Холодный петрикор

Кровь.

Её запах катится по вздымающимся от страха венам, вскруживая стены комнаты. Парень шипит, царапая руки сравнено острыми, образовавшимися за пару дней ногтями. Всё тело пробирало нежданной колкой дрожью, поскольку соборно с втянутым воздухом в лёгкие сыпались граммы притворно-металлического привкуса. Обоняние тянет благовоние до самой глотки, ослепляя разум желанием высвободить содержимое желудка посреди пола. Аромат петрикора смешивался с робкими еле живыми вздохами. - Ненавижу. - Миша всхлипывал, взвывая к потолку, словно замечал то, чего, по сути, существовать вне сюрреализма не может. Его глаза пустые, далёкие от реальности, в пальцах сжато багряное остриё ножа, а на губах яркая и безобразная, словно сама смерть, ухмылка. Совергон прорезал лучевую артерию, шмыгнув носом и поистине начав сходить с ума, наслаждался кровью, коя пачкала ткань тёмной рубашки, высоко фонтанируя. - Ненавижу твою девушку. - Он глубоко вздохнул, опустив на язык драже, что в секунду подавило боль с безмерной силой. Миша полагал оставаться живым продолжительнее, потому что надеялся причинить Дане столь же пульсирующую под рёбрами моральную боль, кою испытывал брюнет, видя на руке любимого татуировку с чужим именем. Так бывает, что соулмейт принадлежит другому человеку, оставляя тебя в тени одиночества все года существования. Крупные клоки горячего пара вылетали в открытое окно, встречаясь с прохладным воздухом и разбиваясь о него, исчезая в пространстве. Кареглазый мягко провёл лезвием по коже, и по всей комнате, не уставленной мебелью, прокатился шлепок человеческого покрова о пол. Четыре буквы "Д а н я" на запястье переливались с минуту радугой, а затем потухли, словно никогда не существовало мнимого счастья между блогерами. Миша засмеялся, рвано хватая ртом воздух. Таблетки прекратили своё действие, и молодой человек закричал, оглушая проходящих на улице молодых девушек и детей. - Даня. - Сердце стукнуло с именем Рэнделла, а с рёбер посыпались хлопья оставшейся крови. Совергон не сумел сомкнуть губ и упал на паркет следом за куском своей кожи. *** Листы Кальмии плотно оплели худощавые запястья Миши и заставили сердце сжаться, а затем, сойдя с ума, вместе с душой, в миг взорваться. Взорваться, наполнившись умиротворением. Ведь умершие не растворяются в собственных соулмейтах и могут продолжить существование под толстой крышкой гроба после собственной гибели, больше не чувствуя боли.