The shooting

За всё это время, пока Вару находился в тюрьме, изо дня в день старший офицер заглядывал к нему в камеру. Из своих наблюдений Пик сделал выводы что зеленоволосому дела не было ни до чего, что происходит вокруг: его срок истекал, и ладно бы если это был срок до начала свободы, но это был срок до смерти, а Вару это совершенно не волновало. Иной раз, делая обход и проверяя заключённых Пик бросал взгляд на окошко в тяжёлой железной двери камеры номер пять. И поражался насколько спокойным выглядел этот преступник, приговорённый к смертной казни. Пролистывая его дело Пик натыкался на чудовищные вещи. Вару вытворял за стенами тюрьмы такое, чего и врагу не пожелаешь: начиная с изнасилований и заканчивая тяжёлыми пытками и убийствами. На счету язвительного преступника стояло около пятидесяти жертв, да и то это были жертвы, подтверждённые полицией. А сколько ещё убитых Вару успел скрыть от глаз закона? Захлопывая дело (а оно просматривалось каждый вечер перед сном) Пик всё твёрже убеждался что такой человекоубийца не должен ходить по земле. И всё больше осознавал, осознавал с некой панической нотой что заснуть без хотя бы одного взгляда на досье Вару становилось невозможно. – Снова вам понадобилось дело пятого?, – однажды поинтересовался охранник, вынося из сейфа портфолио, на что Пик коротко ответил: – Заткнись и выполняй свою работу молча, – а затем ушёл в свой кабинет, перечитывать уже запомнившиеся строки. "...три раза был судим за наркодилерство, но суда удавалось избежать..." "... был подстрекателем резни в штате Техас год назад..." "...обвинён в неоднократных убийствах и покушениях на жизнь представителей закона..." – Невероятно... – пробормотал Пик. Каким нужно быть, чтобы натворить столько всего и обойти наказание как ни в чём не бывало? Не человеком, гением. Разглядывая ухмыляющуюся, прикусывающую губу физиономию на фотографии Вару, офицер курил сигарету за сигаретой, запоминая детали. Фото для дела были обыкновенного формата, в фас и в профиль, с безмятежным выражением лица и ядовитой улыбкой зеленоволосого. Его заставили снять очки, и он сделал это, однако цвета глаз восьмой разобрать так и не смог. То ли зелёный, то ли сиреневый... В руках Вару держал табличку со своими данными, причём один его ноготь будто бы впился в её поверхность. Пику даже казалось что там видно царапинку. Чтобы удостовериться в этом он проверял фотографию через лупу, а потом, возбуждаясь от своих мыслей, спешил убрать треклятые карточки. Суд принял решение расстрелять этого мерзкого человека, который будто ради забавы убивал людей. А вообще суд и не смог бы принять никакое другое решение, хотя бы потому, что даже одно убийство уже наказывалось аналогичной смертью. Вару пофигистично перевёл взгляд с серой стены на Пика, когда тот пришёл к нему в камеру перед днём расстрела чтобы взять заказ на последнюю трапезу. Заключённый и правда не показывал что испытывает хоть какие-то чувства: ни раскаяния, ни страха, ни сожаления. Но подколоть он смог сразу же, едва Пик переступил порог. Именно остротой слова и славился Вару среди коллектива преступников: – Это официантка пришла? С каменным лицом Пик закрыл за собой дверь, и с другой стороны охранник сразу же запер обоих на замок. Открыв папку, Пик начал говорить, как и учили, равномерным голосом, так, словно тебе безразличен целый мир: – Как известно, номер пять, ты был судим за убийство и приговорён к смертной казни по статье... – Да я понял это уже, – огрызнулся Вару, закидывая ногу на ногу. Дёрнув глазом Пик сдержался, решил пока что промолчать, перелистнул пару страниц и взял ручку: – Можешь продиктовать то, что бы ты хотел получить на последней трапезе. Алкоголь запрещается, стоимость заказа не должна превышать сорока долларов. – Ведь говорил же - официантка! – Вару оскалил белоснежные зубки в улыбке, облокачиваясь на стену. И если в первый раз это было пропущено мимо ушей, то во второй раз терпеть подобное офицер естественно не собирался и мгновенно очутился над Вару, прижав к его щеке пистолет. Охранник за дверью, поглядывая в окошко, насторожился. – Послушай меня, паскуда, здесь с тобой никто не нянчится, – проскрежетал Пик сквозь зубы. – Я ведь имею полное право размазать твой мозг по стенке прямо здесь и сейчас, не дожидаясь рассвета. Так что держи язык за узду, если хочешь насладиться ещё несколькими часами своей жизни.. Вару скосил глаза на пистолет, потом перевёл их на Пика и вновь улыбнулся. Улыбка его не предвещала ничего хорошего. Он сверлил офицера взглядом, который чувствовался даже сквозь стёкла очков, с коими зелёный ни за что не хотел расстаться. И этот взгляд будто бы говорил: "Давай, сделай то, что ты так хочешь сделать..." На самом деле это говорил внутренний голос Пика. Борьба с ним была бесполезна, командир тюрьмы признавал свои тайные желания потрогать волосы Вару, или даже дать пощёчину, или даже поцеловать.. И поэтому он медленно провёл пистолетом до рта пятого, который жадно приоткрылся, отчего сердце Пика совершило пару рондатов. Дежурный за дверью решил отвернуться, а Пик, позабыв о нём, заворожённо смотрел как Вару облизнул конец пистолета, исподлобья глядя на командира. К счастью (а может и нет) Пик вовремя взял себя в руки и отдёрнул пистолет, запихав его в кобуру. Руки предательски задрожали, чуть не выронив оружие: обученный военный был готов к различным выходками со стороны заключённых, если они хотят отбить пистолет, но с таким Пик ещё не сталкивался. Вару иронично смотрел на него, на попытку запрятать пистолет, на то, как Пик листает папку чтобы наконец записать последнее желание. Суровый офицер резко стал таким потерянным. – Так чего тебе?! – спросил он, понимая что горит от головы до пяток. – Вкуса стали мне вполне хватило – ответил Вару. И, увидев как Пик напряжённо сжимает в руках бумагу, быстро добавил: – Черничное мороженое. И чтобы было очень много ягод. Много фиолетовых ягод... Записав пляшущим почерком "черничное мороженое" Пик поспешил покинуть камеру, переполненный ненавистью к самому себе, ко всей планете и к Вару. Особенно к Вару. Это была не просто злоба, это был верх ненависти, там, где начинается жгучая любовь. Пик привязался к опаснейшему преступнику своего времени буквально за неделю. Эти семь дней судов, обвинений, наручников, решёток и конвоев, затем камеры, обеды, постоянные просмотры досье... Пик следил за Вару буквально не пропуская ни часу. Он ужасался своим фантазиям – Вару и он, Пик, соприкасаются губами, и фиолетоволосый думает о том что стоит бы закусить губу пятого чтобы тому стало немного больно. Больно за все убийства, за криминальное прошлое и преступления закона. Чтобы было больно, но обволакивало любовью, исходящей из сердца офицера цистернами. Факт того, что всё закончится даже и не начавшись смешало чувства восьмого – вроде бы убийца должен нести свой крест в аду в течение вечности, но вроде и нет.... Когда рассвет залил небо розовой кровью и пробило семь, Пик зашёл в полу-тёмную комнату, где его ждал Вару. Тот сидел за столом перед стеклянной чашечкой черничного мороженого и потирал ноготь об ноготь, как будто он был девушкой с длинным маникюром. Присев за стол Пик сразу же приступил к опросу: – Не боишься? – Пф, ещё бы я чего-то боялся – послышался лёгкий ответ и Вару принялся уплетать сливки, уставившись в упор на Пика. У того на щеках проступила слабая краснота, совсем как на утреннем небе. Был задан ещё один, обязательный вопрос: – Глаза завязывать? – Не-а, буду смотреть на тебя. Молча Пик встал, отодвинул стул и посмотрел на Вару свысока. – Вытри свой нос, противно смотреть, – сказал он на прощание, указывая на кончик носа Вару, а потом вышел, направившись прямиком к полигону. На душе было скверно. Расстрел был индивидуальным. Вару хотели поставить к стене, потом бы куча народу подняли перед ним винтовки и карусель бы завелась. Но такой зверский метод не удовлетворил Пика, и он решил справиться гуманно, предложив себя в качестве стрелка. Начальство выше ему разрешило. После произошедшего вчера это было гораздо труднее, чем предполагалось. От отказа стрелять Пика удерживала тяжкая свинцовая клятва верно служить Америке. Вару должен быть убит, потому что он этого заслужил. Его привели на расстрел два мужлана в крошечных фуражках, которые удалились сразу, едва оставили зелёного у выхода. Пик стоял к нему спиной, поглядывая на простирающиеся поля, еле колыхающиеся стебли маков и колосков, на мягкое утреннее зарево. Вару покорно подошёл к нему, звякнув наручниками. – Я готов, официантка – усмехнулся он. Пик повернулся, в его руках щёлкнул пистолет. – Насмотрелся на меня? Поворачивайся!– приказал он. Вару послушно начал поворачиваться. – Не хочешь ничего сказать напоследок? Может быть ты был не прав, раскаиваешься. Может хочешь помолиться? – Нахуй, – лишь произнёс пятый, повернувшись спиной и падая на землю. Внутренний мир Пика, всё его целое, всё что составляло его начало взволнованно дребезжать. Приставив пистолет к затылку, Пик громко сказал, так, чтобы и он, и Вару были уверены в правдивости этих слов: – Руки мои принадлежат закону, Вару. Но моё сердце – оно принадлежит тебе. – Я тебя тоже лю... Дуло пистолета зарылось под изумрудную кудряшку, и бледный палец Пика спустил курок. По полю прокатился грохот выстрела, который тут же затих вместе со звоном разбившихся очков, карканьем вдали вороны и молчаливой песней утренних небес.