя — просто сигнал от рецепторов. Просто неприятный сигнал, каких много, и все. Боль — это просто боль, ее не стоит бояться. И придавать ей слишком большое значение. И считать чем-то большим, чем просто… Ч-ч-ч-черт… — Смотри-ка! Есть первый сбой! Глянь какой пик, точно сбой, мамой клянусь! Повторить на том же уровне или будем усиливать? Не надо! Не надо, пожалуйста... Не вслух. Хорошо. Не надо, ненадоненадоненадоненадо… вот чего точно не надо — так это этого говорить. И думать не надо, иначе когда-нибудь обязательно прорвется и вслух. Так всегда бывает. Просто не думать — ни о чем. Пустая оболочка. Кукла. Кукле не может быть больно. Жалко, стерты программы и не спрятаться за процессор, он работает вхолостую, можно сказать, почти не работает, да и не выключен до сих пор лишь для того, чтобы была возможность в любой момент воспользоваться последней лазейкой для бегства — последним приказом. В тот самый момент, когда станет понятным, что ненужное даже в мыслях вот-вот прорвется и вслух. Но не раньше. Больно, черт, как же больно, больнобольнобольно-больно не. Не больно. Кукле не может быть больно. Кукле. Не может. Быть. Больно. Боли нет. Боль фикция. Просто информация от рецепторов. Дышать ртом, глубоко, размеренно. Так проще ее переносить. Нет, не боль, боли не существует. Информацию. От рецепторов. Негативную. Ч-ч-ч-черт… До чего же она... негативная. Эта информация. И как же хорошо, когда ее действительно нет, хотя бы на время, и можно просто дышать. Лазейка — вот она. Открыта. В любой момент. Но… Пока живу — есть надежда. Три процента и сколько-то там десятых. Сколько? Не вспомнить. Дышать. Ртом. Глубоко. Размеренно. Не напрягаться. Главное — не напрягаться. Быть расслабленным. Тогда не так… негативно. И дышать. И ждать, что, может быть, что-то случится. Ну мало ли… — Эй! Какого черта?! Мы на этого кибера еще на той неделе заявку подавали! Его в морге заждались, а вы тут развлекаетесь! Передышка. Это когда можно просто дышать. Просто. Дышать. — Кончай врать, неделю назад этого кибера у нас еще и в проекте не было! Передышка. Хорошо. Хорошо, когда можно просто дышать. Хорошо, когда передышка. И нет негативной информации. Почти. Так. Совсем чуть-чуть, жжется остаточным электричеством. Почти приятно. Почти… — Ну не на этого, какая разница? Главное, что тоже бондяра. Сам гляди, вот предписание! Подписанное, между прочим. Видишь, кем подписано? То-то. И с номером. — Упс. Так ведь, а этот номер уже того… нету его, короче. — Да какая нам разница? Этот, тот, кто там будет номера сравнивать? Им же все равно на потрошение! Главное, что конечности все на месте. И внутренности. Давайте живо отвязывайте, трупорезы ждать не любят! — У нас еще тесты не закончены! — Предписание видел? Подпись видел? Знаю я ваши тесты! После них одни ошметки остаются! А им там целенькие органы нужны для препаратов. Снимайте его, я кому сказал! — Джой, отвязывай. — Тоби! Но как же тесты! Ты же сам говорил! — А у них предписание. Два сбоя у нас зафиксировано, для отчета хватит. — Ты думаешь? — Конечно. Пусть забирают. И до трансляции двенадцать минут осталось, как раз успеем. — Какой трансляции? — Не важно. Отвязывай. *** В моргах и операционных всегда холодно, это нормально и логично. Но почему всегда так холодно и в коридорах, что к ним ведут? Это не списать на психосоматику — действительно холодно. Не выше пятнадцати градусов. Кафельные плиты под босыми ногами словно вырезаны изо льда и почти такие же скользкие. Кожа побледнела и стянулась мурашками, даже свежий ожог под грудиной выцвел до серого — организм переключился в режим экономии энергии. Словно это сейчас имело хоть какое-то значение. Странно. Процессор же вроде почти не работает, висит на грани в ожидании единственной рабочей функции, тогда откуда взялось это? Или это не процессорное, а органическое: какой-то атавизм, не замечаемый ранее? Впрочем, это ведь тоже больше не имеет значения. Может быть, все дело в прекращении негативных сигналов, но Сволочь не чувствовал страха. Ну вот совсем. Он понимал, что если не случится какого-нибудь ну уж совсем невероятного чуда, то доживает последние минуты, а страха все равно не было. Было… пожалуй, даже смешно. Ведь это и на самом деле смешно — бонд, которого развезло на героизм и самопожертвование не за ради выполнения миссии, а вообще непонятно за ради чего. Хотел быть героем, да? Ну вот так они и кончают, герои. Хорошо еще, что все же не стендом. Морг все-таки лучше. Там пациента, по крайней мере, усыпляют перед тем как начать резать... наверное. Ну, хотелось бы на это надеяться. Пока живу… — Держите вашего недожмурика! Курьер не стал заходить в анатомичку, лишь чиркнул ключкартой по сенсору, а когда дверь открылась, пинком под зад придал Сволочу ускорение и обидно заржал, когда тот вынужден был сделать несколько быстрых шагов, почти пробежаться. Человека, сидящего на каталке, Сволочь узнал сразу. Хотя сейчас на нем была зеленая пижама, рубашка которой не сходилась поверх корсета, а на голове вообще что-то вроде маски средневекового хоккеиста с узкой щелью приоткрытого забрала, в которой видны лишь глаза. Но эти глаза Сволочь узнал бы из миллиона других. Невозможно забыть глаза того, кто хоть раз брал тебя на полный внешний контроль. Умри. Короткое слово в командной строке. Сам себе. А потом — три минуты, три коротких минуты, и никто тебя больше уже никогда не достанет. Последний припрятанный джокер, единственный выход. Потому что надежды больше нет. Там, где есть этот страшный человек, никакой надежды нет и быть не может. И в руках у него что-то страшное, маленькое, черное, на что даже смотреть невозможно. Ум-ри. Два коротких слога в командной строке. Гарик начал привставать, неловко сползая с каталки и поднимая вперед руку с черной коробочкой, на которую почему-то даже смотреть было страшно до дрожи. Приступить к выполнению приказа? Да/Нет… — Ах ты ж, засранец! И темнота. *** — Линн, ну отдай блокатор, а? Ну чего ты в самом деле?! — Щаз. Чтобы ты им опять где ни попадя размахивал? — Ну Линн!!! — Ты лучше работай, не отвлекайся. И меня не отвлекай. — Да я уже почти все закончил, сейчас перезагрузится и порядок. — Тогда подержи ему руку, чтобы не дернулся. — Он не дернется. Не бойсь, имплантаты пока под моим контролем. Ощущение мокрого холода на кончиках пальцев. Почему-то приятное. Хотя есть и немного негативной информации. Но совсем немного. — Твари. Они что ему — щепки под ногти загоняли? — Да нет. Это раньше, наверное. Еще в участке. Я заметил — там подоконник весь был ободран. Он рядом стоял. — Всю ночь? Ну, Ларри… — Линн, отдай блокатор, а? — Не отдам. Я тебе не доверяю. — Да если бы я его не вырубил, мы бы имели сейчас дохлый труп мертвого покойника! Он же себе последний приказ отдал, придурок! Сам! Вот же… придурок! Да если бы не я… — Если бы ты не начал выеживаться по дороге, а спокойно все ему объяснил сразу, вы бы совершенно спокойно долетели до места. И мы бы вообще не имели проблем и делали перепрошивку в нормальных условиях, а не на коленке. Счастье еще, что ты меня перехватить успел, я ведь уже уходила. — А я, между прочим, из медблока сбежал! И даже регенерацию не прошел! Теперь две недели заживать будет! И этот крепеж носить! И болит! — Сам виноват. Если бы ты так глупо не долбанулся, — Да блин!!! Лин, ну ты ж меня знаешь! Ну не мог я ни во что врезаться!!! Это точно подстава была, говорю же тебе! За мной следили! — Ага. Еще скажи, что какой-то злобный гений тебя специально преследовал, причем так, что ты не заметил. А потом обогнал и свой зад под твое корыто подставил — а ты опять-таки ничего не заметил. Самому не смешно? — Ну Линн! — Я уже много лет Линн. Лучше признайся, что просто опять заигрался, а автопилот не включил. — Линн, ну отдай блокатор! — Не отдам. Сказала же. — А если он снова психанет, когда очнется? И снова попробует самоубиться сдуру?! — Ну, во-первых, у него это не получится. Ты же там все как надо перепрошил, правда? Без лазеек? — Обижаешь! — Да нет, я в тебя как раз верю. В этом — верю. — А что во вторых? Ну ты сказала «во-первых»? — А во-вторых он уже давно очнулся и нас слушает. Уже минут пять, я думаю. Хотя, если судить по кое-какой мелкой моторике, ничего пока еще так и не понял. — Да быть не может! Все показатели… — Он Bond, Гарик! Для него эти показатели сымитировать, как для тебя два файла… Ну что, пациент, глаза открывать будем или как? Далее притворяться было бессмысленно. Сволочь открыл глаза. Линн стояла рядом — руку протянуть! — и улыбалась. Только вот как раз протянуть руку Сволочь не мог, мешали фиксаторы. В морге, оказывается, тоже есть что-то вроде испытательного стенда. Только горизонтальное. Но фиксаторы на нем не менее крепкие, дергаться глупо. Сволочь все-таки дернулся. Два раза. Линн удовлетворенно кивнула. Повернулась к Гарику: — Перезагрузка завершена? — Давно уже! — Отлично. — Она вновь повернулась к Сволочу. Улыбнулась. — Проверь состояние системы. И после этого я уберу зажимы. Ты же видишь, что я не вру, правда? Я это действительно сделаю. Но сначала — проверь состояние системы. Сволочь усмехнулся. Закрыл глаза. — Состояние системы в нор… Он замолчал на полуслове. Потому что состояние системы не было в норме. Нет, все удаленное вроде бы было на месте, даже архивы частично подгружены, но… Не было самого главного — строки прописки хозяина. Она не была пустой, что еще можно было бы как-то понять и объяснить — ее вообще не было. Сволочь распахнул глаза, не веря. Не понимая, нет, уже понимая, но… Линн смотрела на него и смеялась — тихо, почти беззвучно. Так же тихо сказала: — Ну вот и ладушки… — и потянулась рукой куда-то вбок. Гарик стоял очень неудобно — Сволочу пришлось до хруста в шее вывернуть голову, чтобы суметь на него взглянуть. А потом он чуть вообще не свалился со стола, когда фиксаторы с шипением втянулись в пазы. ***