Доброе утро, мистер Беннет

— Добрый вечер, мистер Беннет. — Добрый вечер. Язык за сегодняшний день, казалось, распух до того состояния, когда во рту уже не помещается, осталось его только вывалить изо рта и так шагать по пустым гулким коридорам школы, которую покидали последние ученики. Но нельзя, это непедагогично, неэстетично, не очень умно, еще с десяток «не». — Мистер Беннет, вы, случаем, по ночам не подрабатываете школьным привидением? — беззлобно поддел его Рональд Давер, учитель математики, который в силу своей внешности ученикам всегда внушал страх и трепет, потому у него проблем с дисциплиной никогда не было. — Только никому не говорите об этом. Хотелось пошутить, а вышло как-то нескладно. Впрочем, Даверу хватило, он засмеялся и унесся прочь. Школьное привидение… Марк Беннет был бы не прочь еще где-нибудь подработать, но времени совсем не оставалось. — Мистер Беннет! Марк внутренне взвыл. Вот уж чего ему не хватало сегодня вечером для полноты ощущений, так это встречи с новым медработником школы, Уильямом Норбертом. Этот олень-альбинос за ту неполную неделю, что здесь работал, уже успел стать притчей во языцех. Во-первых, медкабинет сразу же стали осаждать девушки, все, как одна, в коротких юбках. Во-вторых, количество падений на лестницах и свежевымытых полах участилось втрое. Падал медработник, который только чудом еще не получил никаких травм. — Мистер Норбер-рт? — Можно просто по имени, ну что вы, — тот сразу смутился. — Я могу вам чем-то помочь? — любезнее Марк не стал. — Думаю, что это я могу вам помочь. — Вряд ли, — отрезал Марк, прикидывая, насколько уронит гордое звание самого строгого преподавателя школы, если позорно пустится сейчас в бега. — У вас настолько усталый вид, что я обязан вас осмотреть. — Отсутствие энтузиазма в глазах не является основанием для медицинского осмотра. Уильям чуть склонил голову, словно собирался несговорчивого пациента боднуть. Стало смешно. — Если вы, мистер Беннет, завтра на уроке рухнете в обморок от переутомления… — То вы сразу же прибежите, по пути три раза упав посреди коридора. Это было не очень-то вежливо, впрочем, пусть. Марк воспользовался замешательством собеседника и все-таки удалился быстрым шагом, переходящим в очень быстрый. Улица встретила тем, что должно было именоваться свежим воздухом. Несколько вдохов ясно дали понять, что свежестью здесь давно уже не пахло. В кармане зажужжало, Марк запустил туда руку, вытащил телефон. Отец. — Привет, сын, как ты? — Хорошо, пап. Как ты? В трубке закашляли, потом надтреснутый голос проскрипел: — Как всегда. Сегодня приходила новая медсестричка, такие ножки, такие… глаза. А у тебя что нового в школе? — Новый доктор. Такие рожки, такие уши, — передразнил Марк тон отца. — Все нормально, пап. Ученики как ученики, школа как школа, каждый день как стихийное бедствие. Я приеду через полчаса. — Домой езжай, не выдумывай, тебя сын ждет, — заворчал отец. — Я тут до завтра помирать не планирую. — Я приеду. — «У вас настолько усталый вид», — вполголоса передразнил Марк Уильяма. Интересно, как бы выглядел после месяца в таком режиме сам альбинос? Наверняка, цвел бы, фиалками пах, рассыпал вокруг комплименты и жизни радовался. Это было не очень справедливо по отношению к безвинному доктору, но сил оставалось ровно на три действия: улыбаться, улыбаться очень вежливо и раздражаться. Телефон снова затрезвонил. Сестра. — Блудный отец, ты мне своего сына подкинул навсегда? — Я еду к отцу, — ровным голосом ответил Марк. — Ярослава заберу на выходные. Ты в курсе, о чем мы с тобой договаривались, кажется. Дай ему трубку. — Привет, пап. — Как ты там, малыш? — Нам задали нарисовать семью. Я нарисовал нас с тобой. В горле встал комок, Марк кое-как сглотнул его, слушая, как звенит голос сына, расписывающего, какие у него новые отличные краски, мягкие кисточки, как его похвалили за рисунок. — И ты меня заберешь на выходные? — Заберу. Потерпи, это уже послезавтра. Жизнь куда-то летела кувырком, не собираясь останавливаться. В больнице пахло лекарствами, а отец на постели казался таким маленьким и высохшим. Марк подошел, вспомнив, что ему надо улыбаться. — Привет еще раз. — Почему ты моего внука бросил? — Я его не бросил, он у Терезы. Послезавтра мы с ним увидимся. Отец неодобрительно посмотрел и снова закашлялся. Марк погладил его по руке. Надо бы расспросить доктора о ходе лечения, но потом, сейчас в голове был светлый туман, все окружающие предметы казались размытыми и нечеткими. — Ты плохо выглядишь, сын. — Я всегда так выгляжу, что поделать. Они мало разговаривали, в основном, Марк просто смотрел на отца и думал: неужели когда-то и он сам будет лежать вот так, а Ярослав будет сидеть рядом, смотреть, и на его глазах тоже проступят слезы бессильной ярости. Потому что ничего тут не сделать, жизнь имеет свойство заканчиваться. — Ступай домой, — наконец, сказал отец. — Перестань ко мне ходить, у тебя есть, кем заняться. — Но… — Никаких «но». Твоему сыну нужен отец. — А мне не нужен? Отец снова засмеялся, смех закончился приступом кашля. — А твой старик еще тебя переживет, если ты продолжишь себя так изводить. Иди уже. Пришлось уйти. На улице, в довершение ко всем неприятностям, полил дождь, так и норовя залить особо холодные струи за ворот куртки. — Апчхи… — Я же говорил, что вы плохо выглядите! — Уильям Норберт выскочил чуть ли не из стены здания, мимо которого плелся Марк. — Идемте! Я тут живу, совсем рядом. Туман в голове не позволил придумать достойный предлог для отказа. Ноги казались двумя неподъемными колодами, отказывавшимися переставляться. Марк всем весом повис на сопровождающем, который невесть каким чудом доволок его до квартиры. — Стойте, я вас раздену. Да стойте же вы! Мистер Беннет! Марк! Кажется, его тормошили, уговаривали на какие-то действия, Марк ничего не воспринимал, хотелось только одного — чтобы весь мир куда-нибудь провалился на пять минут, перестав требовать от него что-то делать. Мир внял уговорам, все затихло, опустилась блаженная темнота, согревая. Потом во рту появился привкус чего-то ягодного и горького разом. И мир окончательно отступил. Пробуждение было приятным: голова не болела, диван был мягким, плед теплым, подушка удобной. А еще неподалеку чей-то приятный голос рассказывал сказку про золотые яблоки. — А завтра я тебе еще одну расскажу. Да, с папой все хорошо, он спит, завтра будет совсем здоров. Да, я скажу ему, что ты звонил. Марк подскочил, свирепо глянул на Уильяма, который беззастенчиво трепался по сотовому Марка с Ярославом. Сотовый сразу протянули владельцу. — Привет, малыш, это папа. — Что с тобой? Ты заболел? Твой друг сказал, что ты простудился. Это потому что ты без шарфа ходишь, а вот мне всегда его на шею наматываешь! Почему ты не надел шарф? — Забыл, — Марк усмехнулся. — Все, отругал отца? Можешь засыпать. — Пап, а ты можешь меня забрать от тети Терезы уже завтра? — Могу, — Марк сказал это неожиданно для себя. — Конечно, завтра после занятий заберу. — Спокойной ночи, папа, — голос Ярослава был очень довольным и сонным. — И тебе сладких снов, хвостик. Уильям разговору не мешал, сидел на кухне и чем-то там звенел, но стоило положить трубку, как сразу же выскочил, держа в руке кружку, над которой поднимался пар. — Пейте, мистер Беннет. — Думаю, после того, как вы меня раздели, хм, догола, можете называть меня просто по имени. — Пришлось сбивать температуру. Но до завтра все пройдет. Я очень хороший доктор. — От скромности точно не умрете, — согласился Марк. — Разве что от падения с лестницы. Уильям смутился. — Не могу привыкнуть к высоте ступенек. Марк сел, спустив ноги на пол, взял кружку. Уильям внимательно осмотрел его, попятился в сторону кухни. — Надо посуду помыть. Ваши вещи я бросил в стирку, до утра они высохнут. Осмотр комнаты показал, что спальных мест в наличии более не имеется. Выходов было два: натягивать непросохшую одежду и уезжать домой или спать с доктором под боком. Первый вариант был предпочтительнее, второй — рациональнее. Впрочем, нельзя было исключать и вариант того, что из шкафа будет извлечен спальный мешок. — Раз уж вы не спите, может, поужинать хотите, Марк? Можно что-нибудь заказать. — А приготовить для гостя ужин? Настроение было хорошим, хотелось подшутить над Уильямом, правда, ответу о том, что готовить тот умеет плохо, Марк ничуть не удивился. — Могу сделать яичницу, — судя по звукам, на кухне штурмовали холодильник. — Уберите руки от продуктов. Марк поднялся, посмотрел вниз, прикрылся хвостом и в таком виде пошел на кухню, надеясь, что там найдется фартук. Не просить же у гостеприимного хозяина одолжить трусы. — А… — дар речи при виде гостя Уильям потерял сразу же. Спасение к обоим пришло в виде клетчатого короткого фартука. Марк повязал его вокруг талии, посмотрел на издающего какие-то нечленораздельные звуки Уильяма. — С вами все в порядке? Тот почему-то помчался прочь из кухни. Марк пожал плечами и уделил внимание приготовлению ужина. Отцу-одиночке поневоле приходится осваивать готовку, причем на пристойном уровне, так что за свои кулинарные таланты можно было не опасаться. Уильям принимал душ под аккомпанемент постанываний и подвываний. То ли вода шла холодная, то ли вид Марка в одном фартуке так подействовал. Тот почему-то ставил на первый вариант. Чтобы возбудиться при виде голого мужчины со сковородой в руке — это ж каким извращенцем надо быть? Тем более, при виде собственного пациента. — Доктор Норберт, у вас все в порядке? — В полном, — заверил тот, появляясь на пороге. — Ужин готов. А если вы одолжите мне одежду, я тот же час перестану вас смущать. Уильям поспешил вручить ему штаны. — А где вы так готовить научились? — Пришлось. У меня сын, как вы могли слышать. Зачем вы вообще взяли трубку? — Простите. Но звонки шли один за другим, я решил, что это очень важно. Ваша супруга была настойчива. — Моя супруга покинула сей мир достаточно давно. Та навязчивая особа — моя сестра, у которой живет Ярослав. Уильям застенчиво посмотрел и решился уточнить: — Почему ваш сын живет у вашей сестры? — Потому что отец в больнице, я иногда остаюсь там ночевать. Ешьте. Уильям, вы сами предлагали ужинать. Во время ужина царила благословенная тишина. Это было даже почти по-семейному, сидеть друг напротив друга, соприкасаясь коленями под столом, изредка просить передать соль или хлеб. Уильям беспрестанно улыбался, заражая этой улыбкой. — А теперь вам пора отсыпаться, Марк, вы все еще больны, — Уильям поднялся, относя тарелки в раковину. — Раздвиньте диван, постельное белье в шкафу. — Что, вот так сразу? А если я во сне храплю или пинаюсь? — Тогда я свяжу вас одеялом до утра и накрою подушкой. — Голос был грозным. Марк хмыкнул и ушел в спальню, готовить ложе ко сну. Сонливость после ужина накатывала волнами, так что он рухнул на диван, едва расстелив белье, не чувствуя, как явившийся Уильям присаживается на край постели, наклоняется и трется носом об его шею, после чего набрасывает плед на Марка и уходит на вторую половину дивана. Утром в ноздри пробрался бодрящий запах кофе. — С добрым утром, Марк. Уильям стоял в дверях спальни, привалившись к косяку плечом, смотрел, улыбаясь, как гость потягивается, все еще сонный. — И вам с добрым утром. Не возражаете, если я воспользуюсь вашей душевой? — Не возражаю. Одежда в гостиной, я даже успел погладить. Я мало сплю, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд. — Как ваше самочувствие, кстати? — Намного лучше, чем было вчера вечером. Утро было прекрасным, с теплым душем, черным кофе и свежей выпечкой из магазинчика внизу. Марк решил, что у него, возможно, хватит сил на все запланированное сегодня. — Если плохо себя почувствуете, приходите ко мне в кабинет, — сказал на прощание Уильям. Он в школу отправлялся на час позже, так что можно было избежать вопросов, каким это образом они явились вместе. Глазастые школьницы такое подметить не преминут, а лишних вопросов Марк Беннет не хотел, равно как и слухов о своей личной жизни. Он и без того знал, что за сплетни циркулируют по коридорам школы за его спиной — мистер Беннет вообще сексом не занимается, а также ничего не ест, не пьет и не спит никогда, потому что он робот. — Доброе утро, мистер Беннет. — Доброе утро, Винсент. — А сегодня правда будет контрольная? — студент преданно заглянул ему в глаза, ожидая отрицательного ответа. — Будет, — разрушили его наивные мечты. Винсент сокрушенно вздохнул и куда-то сгинул. — Доброе утро, мистер Беннет. — Доброе утро, мистер Давер. Школа наполнялась голосами, топотом ног, смехом. Новый день. В кармане ожил телефон. Отец. Сердце сразу провалилось куда-то вниз. — Алло. — Мистер Беннет, — голос говорившего был незнаком. — С прискорбием сообщаем вам… Слова лились в уши, не достигая сознания. Потом Марк встряхнул головой, с некоторым удивлением посмотрел на столпившихся вокруг студентов. — Винсент, — собственный голос показался каким-то чужим. — Контрольной сегодня не будет. Меня сегодня не будет. Давер, скажите директору, чтобы поставил им замену. — Мистер Беннет, что случилось? — Все в порядке, дети. Расходитесь, скоро начало занятий. Рядом кто-то оказался, сунул в руку бумажный стаканчик. — Выпейте. Пришлось проглотить содержимое, часть пролилась мимо, потекла по подбородку. Марк попытался вытереть, руки не слушались. — Отец? — Да. — Сочувствую. Я могу чем-нибудь помочь? — Уильям топтался рядом, заглядывал в глаза. — Я могу забрать Ярослава после занятий, если хотите. Я на педиатра вообще-то учился, умею с детьми обращаться. Он посидит у меня в кабинете, порисует. — Если вас не затруднит… — Ничуть. Мы вас будем ждать. «Мы»… Марк рассмеялся бы, если мог. Вместо этого только кивнул, поднялся и отправился в больницу, по пути пытаясь дозвониться до сестры. Безуспешно. В голове медленно выстраивался план дальнейших действий. Если построить план, всегда становится легче. Четкая последовательность действий помогает не раствориться в горе. До самого вечера его преследовали соболезнования и слова сочувствия, пустые и ниочемные. Просто формальность, скажи убитому смертью отца сыну: «Сочувствую вам», и можно считать себя выполнившим гражданский долг, сразу же забыть о скорбящем и идти по своим делам. Голова разболелась нестерпимо. Единственным если не приятным, то вполне сносным известием оказалось известие от директора школы о предоставленном на три ближайших дня отпуске. — Ярослав… Воспоминание пришло моментально. Часы показывали восемь вечера, так что в школу пришлось бежать, перескакивая лужи, наплевав на то, увидит ли кто-то из студентов преподавателя вот таким. Сердце колотилось, словно пытаясь выбраться наружу. Как вообще можно было забыть про сына? Хорош же отец, просто премия года, как самому внимательному и заботливому, полагается. Наконец, впереди показался корпус старшей школы, в котором ярким светом было озарено два окна медпункта. Марк несколько раз глубоко вздохнул, утишая сердцебиение, потом направился внутрь. — Тшш, — в медпункте Уильям встретил его приложенным к губам пальцем. — Он уже спит. Ярослав свернулся калачиком на кушетке за ширмой, подсунул ладонь под щеку и сладко дремал, укрытый белым халатом. Сердце немного согрелось от этого зрелища. — Я его покормил, — шепотом отчитался Уильям. — Потом он весь иззевался, так что пришлось уложить спать. Про вас спрашивал, я сказал, что вы уехали по делам и скоро вернетесь. — Спасибо. Уильям улыбнулся и вернулся к своим бумагам, кивнув Марку на стул, предлагая присаживаться. — Давайте, я вам давление измерю? — Не можете выносить присутствия кого-то, не охваченного вашим докторским вниманием? — Профдеформация, что поделать. Привлеченный шумом голосов, проснулся Ярослав, потянулся, заметил отца, спрыгнул с кушетки и помчался к нему, сходу обнял, уткнулся в плечо. — Папа! А где ты был? — У дедушки в больнице. — Марк погладил сына по голове. — Он выздоравливает? — обрадовался ребенок. — Завтра мы вместе к нему пойдем, да? — Он умер, — брякнул Марк. Ярослав сразу же захныкал, потом и вовсе отчаянно разревелся. — Да кто вас вообще учил с детьми обращаться, — возмутился Уильям, присел на корточки перед Ярославом. — Эй, посмотри на меня, малыш. Не надо плакать… Марк пристыженно молчал, не мешая Уильяму разливаться соловьем в рассказах о том, что дедушка болел, ему было плохо, а сейчас он опять здоров и ему хорошо в другом мире. Ярослав постепенно переставал плакать, потом заинтересовался своим собеседником. — А почему ты белый? Потому что ты с севера, да? — Потому что я альбинос. — А это что такое? Уильям принялся объяснять Ярославу суть загадочного заболевания, потом позволил потрогать свои рога. Марк все это время сидел, уронив голову на сложенные на столе руки, ни на что не реагируя. Разумеется, остаться незамеченным это не могло. — Папа, тебе плохо? — Папа просто устал. — Уильям опять отвлек ребенка на себя, позволяя Марку поднять голову, вытереть глаза и принять свой обычный вид. — Сейчас вы поедете домой, там оба отдохнете. И все будет в порядке. — А ты папин друг, да? Поэтому он у тебя ночевал? Я тоже иногда у друзей ночую. — Да. Поэтому. Здорово же, — Уильям успевал отвечать на вопросы, приводить в порядок кабинет. — Марк, проснитесь. — Я не сплю. Идем, малыш. — А мы сегодня будем ночевать у твоего друга, да? Марк опешил, Уильям тоже. — Нам психолог говорил, что когда случается что-то плохое, то всегда надо, чтобы рядом был друг, а у папы других друзей нет. — Можно и ко мне, — растерянно ответил Уильям. — Марк? — Папа согласен, — Ярослав и рта раскрыть отцу не дал сразу потащил его за руку к выходу. — Ура, мы будем ночевать дома у Уильяма. — Нехорошо же так поступать, — принялся урезонивать его Марк. — Во-первых, почему это ты называешь доктора Норберта по имени? — А он мне сам разрешил. — Во-вторых, с чего ты взял, что нам будут рады? Нельзя же так бесцеремонно врываться к кому-то домой. На это последовало заявление Ярослава, что им будут очень-преочень рады, подкрепленное киванием Уильяма. — Заедем по пути в магазин, продукты нужны. У меня ничего нет, — смущенно признался доктор. — Идемте, машина на стоянке. Болтовня сына, поток его вопросов и вкрапления реплик Уильяма, с которым тоже приходилось поддерживать осмысленный диалог, отвлекали Марка от грустных мыслей достаточно долго, чтобы он спокойно выбрал необходимое для ужина и завтрака, помог оттащить покупки в машину, а потом занести их в квартиру. Потом накрыло, он просто встал посреди прихожей, опустив руки и глядя перед собой. — Папа? — сразу встревожился Ярослав. — Сейчас приведем его в порядок, не волнуйся, малыш, иди сюда и смотри, что у меня есть. — Конструктор! — А пока ты его собираешь, я помогу твоему папе. Методы у Уильяма были совершенно противоречащими общепринятым нормам оказания медицинской помощи при ступоре. Во всяком случае, Марку очень хотелось посмотреть на выдавшее ему диплом заведение, в котором учат лупить пациента по щекам в любой непонятной ситуации. С другой стороны, может, у Уильяма просто подобного рода практики не было? Не все же мерить с точки зрения доктора. — Извините. Вам полегчало? — Намного, — Марк поморгал. — Пойдемте, — мягко сказал Уильям, беря его за руку. Марк пошел за ним, ничего не спрашивая. Как оказалось, вели его на кухню, где снова заставили выпить успокоительное. Впадать в ступор больше не тянуло. — Я приготовлю ужин, — Марк встряхнулся, беря себя в руки. — Я посижу пока с Ярославом. Да уж… Тихий и семейный вечер. Марк горько усмехнулся, вспомнив любимую присказку родителей. «Если где-то убыло, значит, где-то прибыло». Интересно, а Уильям Норберт считается за подарок судьбы взамен утраченного отца? — Папа, а Уильям дал мне краски! — Рисуйте-рисуйте, — Марк постарался отвечать бодро. Из гостиной доносились шорохи и веселый детский смех, временами Уильям что-то говорил, после чего Ярослав начинал смеяться еще веселее. Марк не выдержал, выглянул в комнату и замер, наблюдая, как сын разрисовывает в разные цвета так полюбившиеся ему рога «папиного друга». Уильям сидел смирно, сложив руки на коленях и не протестовал. Цветные потеки пятнали уже и его волосы, постепенно подбираясь к шее. — Ярослав… — Марк растерянно смотрел на учиненное сыном безобразие. — Все в порядке, Марк, нам очень весело. — Скоро ужин будет готов, так что мойте руки. И прочие части тела. — Все, закончилось веселье. Пойдем, малыш, придется отмывать все это. Ярослав расстроенно посмотрел на отца, вздохнул и поплелся в сторону ванной комнаты. — А вам даже идет такой цвет, — отметил Марк, когда Уильям проходил мимо. — Думаю, меня еще не раз покрасят в радугу. Но это такая небольшая плата за то, что мне не приходится сидеть вечерами в одиночестве. У меня здесь пока что нет друзей. Кроме вас, конечно. Марк кивнул и вернулся на кухню. Примчавшийся Ярослав помогал накрывать на стол, пока Уильям пытался отмыться от краски. Из ванной он вышел, тщательно обернув каждый рог полотенцем. Выглядело это очень забавно. — А правда ведь, что папа очень вкусно готовит? — Долго на одном месте молча Ярослав сидеть не умел. — Очень вкусно, — подтвердил Уильям. — Посуду вымою я, раз уж избавили от готовки. — А можно мне потом еще порисовать, пап? Мне надо рисунок дорисовать, про который я тебе говорил. — Хорошо, — рассеянно отозвался Марк. — Я помогу с мытьем посуды. — Да там мыть-то… Уильям оказался прав, посуды было мало, да и места на небольшой кухне у мойки двоим взрослым не хватало. Они то и дело сталкивались руками в раковине, пока Марк не отошел. — И что у нас с ночевкой? — спросил он. — Вас с Ярославом положу на диване, а сам лягу в гостиной на тахте. — Уильям поставил гладильную доску, принялся утюжить брюки на завтра, пытаясь навести идеальные стрелки. Марк подсел к сыну, рассматривая рисунок, который тот увлеченно раскрашивал. Кривоватыми линиями детская рука вывела двух лупоглазых мохнатых существ, одно побольше, одно поменьше. — Это ты и я. Раскрашу и подарю Уильяму. — Повешу на стене, — согласился тот, отставляя в сторону утюг и встряхивая отглаженные брюки. — Отлично. Если б не странное накатившее отупение, Марк бы с ним согласился. Это и впрямь было отлично, вечер, в котором было так тепло и красочно. — Вам лучше все-таки лечь и немного поспать, — вздохнул Уильям. — Завтра день будет ничуть не легче. Я присмотрю за Ярославом. Вот вам полотенце для душа, запасные штаны. Марк действовал больше по накатанной годами схеме, машинально, не обдумывая свои действия. Сознание решило не участвовать в происходящем, так было проще. Он вытерся, натянул штаны, узнав их, все те же, вчерашние. Слегка коротковаты, но это ничего, для сна вполне сойдет. — Спокойной ночи, — Уильям успел уже застелить разложенный диван. — И вам. Спасибо, что столько делаете для Ярослава. «И для меня» Марк добавлять не стал. — Только то, что должен, — Уильям прикрыл дверь в спальню. Марк глубоко вздохнул и почти моментально погрузился в сонное оцепенение. Показалось, что прошел только миг, когда рядом прозвучали тихие шаги, хныкнул Ярослав, тут же замолк, шаги удалились обратно. Марк открыл глаза, осмотрелся. Сын спал рядом, пахнущий фруктовой жвачкой. Из-под двери пробивалась слабая полоска света, Уильям все еще не ложился спать. Марк вышел из спальни, аккуратно притворив за собой дверь. Уильям сидел на тахте, подобрав ноги, что-то читал. На столике стояла вазочка с цветным драже и чашка чая. Время от времени из чашки отхлебывали, потом возвращали ее на место. На приближение Марка Уильям отреагировал внимательным взглядом, снял очки. Почему-то только сейчас получилось рассмотреть, что глазные яблоки у альбиноса слегка подрагивают, часто-часто. Заметив, что Марк смотрит ему в глаза, он наклонил голову. — Это из-за альбинизма. Присаживайтесь? Марк уселся рядом, откинул голову назад, глядя в потолок. От живого тепла рядом становилось легче, а когда Уильям принялся осторожно, едва прикасаясь, гладить его по волосам, внутри стало немного легче. Никаких речей о том, что умерших надо отпускать, Уильям не читал, он просто молча сидел рядом и гладил Марка по голове. — Вы сможете еще и завтра присмотреть за Ярославом? Вечером я заберу его домой, обещаю. — Никаких проблем, — уверил Уильям. Марк внезапно даже для себя улегся головой ему на колени, закрыл глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. — Обычно я более сдержанный, — произнес он, спустя некоторое время, когда слезы кончились. — Я догадываюсь. Я же вас в школе вижу. Как думаете, мы можем стать друзьями? Хотя бы… — Сможем. А что означает «хотя бы»? Уильям промолчал, Марк, не открывая глаз, мог бы сказать, что он качает головой, отказываясь отвечать. Впрочем, наверное, так будет правильно: не торопить события. Марк Беннет никогда идиотом не был, брошенные на него жаркие, страстные и прочие сексуально окрашенные взгляды замечать умел. Но сейчас это все было слишком неуместно. По правилам хорошего тона, следует выждать месяц траура. Впрочем, отец наверняка сказал бы что-то вроде того, что Марк всегда любил упускать свое счастье, а вот за неприятности хватался как репей за шкуру, потому и остался один с сыном на руках. — Уильям… — Не надо, молчите. Я сам дурак, не подумал, как не вовремя встреваю. — В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда терпенья истощишь запас И мне объявишь приговор жестокий, Когда, со мной сойдясь в толпе людской, Меня едва подаришь взглядом ясным, И я увижу холод и покой В твоем лице, по-прежнему прекрасном, — В тот день поможет горю моему Сознание, что я тебя не стою, И руку я в присяге подниму, Все оправдав своей неправотою. Меня оставить вправе ты, мой друг, А у меня для счастья нет заслуг. — Это что? — оторопел Уильям. — Это сонет Шекспира. Сорок девятый, кажется. — И что это означает? Марк глубоко вздохнул. Что это означает… Что хотел сказать автор этим произведением… Что Марк Беннет хотел сказать этим цитированием… — По-моему, это означает «за что же мне, ничтожному, такое счастье». Не вертитесь, Уильям, я все еще здесь лежу. Тот послушно замер, позволяя улечься на свои коленях поудобнее. Марк расслабился, мысли двигались еле-еле как патока по столу. В конце концов, почему бы и не попробовать завести новый роман. Наверное, если бы отец успел познакомиться с Уильямом, он бы пришел в восторг и принялся уверять сына, что доктора нужно немедленно хватать в охапку, пока никто его не увел. — На работе все будет по-прежнему. Все строго в рамках служебных взаимоотношений. Это понятно, доктор Норберт? — Да, мистер Беннет. — И можно перейти и на «ты», когда мы вдвоем. — Я попробую. А теперь иди спать, у тебя завтра полно дел, — Уильям попытался придать голосу строгость. — Как скажешь. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Марк поднялся, двинулся в спальню, обернулся на пороге. Уильям сидел, вертя в руках очки, улыбался чашке чая и выглядел счастливым. И это показалось самым правильным, что только может быть. Загадывать наперед не хотелось, может быть, познакомившись поближе друг с другом, они в ужасе разбегутся в стороны. А может быть, и нет? В любом случае, покажет только время.