***
Фаренгейт был странным мужиком. Сэм понял это, когда вода коснулась лодыжек. Как можно обозначать низкие температуры относительно большими числами? Сорок один, черт возьми! Да если бы речь шла о пулях, то таким количеством он смог бы положить стаю вервульфов. Даже две стаи. Если бы о возрасте, то к тому времени он помрет уже: охотники так долго не живут. Но для температуры воды сорока одного было явно не достаточно [3]. Они заработают гипотермию быстрее, чем драк успеет понять, что у него новая добыча. Кожу кололо миллионом игл, руки и ноги сводило. Дождь не добавлял комфорта — озерная гладь пузырилась, и увидеть что-то на поверхности было почти невозможно. Дин остановился, когда вода почти скрыла его плечи. Он поднял вверх руку, и Сэм, следующий за ним, замер тоже. По идее, если верить легенде, мимо них должно проплыть деревянное блюдо, если брать в расчет слова очевидца — старая коряга, а если слушать голос разума — им бы свалить отсюда подобру-поздорову. Сэм огляделся, медленно развернувшись вокруг себя, и ничего не заметил, но, когда вернулся в исходную точку, брата не было. — Дин! — крикнул он. — Дин! Боже, нет! Сэм вдохнул и нырнул. Ему показалось, что его замуровали в куске льда — такой вода была холодной. В своей глубине озеро было не проницаемо. Сэм беспомощно метался из стороны в сторону в кромешной темноте и, в конце концов, вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, который с трудом затолкнулся в легкие. Видимо, он все-таки отплыл куда-то, потому дна под ногами больше не чувствовал. Что-то ударило его в спину, дезориентируя, обвило грудь и потащило вниз. Он даже вскрикнуть не успел. Нож выпал и медленно опустился на дно, но этого Сэм не видел, как ни видел ничего, кроме узловатых светящихся щупалец, неистово сжимающих ребра, — конечно, все фейри, мать их, должны сверкать! — и бурлящего потока воды вокруг себя. Его мотало, как тряпичную куклу, с которой вздумал играться мастифф. Сэм пытался отцепить от себя щупальца, но те лишь сильнее стискивались, до боли пережимая грудь. Он еле сдерживался, чтоб не заорать, но, если бы открыл рот, тут же нашел бы свой конец. Легкие превратились в сгусток огня или в осколок льда — и то, и другое уничтожало воздух, которого не хватало катастрофически. В какой-то миг Сэм перестал понимать вообще что-либо, ощущая только бешеную тягу, бетоноподобную холодную воду, которую он таранил спиной, и нарастающее жжение в груди. Куда бы его ни тащили, он будет мертв к моменту остановки. Что-то проскользнуло мимо, очень близко — Сэм уловил движение воды — и исчезло, но вскоре — спустя целую вечность — щупальце вдруг ослабило хватку, выпуская его на свободу. Он инстинктивно заработал руками и ногами, стараясь вытолкнуть себя на поверхность, но, кажется, плыл не туда, потому что его схватили за воротник куртки и поволокли совсем в другую сторону. Сэм не сопротивлялся: он потерялся в пространстве, недостатке воздуха и адском холоде, и, по большому счету, ему было все равно. Он стал льдом и непроглядным мраком.***
Когда гребаная деревяшка ударила его в спину, Дин был готов, хоть и ушел под воду, схваченный щупальцами за ноги. Драк напоминал сгнивший ствол дерева, от которого отходили длинные плетеобразные отростки, мерцающие слабым белесым светом, который в подводной темноте казался очень ярким и затмевал туловище, покрытое твердой чешуей. А бить-то надо было как раз в туловище, причем в любое место — удобно, конечно, но до него еще надо добраться. Дина пару раз метнуло из стороны в сторону — взболтать, но не смешивать, сука! — но он смог сгруппироваться и подтянуться, хватаясь за щупальца. Резанул по ним ножом — вода стала чуть теплее и горче на вкус. Кровь драка — сплошные чернила. Щупальца дернулись и отпустили его. Дин быстро отплыл — он надеялся, что быстро, но вода была ледяной — руки и ноги сводило от холода. Драк стеганул его плетью, стараясь обвиться ею вокруг пояса, но получил еще один удар ножом. Дин проскользнул сквозь хаотично мотающиеся щупальца, оплыл фейри сбоку и вонзил лезвие в тугую плоть, пробивая чешую. Драк резко пошел вверх, утягивая его за собой. Рядом пронеслось что-то темное и смутно светящееся — еще один? — но Дин вынырнул, хватая ртом долгожданный воздух и держась за рукоять ножа в мертвом теле фейри, которое ничем не отличалось от старой коряги с приросшими к ней водорослями. Проморгавшись и отплевавшись от воды, кусочками льда набившейся ему в нутро, Дин огляделся — Сэма не было. Либо гребаный драк уволок его слишком далеко от брата, либо… Вот черт! Дин вытащил нож и нырнул снова, надеясь рассмотреть мерцание. Есть! Впереди, далеко от него, виднелись слабые световые всполохи. Он напряг все силы, чтобы догнать удаляющуюся тварь: получалось хреново — подводное плавание не входило в список его сильных черт, вроде стрельбы, рукопашки и бега. Но он все равно продолжал плыть, ему даже показалось, что фейри замедлился. Или это все замедлилось? Не поймешь. Дин почти задел стиснутого в щупальцах Сэма, не заметив, как нагнал драка. Радовало, что все плети-отростки были направлены на брата, и он мог беспрепятственно проплыть, не радовало, что Сэм безвольной куклой болтался в воде и, кажется, был без сознания. Дин проскользнул мимо. Драк изменил траекторию движения, сворачивая влево, и ударил Дина в грудь. Его отбросило, но водная толща позволила быстро затормозить — всегда бы так. Дин, извернувшись, рванулся вперед, бешено работая закоченевшими ногами. Нож, который он, слава богу, не выронил, пробил чешую чуть выше основания щупалец. Они судорожно дрогнули и разжались. Драк стал всплывать, а Сэм наоборот: почувствовав свободу, он слабо забарахтался, но этого явно было недостаточно, чтобы вынырнуть. Его тянуло ко дну. Дин, отчаянно нуждающийся в воздухе, подплыл к брату, взял за куртку и потащил наверх, надеясь, что ему хватит сил, чтобы вытолкнуть их обоих на поверхность. Ну или хотя бы Сэма. Вода расступилась у Дина над головой, когда он уже не рассчитывал выплыть. Легкие отказывались работать, сжавшись в тугие комки в груди. Спасительный воздух показался разорвавшейся бомбой — господи, как же больно бывает дышать. Дин подтянул к себе брата, явно не разделявшего его мнения: Сэму дышать не приходилось. Глаза были закрыты, а губы посинели. — Даже не вздумай, — сипло сказал Дин, переворачиваясь на спину и обхватывая Сэма так, что братов затылок оказался у него на плече, и погреб правой рукой к берегу, до которого было ярдов пятьдесят, если не больше. Плыл Дин, вероятно, на одном адреналине, силы остались в глубинах Аппер-Прайор-Лейк. Последние десять футов он тащил Сэма на себе, неуклюже взяв его под подмышки: скошенное озерное дно не позволяло доплыть до конца, он ударялся спиной об ил — пришлось встать. Руки Сэма волочились по воде. — Еще немного. Не умирай. Берег встретил мокрым липким песком, из которого тут и там выглядывала скользкая галька. Какая-то больно впилась Дину в голень, когда он перекидывал развернутого лицом вниз брата через ногу, согнутую в колене, и давил между лопаток. — Ну давай, чувак, выплевывай. Вода потекла из Сэмова рта, но дыхание не восстановилось. Дин проверил пульс — ничего. Черт! Он положил брата на песок, дважды вдохнул ему в рот и пятнадцать раз надавил на грудину, пытаясь завести сердце. Сэм поперхнулся, захлебываясь остатками воды, Дин повернул его голову набок, осторожно подкладывая ладонь под щеку. Сэм приоткрыл глаза — тонкая щелка между веками, сквозь которую видны только белки́. — Сэмми, ты со мной? — почти с паникой в голосе спросил Дин. — Пожалуйста, возвращайся. Сэм открыл глаза шире и закашлялся — сколько же он нахлебался? — Дин помог ему сесть и мягко похлопал по спине. Сэм еще с полминуты отплевывался, прежде чем прохрипеть: — Что?.. — Драк — Сэм, Сэм — драк, — сказал Дин, безотчетно для себя поглаживая его между лопаток. — Нихрена себе феечка, — слабо проговорил Сэм. Ему хотелось лечь: сил не осталось абсолютно. — Ты читал описание, не притворяйся. — Читать и почувствовать на себе щупальца гребаного древо-спрута — разные вещи. — Да уж, — хмыкнул Дин. — В тот раз было получше — я в Гуроне искупнулся. Великие озера, прикинь. Ты бывал? Можешь встать? — Нет, — честно ответил Сэм на оба вопроса. — Надо идти. Переохлаждение, чувак. Нужно переодеться и согреться. Давай, Сэмми! — Дин опять подсунул руки ему под подмышки и поднял на ноги. Брат зашипел, и Дину подумалось, не сломаны ли у него ребра. — Импала на пирсе. — А где пирс? — с нервным смешком спросил Сэм. Кругом был только песок. — Чудесно, — простонал Дин. — Блять, просто чудесно.***
Чтобы добраться до машины, пришлось сделать нехилый крюк: их занесло черт знает куда – почти миля от пирса. Ветер усилился и дул братьям в лицо, будто отыгрываясь за отсутствие дождя, который закончился, когда они еще были под водой. Мокрые шмотки задеревенели, вставая колом, в ботинках хлюпало — было холодно. Сэм стучал зубами, Дина била дрожь. Прогулка получилась замечательная. Да и охота тоже: ссора, один чуть не помер — красота, по-другому и не скажешь. Капли дождя на черных боках Импалы не успели высохнуть к их возвращению. Дин аккуратно снял руку брата с плеча и прислонил его к правой задней двери. Сэм охнул, морщась, и оперся на крышу. Грудь, пережатая щупальцами, болела — вдохи удавались с трудом. Он закоченел и чувствовал себя паршивей некуда. — Держи. — Дин выглянул из-за открытой крышки багажника и протянул вещи, сложенные стопкой: джинсы, футболку, пару теплых толстовок и ботинки, в которые были засунуты скрученные носки. А брат подготовился, подумал Сэм, забирая одежду задубевшими руками и кладя ее на заднее сидение — дверцу негнущимися пальцами он открывал минуту, наверное, — позорище. Сэм еле-еле стянул с себя куртку и рубашку, потом еще целую вечность возился с футболкой: он не мог толком поднять руки, чтобы стащить ее через голову, — пришлось Дину помочь. — Отстой, — сказал он, глядя на его грудь. Сэм опустил голову: узкие длинные синяки тянулись вдоль ребер, переползая на бока и, очевидно, спину. — Ладно, подлатаем тебя позже, чувак. Надевай. — Сэм влез в старую темно-серую олимпийку, которую изредка таскал и брат. Дин застегнул молнию. — Теперь кофту давай. — Сам могу, — буркнул Сэм, когда брат помогал ему справиться с рукавами. — Да пожалуйста, Железный Дровосек [4], — бросил Дин, вытаскивая ему капюшон олимпийки, который свернулся комом под только что надетой толстовкой. — Со штанами и трусами точно помогать не буду. Максимум, на что ты можешь рассчитывать, — это ботинки. — Я и не просил, сволочь. Мне не пять лет. — Действуй, стервец, — насмешливо сказал Дин. Сэм попытался расстегнуть пуговицу на джинсах, но ни черта не вышло: пальцы не слушались. Дин молча подошел и вытащил клепку из петли. Момент был супернеловкий. — Я забуду об этом, — с каменным лицом проговорил он и скрылся за крылом Импалы, чтобы еще больше не смущать брата и, наконец, переодеться самому. Дин успел только напялить футболку и наспех накинуть куртку, прежде чем у Сэма началась возня со шмотками. Драк капитально его «стиснул»: синяки опоясывали торс, были лилово-фиолетовыми, словом, херовыми — завтра Сэм не сможет ни согнуться, ни разогнуться. У него самого на груди расползся нехилый кровоподтек от молотоподобного толчка фейри, но брату об этом знать не обязательно. Дин выпутался из мокрых джинсов, стягивая их вместе с боксерами и носками: хорошо, что сейчас рань несусветная — некому пялиться на их голые зады. Он быстро надел все сухое, зашнуровал зимние ботинки, которые не обувал сто лет, — теплее не стало. Дин подумал, снял кожанку, натянул толстовку с растрескавшимся логотипом «Металлики» поверх футболки и влез обратно в куртку, застегиваясь на все пуговицы, как ботаник какой-нибудь. Он забросил грязные шмотки в багажник, прихватил из него пару одеял, которые приготовил заранее, и захлопнул крышку. Сэм сидел на заднем сидении, выставив ноги наружу, — со штанами справился и теперь боролся с ботинками. Было видно, что ему сложно наклоняться и лишний раз вообще шевелиться. Дин присел перед братом на корточки, накидывая одеяло ему на плечи, и завязал шнурки. — Я развалина, — вздохнул Сэм, закутывая замерзшие ладони в грубую шерсть одеяла. — Ерунда, Сэмми, — улыбнулся Дин. — Просто тебя потрепало. — Тебя тоже, но ты почему-то в состоянии завязать себе шнурки, — тихо ответил Сэм. — Меня меньше. Пойдешь вперед? Сэм отрицательно покачал головой. — Я бы лег. Дин посмотрел на брата: тот был бледен, взъерошен и, кажется, смертельно устал. Сэм горбился на сидении, плотно запахнув на себе одеяло. Он сдвинулся глубже в салон, видя, что его не останавливают, и вытянулся, насколько это было возможно. — Отдохни, Сэмми, — сказал Дин, укрывая его еще одним одеялом. — А ты как же? Забери себе. — Печку врублю. Не парься. Он захлопнул дверцу, открыл водительскую, сел за руль, заводя Импалу, и выкрутил ручку термостата на максимум. Холодный воздух хлынул из воздуховодов, постепенно нагреваясь. Дин подставил руку под теплый поток — замерзшие пальцы стало покалывать. Он глянул в зеркало: из всего Сэма на заднем сидении были видны лишь одеяла в серо-синих складках. — Ты как там? — Порядок. — Тогда погнали. Дин надавил на газ — синяки на лодыжке от тугих драковых щупалец заныли, и он наморщил нос. Импала вывернула с безлюдного пирса на пустынную дорогу и понеслась прочь от озера, посреди которого плавали две трухлявые коряги. Дин на пути к мотелю посматривал в зеркало: сначала складки не меняли положения, потом Сэм высунул одну руку, затем — другую и, в конце концов, сдвинул одеяла в сторону — отогрелся. Печка жарила вовсю — в салоне было душно от сухого горячего воздуха, но в отличие от брата Дин все равно мерз. Дрожь не отпускала его, и он покрылся испариной. Футболка под тремя слоями одежды противно липла к телу, которое словно не могло определить холодно ему или жарко. В горле першило. Дин сглотнул — вроде не больно — и облизнул обветренные губы. Впереди показалась неоновая вывеска их мотеля, в котором они сняли самый крайний номер подальше от посторонних глаз. Дин припарковался на выделенном месте — разметки почти не было видно: краска потрескалась и стерлась от времени. Сэм заерзал и с трудом поднялся, подтянувшись за спинку сидения. — Думал, ты спишь, — сказал Дин, оборачиваясь и забирая упавшие на пол одеяла. — Проснулся. — Сэм придвинулся к двери и взялся за ручку. — Может, пойдем? Предпочитаю спать на нормальной кровати. — Ну и нежный бутон же ты, Саманта. — Уже слыхал такое — повторяешься, — буркнул тот. — Но все равно заткнись. — Дин сделал вид, что запирает рот на замок и выкидывает ключ в окно. Сэм недовольно покачал головой, вылез из машины и медленно поковылял в номер. От Дина, вышедшего вслед за ним, не скрылось, что брат обхватил ребра рукой и при каждом шаге болезненно морщился. Хреново. Надо бы в него обезболивающее впихнуть, думал он, когда открывал дверь — ключ, как назло, не хотел попадать в скважину. — Что с тобой? — спросил Сэм. — Ты дрожишь. — Замерз, — односложно ответил Дин. Дверь поддалась — аллилуйя! — и они вошли в слегка обшарпанный, конечно, но теплый номер. — Да в аду прохладней будет, чем в Импале. Неужели не согрелся? Дин пожал плечами. — В душ пойдешь? — Спрашиваешь. — Оставь мне воду, Ариэль [5]. — Дин бросил брату полотенце и сел на кровать. — Всенепременно. Полгаллона хватит? — Вали уже, а, синяк ходячий. — А то что? Дин промолчал и откинулся на скрипучий пружинный матрас. Сэм слегка удивился: обычно брат за словом в карман не лез, — и скрылся в ванной. Горячий душ принес какое-никакое, но облегчение. Сэм уперся ладонями в стену и подставил под струи воды спину, разрозненные узкие синяки на которой слились в одну гематому. Та же картина была и на груди: огромный синяк от подмышек до пупка. Красавец, ничего не скажешь. Он подозревал, что у Дина, наверняка, было нечто похожее, просто брат как всегда строил из себя черт знает кого. Гребаного героя. Неубиваемого солдата. Занозу в заднице. Нужное подчеркнуть, как говорится. Сэм неуклюже вылез из душевой кабинки, у которой был несуразный высокий поддон, потянулся за полотенцем и зашипел от боли — завтра он превратится в негнущиеся бревно. Сэм вздохнул, вытерся, осторожно промокнув грудь, а спину проигнорировав вовсе, обернул полотенце вокруг бедер и вышел в комнату. — Все, иди, — сказал он, — я даже… Сэм не договорил, потому что в этом не было нужды: Дин спал, не раздевшись — разве что кожанку снял и ботинки — и завернувшись в покрывало. На тумбочке между кроватями Сэм увидел стакан воды с налепленным на него ярко-желтым стикером. Он тихо подошел, оторвал бумажку и прочитал:съешь меня
Сэм приподнял брови: это что еще за «Алиса в Стране чудес»? Рядом со стаканом лежал блистер с обезболивающим — это было очень мило со стороны брата. Сэм посмотрел на него — Дин хмурился во сне и, кажется, никак не мог согреться, и поэтому замотался в покрывало почти с головой. Заболел, что ли? Этого только не хватало. Сэм свернул покрывало со своей кровати вдвое и укрыл им брата, а потом выдавил на ладонь пару таблеток, закинул их в рот и запил водой. — Спасибо, — прошептал он, имея в виду сразу и заботу об его синяках, и спасение, за которое он так и не поблагодарил. Матрас скрипнул, когда Сэм, одевшись, наконец, лег, приняв единственно возможную позу — на боку: неудобно — жуть. Он не привык так спать, но выбирать не приходилось. Дин лежал к нему лицом, которое прикрывал ладонью, словно защищаясь от чего-то. До Сэма дошло, что лампа на тумбочке еще горит. Ну что за фигня? Он попытался нащупать выключатель, шаря рукой, и столкнул стакан — тот упал, глухо стукнувшись о ковер, и закатился под кровать. — Херня, — буркнул Сэм и щелкнул кнопкой, которая благополучно нашлась сразу за местом, где стоял стакан. Номер окончательно погрузился в полумрак. Плотно задвинутые шторы хорошо держали бледный свет утра за пределами комнаты. Сэм закрыл глаза. Он надеялся, что сон поможет и ему, и брату. Им надо отдохнуть.***
Рука затекла и стала неподъемной. Сэм перевернулся на спину и застонал: синяк не одобрил давления на себя — пришлось сначала приподняться на локте и только потом сесть. Здравствуй, Сэм Винчестер, гребаная развалина! Он вздохнул и пошевелил кистью — эфемерные иголки воткнулись в ладонь, а потом и в предплечье. Сэм медленно сполз на край кровати, старясь не делать лишних движений, и опустил ноги на пол. Братова постель была пуста — покрывала кучей громоздились на вытащенном и не до конца развернутом одеяле: видимо, Дин пытался укрыться еще и им. Сэм боковым зрением заметил новый стикер, приклеенный на абажур лампы.Ушел за кофе.
Сэм смял записку и бросил на тумбочку. От кофе он бы не отказался. Замок щелкнул — и дверь открылась. Дин вошел в комнату, держа в одной руке картонную подставку с двумя стаканами, а в другой пакет. — Привет, — сказал Сэм, вставая. Дин молча махнул ему, поставил пакет на стол и принялся разбирать его: пара бургеров, салат и пакет поменьше, из которого Дин достал пузырек, вытряхнул из него что-то на ладонь и проглотил, болезненно морщась. Таблетки, понял Сэм. Брат что, ранен? Он как мог быстро подошел к Дину и повернул к себе. То, что он увидел, ему не понравилось: бледный, а глаза прозрачно-зеленые, чуть слезящиеся. Сэм приложил руку ему ко лбу. Дин отшатнулся, недовольно кривя губы, но ни слова не сказал. — И сколько у тебя? — спросил Сэм. Слабо верилось, конечно, что брат мерил температуру, но, судя по пузырьку тайленола, стоящему на столе, сомневаться в том, что она была, не приходилось. Дин не ответил, снял куртку, под которой обнаружилась все та же толстовка с «Металликой», и повесил ее на стул. — Эй, алло! Думаешь, если будешь игнорировать мои вопросы, я от тебя отстану? Не выйдет, чувак. Дин вздохнул, взял мотельные ручку и блокнот, валяющиеся без дела на комоде у входа, написал что-то, выдернул листок и вручил его Сэму.100,6. И я не игнорирую. Голос пропал.
— Сто и шесть? [6] И ты поперся на улицу? Дин закатил глаза, снова чиркнул в блокноте и отдал листок.Ты спал. Мне не пять лет.
— Сядь, — сказал Сэм, схватил брата за локоть и усадил на стул. — Дай посмотрю. — Дин поднял на него взгляд, в котором он и без бумажки прочитал раздраженное «Ты серьезно?». — Я не шучу. Дин цокнул, но рот все-таки раскрыл, высунув язык вперед. Сэм повернул голову брата к свету и осмотрел горло. Хоть он и ни черта в этом не понимал, но, кажется, оно не должно быть таким красным. — Больно глотать? Дин сблизил большой и указательный пальцы, оставив между ними маленькую щелку. — Понятно. Еще болит что-нибудь? Брат коснулся виска. — Голова? Сильно? Дин сделал тот же жест пальцами, а потом написал:Не будь наседкой, Сэмми. Я в порядке.
В больницу не поедем. Страховка кончилась. Денег лишних нет.
ТЫ САМ КАК?
Сэм пробежал по листку глазами, обнаружив, что про себя читает ее голосом брата и с его интонациями. — Я в норме. От синяков еще никто не умирал, — сказал Сэм. Дин, судя по выражению его лица, не разделял этого мнения. — И что мне делать с тобой? Новая записка.Понять. Простить.
Поешь.
В пакете — мазь от ушибов. Должна помочь.
Дин встал и пошел к кровати, на ходу стягивая толстовку и футболку, пропотевшую вокруг шеи и под подмышками, будто на пробежку сходил. Хорошо бы помыться, но у него не было на это сил. Его колотило и постоянно хотелось кашлять, но он держался. Дин достал чистую майку из сумки, небрежно задвинутой под кровать, надел, стоя спиной к брату — нельзя показывать кровоподтек на груди — и сменил джинсы на спортивные штаны. Когда улегся, укрывшись одеялом и двумя покрывалами сразу, поймал обеспокоенный взгляд Сэма. — Холодно, — сказал Дин. Губы шевельнулись, а он даже сипа не услышал: н-да, дела. — Молчи. — Сэм принес тайленол, стакан воды и блокнот с ручкой и водрузил все на тумбочку. — Может, тебе горло замотать? — Нет шарфа. — Беззвучное движение губ, но Сэм понял. — И, правда, ведь нет. Вечно ты нараспашку ходишь. — Успокойся. Сэм устало потер лицо. Он знал, чем чреваты болезни брата. Дин болел редко, но тяжело: высокая температура, отсутствие аппетита, слабость, неглубокий тревожный сон — полный набор, после которого он был выжат, как лимон. И если у Ахиллеса слабым местом была пятка, то у брата определенно — горло и легкие. Сэм помнил, как однажды в детстве Дин подхватил жуткий кашель, от которого буквально складывался пополам, — все закончилось пневмонией и неделей в больнице. Помнил ангину в девятом классе: брат не мог толком ничего есть, потому что глотать было невозможно. Если все пойдет по стандартной схеме, ближайшие дни станут адом, и Сэм не хотел даже думать об этом. Листок ткнулся ему в колено: Дин успел что-то написать, пока он размышлял об его состоянии. Сэм забрал записку. Дин спрятал руку обратно под одеяло.Все хорошо? Ты бледный. Еще раз говорю пишу — поешь.
Через пару дней оклемаюсь. Ты знаешь.
— Измучаешься, — тихо сказал Сэм. Брат вяло улыбнулся, мол, ничего не поделаешь. — Ты купил что-нибудь для горла? Кивок. — Принял? Дин отрицательно покачал головой и, нехотя вытащив руку, указал на стакан с водой. — Что? — не понял Сэм. Пришлось достать и вторую. Дин сделал вид, будто насыпает что-то в стакан, а потом этот самый стакан раскачивает. — Нужно растворить в воде? Полоскания? Дин кивнул и расстроено опустил уголки губ: он был готов глотать таблетки, но булькать непонятной фигней в горле, как идиот, — вот уж увольте. Но в аптеке ничего другого более действенного без рецепта не продавали, поэтому пришлось взять, что было. Придется булькать: Сэм теперь с него глаз не сведет, а на себя забьет, хотя, по идее, все должно быть наоборот. Ну что за лажа. — Поспи, — сказал Сэм, — я присмотрю за тобой, большой брат. Дин, казалось, только этого и ждал — закрыл глаза и повернулся набок, заворачиваясь в одеяла, как в кокон. Видимо, поход за едой и лекарствами его окончательно вымотал: Сэм не был уверен, что брат проспал беспробудно те же самые восемь часов, что и он. Когда Дин болел, сон для него превращался часовые отрезки, отмеренные словно по таймеру. В особенно плохие дни — в пик болезни — они сокращались до пары десятков минут, а потом — тяжелая выматывающая дрема, когда и не спишь, и не бодрствуешь. Сэм надеялся, что до такого не дойдет. Он услышал сдавленный, хорошо сдерживаемый кашель, приглушенный тремя слоями одеял и, наверняка, Диновой ладонью. Прекрасно, брат еще и кашляет — конспиратор хренов, все собрал. Сэм нахмурился, раздраженно поджав губы, и отошел к столу, чтобы посмотреть, что же там Дин притащил из лекарств. В пакете обнаружилось действительно хорошее средство от ушибов и растяжений — намажется потом, его как раз ушибли и растянули, — и неизвестные ему таблетки, вероятно, для горла. Сэм вынул пухлые блистеры из коробки: инструкция естественно была с другой стороны, — и заметил, что трех таблеток не хватает — значит, Дин проглотил их по пути от аптеки. Это нравилось ему все меньше и меньше. Он еще порылся в пакете — достал порошок для полоскания и новый электронный термометр, на дисплее которого застыло 102,3. — Сто и шесть, говоришь, — буркнул Сэм себе под нос. — Вмазать бы тебе, братец. Он взглянул на Дина: тот спал на боку, свернувшись эмбрионом, — одна ладонь под щекой, другая на рту, а одеяла надвинуты, закрывая затылок и ухо. Лицо бледное, веки подрагивают, отражая медленное движение глаз. Что бы ему ни снилось, кажется, это было не очень приятным видением: глубокая складка пролегла на лбу, да так там и осталась. Дин вдруг убрал руку со рта, схватившись за край покрывала и сжав его в пальцах, — костяшки побелели — и разразился жутким кашлем, сухим и надсадным: воздух выходил, но не возвращался обратно. Что-то в его горле сомкнулось и не могло разомкнуться — он задыхался. Сэм сначала даже не понял, что происходит, просто стоял и смотрел, опешив, но, когда до него наконец дошло, бросился к брату — синяки отозвались протяжной болью, но Сэм стиснул зубы: поноет потом. Дин приподнялся, продолжая кашлять: вдохнуть он по-прежнему не мог. — Вставай! — сказал Сэм, перекидывая его руку себе через плечи и заставляя следовать за собой. Дин сполз с кровати. Приступ не прекращался — он судорожно вздрагивал при каждом спазме, от которого легкие, казалось, сейчас разорвутся к чертям. Сэм зачем-то притащил его в ванную и опустил рядом с душевой кабиной, потом захлопнул дверь и врубил горячую воду на максимум и в душе, и в раковинном кране. Зеркало запотело: пар стал клубиться в маленьком помещении — капельки воды оседали на стенах и полу. Дин почувствовал, что Сэм обхватывает его рукой поперек груди и прижимает к себе, вынуждая сидеть прямо, а не заваливаться вперед, почти утыкаясь носом в плитку. Он все еще кашлял, но уже не так сильно, между спазмами с хрипом втягивая влажный горячий воздух. — Вот так, дыши. Все хорошо. Дыши, Дин, — бубнил Сэм, который, кажется, перепугался не на шутку. Дин и сказал бы что-нибудь успокаивающее, но он только что поперхнулся собственным горлом, что не прибавило ему голоса ни на йоту, поэтому он не придумал ничего лучше, чем взять брата за запястье. Девчачьи фильмы по ним плачут. Сэм не шевельнулся, продолжая удерживать его, хотя в этом уже не было нужды: приступ миновал — он дышал ровно. Дин ощутил лишь короткий вздох куда-то себе в макушку, не понял, правда, было ли это облегчением или ожиданием новой беды. — Прочитал в интернете, — вдруг сказал Сэм, — ну, про эту фигню с паром. А ты говоришь, я бред всякий читаю. Дин улыбнулся: ботанство брата в который раз спасло ему жизнь. Он крепче сжал Сэмово запястье: спасибо. — Не за что. — Сэм все правильно понял. Горячая вода в бойлере кончилась — пар стал оседать и вскоре рассеялся. Сэм аккуратно отстранил брата, встал и завернул краны. Дин прислонился спиной к стеклянной дверце душевой, его грудь медленно поднималась и опускалась. Сэм слышал жуткий звук, с которым брат вдыхал, — прерывающийся хрип, будто воздух застревал где-то внутри на пути к легким. Сэм опасался, как бы он не навредил Дину еще больше: перегревы при лихорадке — не самый удачный вариант, но выбирать не приходилось. Из-за температуры и влажности брат был мокрым насквозь, да Сэм и сам недалеко от него ушел: он не закрыл кабинку, чтобы пар свободно попадал в комнату, и брызги воды из душа намочили ему волосы и футболку. Сэм протянул руку, Дин схватился за нее, подтянулся и поднялся на ноги. — Порядок? — спросил Сэм и несильно хлопнул брата по груди. Тот скривился. — Что? Дин мотнул головой, мол, ничего, все о’кей, Сэмми. Он не поверил. — Что там у тебя? Давай показывай! — Сэм задрал брату футболку, хотя он явно был против. От увиденного у Сэма глаза на лоб полезли: огромный темно-фиолетовый, почти черный кровоподтек расползся по левой части грудины Дина. Да по сравнению с этим его собственные синяки были просто бледной тенью. — И когда ты собирался рассказать? Взгляд, который он получил, давал однозначный ответ: никогда. Дин стряхнул его руку и закрыл ушиб сырой футболкой, после чего, естественно, молча поплелся к двери, оставляя брата позади. — Упрямый осёл, — буркнул Сэм ему в спину. Дин сделал красноречивый жест — показал средний палец: он хоть и стал немым на время, но слух-то не потерял. Если честно, он сам не подозревал, что тычок драка превратился в такое. Вероятно, поэтому Дин чувствовал резкую боль при вдохе, словно легкое протыкали ножом, а не из-за бронхита, или что он там подцепил. Херня. Сэм стопроцентно начнет вопить про больницу, но они, правда, были на мели — и платить за все эти трубки, мониторы, рентгены и так далее по списку было нечем. Фальшивая страховка истекла на прошлой неделе — как вовремя, блять! — а новую он еще не успел состряпать. Отец бы прибил его за такую безответственность. Дин прямо-таки видел, как Джон орет на него, а он отвечает что-нибудь вроде «Да, сэр!», «Вы правы, сэр!», «Виноват, сэр!». «Сэр», «сэр», «сэр» — и ни разу «отец». Тупая солдатская муштра! Ему стало тошно. Дин присел на кровать, уперев ладони в край, и смотрел на свои колени. Он бы снова лег, но боялся повторения приступа, к тому же надо было переодеться: мокрые шмотки осточертели. Сэм сел напротив. Дин не поднял головы, но услышал шорох картона: брат открыл коробку и достал тюбик. — Мажь, — сказал он и вручил ему мазь. Дин снял футболку и под пристальным взглядом брата смазал ушиб, который от прикосновений выстреливал болью, как неисправное ружье. Пришлось приложить усилие, чтобы не шипеть, и стиснуть зубы. Дин вытер остатки мази на руке о штаны и сделал жест, мол, повернись, Сэм. — Я потом намажусь. — Сэм.— Беззвучное движение губ. Он сдался, прекрасно понимая, что до спины ему самому не добраться, развернулся, забравшись на кровать с ногами, и стянул через голову футболку, которую можно было выжимать. Пальцы Дина были холодными — Сэм вздрогнул, когда они дотронулись до разгоряченной паром кожи, а потом — когда мазь легла на синяки. В плане выдержки и терпения Сэм всегда проигрывал брату. Дин покашливал, закрыв рот тыльной стороной ладони, но на удушающий кашель не срывался и продолжал одной рукой размазывать желтоватый полупрозрачный крем ему по спине. Сэм поймал себя на мысли, что хотел бы, что бы брат сказал какую-нибудь глупость или отпустил шутку, пусть даже похабную, типа «Как тебе мои одухотворенные пальчики, Сэмми? Может, устроиться в тайский массаж? Подняли бы деньжат». Нет, Дин никогда бы такого не сказал. Сэм совсем не умел шутить. Он вздохнул. Как ни странно, молчание Дина тяготило его, хотя обычно самым большим желанием Сэма было, чтобы брат захлопнул рот и прекратил нести чепуху. Дин постучал тюбиком ему по плечу, мол, забери. Сэм протянул руку. Тюбик был скручен снизу, чтобы не оставить там ни четверти унции мази. Дин делал так даже с зубной пастой, чья пластиковая упаковка рвалась на сгибах, и паста лезла наружу, пачкая все вокруг. Сэм страшно бесился, а Дин говорил, что это экономия. Листок лег на покрывало рядом с ним. Сэм взял его, ставя жирное пятно пальцами, не впитавшими в себя мазь, и оглянулся: Дин полулежал на кровати, оперевшись на изголовье, не в силах больше сидеть и смотрел на него.Ты прав, я осёл. Должен был сказать. Прости.
Больно Сложно дышать. Драк ушиб мне легкое. Только не вопи.
Не выдумывай. Я бы уже сдох. Хватит истерить.
— Да пошел ты, — сказал Сэм, прочитав записку. — Делай, что хочешь. Дин сложил из большого и указательного пальцев кольцо: о’кей, — встал, обхватив грудь рукой, — к чему теперь скрытность? — и вырубил свет в номере, сразу же погрузившемся в темноту. Электронные часы на стене показали три единицы, и Сэм понял, что потерял счет времени. Брат на ощупь нашел на тумбочке пузырек тайленола и, судя по звуку, вытряхнул и съел еще пару таблеток, обходясь без воды. Натянул на себя вместо футболки толстовку, подняв ее с пола, и лег, приняв ту же самую позу: полулежа, уперевшись спиной в изголовье кровати. И больше ни звука — только тяжелое дыхание, хоть как-то обозначающее его присутствие. Сэм лег тоже, отвернувшись от Дина и укрывшись с головой — дыхание брата сделалось едва слышным. Душная одеяльная темнота прекрасно ела звуки — Сэм усвоил это с детства, когда хотел спрятаться ото всех после ссор с отцом, или дулся на брата, или просто хотел побыть один. Тишина успокаивала его, но сейчас, скорее, давила, как толща воды, и он плыл в ней. Светящиеся тени мелькали перед глазами, словно странные глубоководные рыбы с фонарями на ужасных головах, и заманивали его дальше и дальше вниз. Он послушно следовал за ними, погружаясь в жидкую темноту, вязкую точно смола. Он застынет, станет доисторическим скелетом в янтаре, на который все будут пялиться. У него больше не было тела — лишь длинные мерцающие щупальца, толкающие его вперед, вглубь, на самое дно, где давление невыносимо, а он — очередное существо, которое смешается с илом. Делай, что хочешь. Умирай. Звук, похожий на удары в бубен, ворвался в него, не знавшего ничего, кроме тишины, и заставил скрючиться, свернуть все щупальца в клубок. Дно звучало ужасно громко и было твердым. Он чувствовал это мгновение, а потом превратился в ничто — толща раздавила его. Сэм распахнул глаза — темнота все еще окружала его. Он откинул одеяло и перекатился с живота на бок. Синяки поблагодарили его тянущей болью. Сэм сморщился и сел, бросив быстрый взгляд на часы: без десяти четыре утра. Из-под двери ванной пробивалась полоска света. Сэм услышал бегущую воду и то, что во сне показалось ему ударами в бубен, — кашель. Боже, только не снова! Сэм в три шага пересек комнату и повернул ручку двери, но та не поддалась — заперто. — Черт, Дин! Открой! — Сэм стал долбиться. — Ты слышишь? Дин! Нет ответа, только кашель. Сэм надавил плечом на дверь — язычок замка не выдержал и вылетел из паза: аллилуйя, «картонным» мотельным дверям. Сэм ввалился в ванную. Дин скорчился на полу и кашлял, кашлял, кашлял. Пар больше не помогал, или его было недостаточно много — черт разберет. Сэм упал перед братом на колени и поднял его. Дин вцепился ему в руки, содрогаясь от непрекращающихся спазмов, грозящих лишить его легких. Сэм заметил, что губы брата красны от крови. — Господи, — прошептал он, прижимая к себе Дина. Что делать, он не знал. Звонить в 911, разве что. Телефон, как на зло, валялся где-то в комнате и времени искать его не было. Дин уткнулся лбом ему в ключицу и сделал короткий клокочущий вдох сквозь кашель, который стал чуть легче, но все равно душил. Сэм успокаивающе гладил брата по спине, как ребенка, ушибшего коленку, вот только все было намного серьезней. — Тише. Все хорошо, — повторял он снова и снова, и это было такой глупостью и такой ложью, что Сэму стало тошно от самого себя. Дин мало-помалу затих, но не двинулся с места, замер: приступ высосал из него силы. Ему казалось, что он готов просидеть так вечно: уткнувшись в брата и чувствуя его ладонь на спине, скользящую по скатавшейся толстовке. — Сэм. Никакого голоса: он нем. Дину подумалось о рыбах, выброшенных на берег штормом и бьющихся на песке. Кажется, пора завязывать с National Geographic [7]. Сэм осторожно отстранил брата от себя, беря его лицо в ладони. Прозрачно-зеленые, будто лист вяза на просвет, глаза сфокусировались на нем, моргнув. Почему-то от этого у Сэма защемило сердце. — Можешь встать? — спросил он. Дин смотрел на него несколько секунд, словно обдумывая услышанное. — Да. — Губы разомкнулись, складываясь в очертания звуков, которые подменила тишина. Сэм не ожидал услышать ничего другого, не ожидал, что брат скажет правду. Никакой слабости, Сэмми. Никакой чертовой слабости. — Пойдем. — Сэм подставил плечо, брат ухватился за него. Они поднялись. Дин стоял на нетвердых ногах. Сэм вывел его в комнату и усадил на стул с жесткой спинкой, чтобы было на что опереться, а сам отправился на поиски его ботинок — нашлись под кроватью. Сэм потянул их, и один, зацепившись за ручку сумки, выволок ее за собой. Молния была расстегнута, и среди скомканных вещей Сэм увидел блестящие и пустые блистеры тех же самых таблеток для горла, которые брат притащил из аптеки. Похоже, Дин болел давно, и только Сэм ни черта не замечал. Он вспомнил странный взгляд брата в начале охоты: конечно, Сэм, это дурь — какая лихорадка? Ну и идиот же он. Сэм поставил ботинки перед братом, тот наклонился, чтобы надеть их, но Сэм распрямил его обратно. — Моя очередь завязывать шнурки, — сказал он и обул брата, обнаружив в процессе темные синяки у него на лодыжках. Дин, наверняка, был недоволен, что с ним возятся, как с малым ребенком, но сидел смирно, чуть сгорбившись и подавшись вперед. Сэм слышал клекот в его груди — ему представилось, как воздух попадает в легкое, а оно, словно скомканный бумажный пакет, не расправляется до конца. Стало жутко. И почему Дину вечно достается больше, чем ему? Или правильным вопросом все-таки был: почему он всегда меньше ранен, чем брат? Видимо, он слишком задумался, раз Дин коснулся его запястья: что, Сэмми? — Ничего. Я сейчас. Сэм напялил кроссовки, надел олимпийку и куртку, взял Динову кожанку и вернулся к брату. Тот стоял, держась за спинку стула и, похоже, смирившись, что его ждет поездка в рассадник белых халатов. Дин понимал, почему Сэм не хочет ждать до утра: брата пугали приступы кашля. Его же напугал только последний, когда он увидел кровь на своей ладони, — реально подумал, что выкашлял легкое. Он болел уже недели две, успешно скрывая все от Сэма, и если бы не гребаное купание с фейри и получение тумаков от них же, то уже был бы как новенький, а сейчас… Он не знал, что с ним сейчас и когда это все пройдет. Сэм глядел на него, как на умирающего, что бесило. Но, кажется, в этом была часть правды: воздух заталкивался в него с трудом, и Дин постоянно чувствовал его недостаток. Сэм накинул ему на плечи куртку, он влез в рукава и засунул руки в карманы: в правом ключи от Импалы, в левом — какие-то бумажки и блистер с таблетками, от которых никакого проку. Дин отдал ключи брату. Сэм кивнул, и они вышли из номера: чересчур быстро, как показалось Дину, потому что он покрылся испариной и задохнулся буквально от трех шагов, и невыносимо медленно для Сэма, замыкающего их крошечную колонну. Часы мигнули за их спинами и показали одну минуту шестого.***
В больнице пришлось подождать. Сэм выбрал для них стулья у стены, чтобы брат имел опору, потому низкие спинки ни черта не годились, но Дин все равно сполз и дремал, положив голову ему на плечо. Сэм укрыл его своей курткой и заполнял тупые больничные бумажки. Имя пациента — Дин Афрениан. Пол пациента — галочка напротив «Мужской». Возраст пациента (полных лет) — 26. Группа крови — галочка напротив «А (II)». Резус-фактор — галочка напротив «+». Причина обращения — Сэм подумал и решил указать только самое веское — ушиб легкого. Хронические заболевания — нет. Аллергия на антибиотики — нет. Непереносимость других лекарственных препаратов — нет. Наркотическая, алкогольная, прочие зависимости (лекарственная зависимость) — нет. Номер полиса медицинского страхования — прочерк. Согласны ли Вы на оказание платных медицинских услуг? (Если Вы имеете полис медицинского страхования, оставьте графу незаполненной) — галочка напротив «Согласен». Сэм вздохнул: это «оказание платных медицинских услуг» станется в несколько сотен, которых у них нет. Кредитки пусты, а на́лом он наскребет едва ли больше, чем шестьдесят баксов. Может, у Дина что-нибудь есть, но вряд ли в достаточной сумме. — Прости, чувак. Мне надо отнести. — Он приподнялся. Дин сдвинулся, не открывая глаз, и прислонился спиной к стене. Сэмова куртка сползла ему на колени. Сэм отдал бумажки маленькой, неулыбчивой медсестре, сидящей за стойкой регистратуры в окружении одинаковых желтых папок. Она взглянула на заполненную анкету, наклеила на край синий стикер-закладку и отложила в сторону. — Ждите. Доктор скоро подойдет. — Как скоро? — Как освободится. — Ясно. Сэм пошел обратно. Типичный больничный разговор состоялся: валите ждать — врач очень занят. Нужно истекать кровью, чтобы тебя приняли незамедлительно. Хотя Сэм припоминал случай, когда им пришлось ждать почти полтора часа, хотя у Дина было прострелено плечо: крупная авария — бензовоз и автобус — нет мест, ждите. В конце концов, они просто свалили, и Сэм сам достал пулю под бурчание брата, что так можно было поступить сразу и не мариноваться сто лет в больничном холле. Когда Сэм сел на неудобный пластиковый стул, Дин повернул к нему голову и тронул за рукав олимпийки: ну что там? — Сказали ждать. — Понятно. Дин снова закрыл глаза, с хрипом втянул воздух и закашлялся. — Полегче, — взволнованно сказал Сэм. Дин только махнул рукой, мол, нормально все. Минут через сорок к ним наконец-то подошла уставшая женщина с собранными в тугой хвост волосами и такими темными глазами, что Сэму даже показалось, что у нее нет зрачков. — Извините за ожидание, — сказала она. — Мистер Афрениан, я полагаю. — Да, — ответил Сэм и поднялся, — младший. Я Сэм. — Доктор Аманда Бейли. — Она протянула руку для рукопожатия. Сэм сжал ее ладонь, про себя отметив этот мужской жест. — Чем могу помочь? — Мой брат Дин ушиб легкое. Упал с дерева. «Почти не ложь», — подумал Сэм, вспомнив древоподобного драка. Бейли взглянула на бледного Дина, который тоже встал и держался за плечо Сэма. — Было кровяное отхаркивание? — спросила она, заметив запекшуюся кровь на его губах. — Затруднение дыхания? Боль при вдохе? — Дин кивнул. — Что ж, Вы немногословны. — У него нет голоса, — вставил Сэм. — Что-то с горлом. Бейли приподняла брови. — Хорошо, пойдемте в смотровую. Разберемся, что приключилось с Вашим братом. — Она зашагала вперед — братья едва поспевали за ней. Поравнявшись со стойкой регистратуры, Бейли бросила через плечо: — Мариша, будь добра, скажи Айрис пусть зайдет в третью. — Конечно. — Неулыбчивая медсестра подняла трубку стоявшего рядом телефона, нажала пару клавиш и позвонила куда-то. — Сюда, — сказала Бейли, дожидаясь отставших братьев. — Извините, привыкла быстро ходить. При такой работе скорость решает все. — Понимаю. — Сэм пропустил Дина в просторную, хорошо освещенную комнату и проскользнул за ним следом. Бейли, придерживающая дверь, зашла последней. — Садитесь, — сказала она, указав на смотровую кушетку. Дин уселся, и Бейли, подкатив лампу, осмотрела его горло и ощупала лимфоузлы на шее. Кажется, она не была в восторге от увиденного. — Как давно Вы болеете? Дин нехотя поднял вверх два пальца. — Два дня? — Нет. — Две недели? Дин кивнул, глядя на Сэма, который недовольно поджал губы: вот засранец! — Ясно. — Бейли сделала пометку в карте. — Давно голос пропал? — Вчера, ближе к вечеру, — сказал Сэм. Дин несогласно мотнул головой. — Нет? Может, дадите ему ручку, а то я, кажется, не в курсе, — с нажимом на последние слова проговорил Сэм. Дин закатил глаза. Получив планшетку с зажатым на ней листом и ручку, он написал:Вчера утром.
— До этого испытывали першение и сухость в горле? Боль при глотании? Головные боли?Да. Слабые.
— Принимали что-нибудь? Дин вынул блистер из кармана и отдал его Бейли, а потом приписал на листе:И тайленол.
— Долго температура не спадает? Высокая?Дня четыре. Около 102-х.
— Четыре дня? — не выдержал Сэм. — Ты мог мне сказать? — Мистер Афрениан, держите себя в руках. Сэм замолчал и вперился гневным взглядом в брата. Дин ответил другим взглядом, в котором явно читалось: «не на людях». — Дышать стало трудно до ушиба или после?До.
— Что?! — воскликнул Сэм. Нет, он точно прибьет этого придурка. — Мистер Афрениан, — строго произнесла Бейли. Сэму подумалось, не работала ли она учительницей, прежде чем надела белый халат. — Простите. Просто этот… — Он гневно глянул на брата. — Простите. — Кашель?Несильный.
— Очевидно, до сегодняшнего дня. Да, Дин? — Негодование Сэма можно было пощупать, таким осязаемым оно было. — Что Вы имеете в виду? — спросила Бейли, не поднимая глаз от карты. Младший «Афрениан» вытянул шею, чтобы разобрать записи на листе: из понятного было только «ларингит» и «подозрение на…». — Он чуть не задохнулся, пока кашлял. Два приступа за один день. Последний — с кровью. — Понятно. — Бейли поставила новую отметку в карте. — И еще, Дин, оцените свою боль при вдохе по шкале от 0 (нет боли) до 10 (нестерпимая боль). Сэм сложил руки на груди и серьезно посмотрел на брата. Дин нахмурился и написал:ВЫЙДИ, СЭМ.
У Сэма отвисла челюсть от такой наглости. — Ты серьезно? Дин еще раз поднял планшетку.ВЫЙДИ, СЭМ.
— И не подумаю! — Сэм. У Бейли от этих двоих заболела голова. Она была на смене уже тринадцать часов, и для полного счастья ей не хватало только разборок в стиле эпистолярного романа. — Мистер Афрениан, Вам лучше подождать за дверью. — Что? — Что слышали. — Бейли старалась говорить мягко и ровно. — Очевидно, что Ваш брат не даст продолжить осмотр, пока Вы не выйдете. Поэтому просто подождите, это не займет много времени. — Черте что! — Сэм почти вылетел из комнаты, едва удержав себя, чтобы не хлопнуть дверью. Бейли устало закрыла глаза и глубоко вдохнула, чтобы сохранить спокойствие. Повернувшись к своему немому пациенту, она увидела слабую улыбку на его лице и новую запись на планшетке:Простите. Вообще он не буйный, просто беспокоится обо мне.
Обещайте, что Сэм не узнает.
— Обещаю, — сказала Бейли, поняв, что проще согласиться. — Итак, боль… — Да, — беззвучно произнес Дин и вывел, несколько раз обведя цифру:9
***
Сэм был зол. Он даже ударил кулаком в стену, так у него чесались руки, чтобы врезать кое-кому. Брат был невыносим и неисправим. Неужели нельзя сказать «Я заболел, Сэм», свернуть в ближайший мотель и отлежаться пару дней? Нет, надо искать охоту, лезть в ледяную воду и молчать, как хренов Вождь Бродмен [8]. Ну почему нельзя просто все ему рассказать? За четыре года без тебя я многого насмотрелся. Колкая фраза Дина всплыла в памяти совсем некстати. Сэм подумал, что, собственно, он знает об этом времени в жизни брата, и понял, что, по сути, ему ничего неизвестно. Конечно, иногда всплывали какие-то факты — драк, например, на Великих Озерах, — но это были отдельные части мозаики, которые Сэм никогда бы не смог сложить воедино, потому что не представлял картинку в целом, а Дин избегал разговоров, как будто хотел забыть годы, проведенные без него, как страшный сон, ведь это было временем, когда семья раскололась. Давно, в детстве, Сэм считал, что Дин всегда на его стороне, позже, лет в семнадцать-восемнадцать, что на стороне отца, и только сейчас, кажется, осознал, что брат всегда стоял между — между ним и Джоном, разводя их по углам после ссор, выслушивая нытье одного и ругань другого. Дин был холодной водой, которая остужала раскаленное железо Сэмовых отношений с отцом, водой, которая сглаживала острые глыбы непонимания между ними. Дин, текучий и изменчивый, всегда держался русла — своей семьи — и никогда не позволял себе выходить за берега: Джон — правый, Сэм — левый. Но он ушел — и река лишилась берега: вот так легко поток стал непонятно чем — стоячей водой, для которой больше нет применения. Это разрушение. Это предательство. Простые истины так трудно доходят. Сэм уперся затылком в стену и закрыл глаза. Его брат никогда не был особо открытым человеком — из него вечно все приходилось вытягивать клещами. Но сейчас Дин закрылся полностью, по кирпичику выстроив стену, залатав брешь, которая возникла после его ухода. — Почему нельзя мне все рассказать? — Тебя слишком долго не было, Сэм. — Почему нельзя мне все рассказать? — Ты не заслужил доверия, Сэм. — Почему нельзя мне все рассказать? — Ты бросил меня, Сэм. Он сжал ладони в кулаки — короткие ногти впились в кожу, оставляя на ней полумесяцы. Гнев, направленный на брата, обернулся против него, и Сэм погряз в нем, словно в трясине, злясь на себя за слепоту, упрямство и эгоизм — он ни черта не видел дальше своего носа. Конечно, он же всегда прав! Решил, что тварь не может быть фейри — беситься, капать на мозг брату, не замечать, что он болен. Решил, что эта жизнь не для него — свалить, втоптать свою семью в грязь, спалить все дотла. Плевать на всех! Плевать на отца! Плевать на Дина! — Черт! — Сэм стукнулся затылком об стену и не ощутил боли, потому злость подменила собой все чувства. Медсестра в розовой форме, идущая по коридору, остановилась рядом с ним и спросила: — У Вас все в порядке, сэр? — О да, в полном, — ответил Сэм с горькой усмешкой. — Думаю, Вам лучше присесть. — Медсестра взяла его за запястье. — Да не хочу я садиться! — Он грубовато стряхнул с себя ее руку. Медсестра нахмурила брови и, кажется, была готова позвать охрану. — Извините. Я не хотел. Правда, все хорошо. Простите еще раз. — Точно все хорошо? Сэм кивнул. — Берегите себя, — улыбнувшись, сказала она и толкнула дверь смотровой, — и не бейтесь об стену. Вредно все-таки. Сэм машинально заглянул в комнату. Дин сидел, перед ним стояла доктор Бейли, и он видел только братово правое плечо, руку, сжимающую край кушетки, и куртку с толстовкой, лежащие рядом. Медсестра вошла, и дверь закрылась. — Это мисс Хилл. — Сэм услышал приглушенный голос Бейли. — Она возьмет у Вас кровь на анализ, а потом отведет на рентген. С такой гематомой нельзя исключать перелом ребер. — Пауза. Видимо, Дин что-то писал на планшетке. — К сожалению, нельзя обойтись. Вас волнует стоимость? — Снова голос Бейли, а потом пауза. — Нет, не больше, но все зависит от степени Ваших повреждений. После рентгена станет понятно. — Пауза. — Безусловно. Я уже пообещала один раз. Не переживайте так, Дин. Айрис о Вас позаботится. Сэм услышал шаги и вовремя отступил в сторону: Бейли вышла в коридор с зажатой подмышкой картой и помассировала переносицу — зачем она только согласилась на сдвоенную смену. — Как он? — спросил Сэм без лишних преамбул. — А, мистер Афрениан. — Бейли повернулась к нему и подняла голову: этот парень был чересчур высок. — У Вашего брата острый ларингит, отсюда приступы кашля и пропавший голос. Кровь в мокроте — из-за ушибленного легкого, которое, честно говоря, беспокоит меня больше всего. — В смысле? — Сэм напрягся. — Гематома слишком обширна. Вы уверены, что он упал с дерева? — Да. Упал с дерева… эм… на камень. — Очень интересно. — Бейли сузила свои темные глаза. — Я бы сказала, что его ударили чем-то очень тяжелым вот так. — Она несильно толкнула Сэма в грудь кулаком, имитируя тычок снизу вверх. Сэм сморщился: синяки, о которых он забыл, напомнили о себе. — Причем ударяющая поверхность у орудия должна быть достаточно широкой, но вытянутой. Даже не знаю, что привести в пример. Зато я знаю, думал Сэм, здоровущую подводную феечку. — Разве это важно? — вместо этого сказал он. — Вы же понимаете, я обязана сообщать в полицию о случаях нападения? — Это не было нападением. Мой брат просто неудачно упал, и все. Бейли снова потерла переносицу: все они так говорят. Похоже, к разборкам в письмах прибавлялись разборки вполне реальные, а это были уже не шутки. Откуда бы ни взялись эти парни, их знатно потрепало. Осматривая Афрениана-страшего, она заметила у него старые шрамы как от ножа, так и от огнестрела. — Дин в банде? — Что? — опешил Сэм. — С чего Вы взяли? — Такие шрамы в простой драке в баре не получишь, — серьезно сказала Бейли. — Просто хочу быть уверена, что сюда не нагрянут какие-нибудь Латинские Короли [9] добивать своего дружка. У нас тихий город. — Вот оно что. — Сэм вздохнул. — Можете не волноваться, эти старые шрамы не имеют никакого отношения к ушибу. Дин — солдат, — произнес он, и в словах не было ни капли лжи. — О. — Бейли растерялась, но быстро взяла себя в руки. — Прошу извинить. — Ничего. — Как бы то ни было, мы сделаем рентген, чтобы исключить переломы ребер и повреждение сердца, поскольку Дин жалуется на боль при вдохе. — Насколько сильную? — Сильную, — сказала Бейли без уточнений и продолжила: — Пока не могу точно сказать, чем это вызвано: ушибом или протекающей болезнью. Здесь одно накладывается на другое. Нужно подождать результатов обследования. — Ясно. — Беспокойство начинало втыкать в нутро иголки, и Сэм решил отвлечься насущными проблемами. — Сколько это будет стоить? У нас нет страховки. — Сотен пять-шесть, минимум. — А максимум? — Зависит от состояния Вашего брата. Сэм провел по лицу рукой. Они в полной заднице. — Больница дает две недели, чтобы оплатить счет, если Вас это утешит. — Не особо. — Не хотите кофе, Сэм? — спросила Бейли. — Он, конечно, дрянной, но все-таки лучше жижи из автомата. — Я бы хотел увидеть брата. — Конечно, но позже. Айрис уже увела его на рентген. — Но никто же не выходил. — В смотровую два входа. — Бейли зашла в комнату, Сэм последовал за ней и, правда, увидел другую дверь, которую раньше не заметил. Видимо, слишком был занят распространением негодования. — Можете забрать вещи, кстати. Сэм кивнул и взял куртку и толстовку, которые лежали на краю кушетки. Ворот кофты был сырым: Дин стал мокрым как мышь, едва они дошли до машины — гребаная температура! — Когда они вернутся? — Где-то через полчаса. — Я могу подождать здесь? — Боюсь, что нет. Смотровая может понадобиться для других пациентов. Придется выйти в холл. Может, все-таки кофе? — Спасибо, не стоит, — сказал Сэм. Бейли только пожала плечами. Он дошел до двери и вдруг спросил, почти переступив порог: — Откуда Вы знаете про Латинских Королей? — Да так. Жила не в лучшем районе Лос-Анджелеса, пока… — Бейли покрутила тонкое кольцо без камня на безымянном пальце правой руки. — В общем, прости-прощай, город, в котором от ангелов только звук. Здравствуй, Прайор-Лейк, райское местечко. — Она усмехнулась. — Понимаю, — хмыкнул Сэм и вышел в коридор. Бейли, очевидно, воспользовалась другой дверью.***
Ожидание превратилось в отдельный вид пытки — в аду для него точно отведено место. За два часа — обследование явно затягивалось — Сэм успел навернуть кругов десять по холлу, выпить действительного мерзкого кофе из автомата и вычислить в уме несколько углов между часовыми стрелками, которые кажутся единственным, что здесь вообще движется. Айрис и Бейли пару раз появлялись на горизонте, но проходили мимо, и Сэм чувствовал себя сущим идиотом, вскакивая и опускаясь обратно на пластиковый стул. Мужчина, сидящий через одно сиденье, стал странно на него смотреть, мол, что за припадочный, и вскоре сдвинулся вперед на два ряда, не выдержав Сэмовых скачков. Дина вернули, когда угол между стрелками равнялся примерно тридцати восьми градусам, но это не точно. Сэм к тому времени облокотился на спинку стула перед ним и уткнулся лбом в предплечья, разглядывая трещины в эмали кафеля на полу. Синяки ныли и в таком положении вроде бы болели чуть меньше. Он устал: ожидание выматывает получше любой охоты. Когда кто-то сел рядом, он даже не поднял головы: мало ли кто ждет так же, как и он. Рука кого-то потянулась к толстовке, лежащей у него на коленях. — Эй! Дин, одетый в убогую больничную сорочку поверх джинсов, удивленно посмотрел на него, замерев с кофтой в руках: ты чего, это же я. — Блин, чувак, извини, — сказал Сэм. — Я не думал, что это ты. Дин только пожал плечами, всунул брату в руки какие-то бумажки и принялся снимать сорочку, чтобы привести себя в божеский вид. Сэм нахмурился, когда под тонкой ситцевой тканью в горошек обнаружилась тугая повязка, стягивающая ребра: все-таки что-то было не так. Сэм глянул на бумажки, всученные ему братом, — рецепты на антибиотики с непроизносимыми названиями, копия отказа на госпитализацию и чек на девятьсот восемьдесят три доллара двадцать один цент. Они в полной заднице. — Где Бейли? — упавшим голосом спросил Сэм, помогая Дину влезть в рукава. Тот протиснулся сквозь ворот толстовки и ткнул ему за спину, мол, оглянись. Бейли стояла у стойки регистрации и разговаривала с медсестрой, отдавая какие-то распоряжения. Сэм услышал «позвоните» и «как можно скорее». Он надеялся, что это никак не связано с Дином, который сидел рядом, ссутулившись и закрыв глаза. Брат тоже устал. Сэм накинул ему на плечи куртку и поднялся: Бейли как раз подходила к ним. — Наши опасения подтвердились лишь отчасти, мистер Афрениан, — начала она без лишних прелюдий. — У Дина трещины в седьмом и восьмом ребрах. — Бейли подняла рентгеновский снимок на свет. — Вот здесь, видите? — Она очертила овал кончиком ногтя на полупрозрачных снятых ребрах. Сэм кивнул, хотя ничего толком не разобрал. — Легкое ушиблено, но сердце не пострадало, что хорошо. Постарайтесь обеспечить Дину полный покой, следите за тем, чтобы он полулежал, на крайний случай сидел. — Я знаю, он не в первый раз ломает ребра. Бейли, кажется, пропустила его слова мимо ушей. — Теперь что касается горла. — Она сверилась с картой. — Острый ларингит. Не волнуйтесь, это не страшно. Я выписала антибиотики, они должны помочь. Плюс давайте ему теплое питье. Через пару дней голос восстановится. Вам все понятно, Сэм? — Да. — Я бы, конечно, хотела, чтобы Дин остался в больнице, хотя бы до следующего утра. Но он подписал отказ — здесь я бессильна. Он подписал отказ, подумал Сэм, потому что вы дерете баснословные деньги за каждый день стационара. — Я присмотрю за ним. Чек может быть оплачен в течение двух недель, ведь так? Бейли кивнула и закрыла Динову карту. — Позвоните в страховую, может, они пойдут вам навстречу и возьмут на себя часть расходов. — Я займусь этим, — сказал Сэм, и по его интонации Бейли поняла, что никуда он звонить не будет. Она вообще не уверена, что этих парней хоть когда-нибудь была законная страховка. Она удивлена, почему Сэм не спрашивает, отчего счет такой большой, ведь она обещала им шестьсот баксов, а тут почти тысяча: МРТ — дорогое удовольствие. — Деньги — не проблема, — после паузы добавил Сэм, и она почти ему поверила: парень — хороший лжец. — Я справлюсь. Дин открыл глаза и недовольно покачал головой. Он встал, обхватив себя поперек туловища, и положил руку на плечо брата, то ли придерживаясь, то ли поддерживая. Если Бейли колебалась с выводами, то Сэм однозначно прочитал в этом: мы справимся, и не списывай меня со счетов, Сэмми. — Нам можно идти? — вздохнул Сэм, чувствуя, что Дин стоит только из-за собственного упрямства: если бы не был упертым, как сто баранов, наверняка, уже свалился. — Безусловно. Осмотр через два дня. И, Сэм, если будут хоть малейшие ухудшения, сразу же возвращайтесь. — Конечно. Бейли отчего-то была уверена, что на осмотр никто не явится.***
Номер превратился в склад лекарств и немытых кружек: в одних — недопитое молоко, в других — разведенная фигня для полоскания горла. Дин ненавидел и то, и другое в равной степени, но не мог возразить, потому что голос не возвращался, поэтому предпочитал спать: так Сэм не мог впихнуть в него ничего. Сон выходил странным, неглубоким и беспокойным и отнимал больше сил, чем давал. После него Дин всплывал на поверхность, как утопленник, и непременно натыкался на братов внимательный взгляд, который изучил его вдоль и поперек: ну ты как? Ты как? Ты как? Ты как? Это жутко бесило, но Дин знал, что так будет: он болел, Сэм переживал и обращался наседкой. Чего Дин не знал, так это откуда брат взял деньги на миллион таблеток, это гребаное молоко и прочую еду, которой Сэм его пичкал, как будто если он поест, то сразу же выздоровеет. Дин почти ничего не доедал, потому что у него не было аппетита: так — пару раз надкусывал сэндвич или засовывал в рот несколько ложек бульона, скорее, для успокоения брата, чем для насыщения. За последние дни Дин ни разу не видел, как Сэм ел сам, наверно, потому что слишком мало бодрствовал — тупые таблетки делали его сомнамбулой. Дин старался следить за Сэмом, но выходило хреново: он — развалина, не способная выполнить своей работы. Он надеялся, что брат не ввязался в какую-нибудь авантюру из-за денег, потому что иногда, выныривая из тяжелого сна, обнаруживал его гипнотизирующим чек из больницы. Тупая бумажка не давала Сэму покоя. Дин даже предложил — написал — просто выкинуть ее, на что Сэм наотрез отказался.И в кого ты такой честный уродился, Сэмми?
— Уж точно не в тебя, братец.Ну да, ты же у нас юрист. Закон и порядок, все дела.
Сэм поджал губы и промолчал. Больше они не говорили — не писали — на эту тему, но она висела над ними дамокловым мечом. Дин дал себе слово, что как только сможет ходить, не задыхаясь, обязательно раздобудет эту треклятую тысячу баксов. Один раз Дину приснилось, как Сэм грабит банк, но вместо денег ему достается девятьсот восемьдесят три целых двадцать одна сотая таких же больничных чеков — тупые лекарственные сны. Сегодня, на удивление, ему не снилось ничего — душная матовая темнота и все. Дин разлепил глаза и с трудом повернул тяжелую голову, чтобы посмотреть время: без четверти два ночи — что ж, неплохо, почти пять часов проспал. В номере тихо, как в гробу: никто не бренчит тарелками на кухне, не стучит по клавишам лэптопа, не шуршит страницами книги или гребаным чеком — Сэм пропал. Дурное предчувствие петлей стянуло Динову шею. Он задушено выдохнул, замечая стикер, приклеенный на абажур лампы, и спешно сорвал его, с шумом втянув воздух от боли: резкие движения ему все еще противопоказаны.Дин, я так Не теряй. Ушел в бар.