(конечно же) (это ведь так незаметно, Келс)
Келс вот просто давит на газ, и девчонка, эта девчонка, она в ужасе, конечно, но ещё она влюблена в него до чертиков. - Чудаки, да? Серьёзно? – она закуривает свои эти золотые мальборо и кладёт руку на его раскрытую ладонь, пытаясь хоть немного успокоить. - Захотели отыграться после всех издевательств, наверное, – он поворачивает голову, при этом умело объезжая полицейскую машину. О, конечно. - Ты их задирал, ага. - Они тоже разбивали мне нос парочку раз, всё честно, - и он хохочет, как чёртов сумасшедший.*
Где-то на середине Хайвэй №1 Келса начинает трясти. Он типа просто блин ходит ходуном. И Эшли становится страшно настолько, что она кусает свои руки ну просто вот до крови. Татуировка «17» на пальце вся красная. Почти удовольствие, - думает она. В её голове вот это вот кровавое месиво, всё просто бурлит и плюётся, и она хочет закричать, но вместо этого лезет на заднее сидение, чтобы достать дырявый плед из рюкзака. Келс не отрывает взгляд от дороги, лишь благодарно кивая Эшли за этот самый плед на его худощавых коленках. И когда он говорит: - Эй, у тебя розовые волосы, - у него зуб на зуб не попадает, господибоже. - Не может, блять, быть, - она выпускает дым тонкой струйкой и заливисто смеется. Она смотрит на него пытливо, так, будто впервые видит, будто все эти его выходки действительно удивляют её. - Может, поднимешь крышу? – теперь она задумчиво смотрит в небо, вырисовывая поднятыми руками какие-то узоры, - Мы тут немного в опасности, немного, ох. - На грани смерти, - прерывает её Келс, поворачиваясь и касаясь костяшками её скулы, гладя, - окей, детка, поднимем мы эту твою крышу. Он нажимает на кнопку на приборной панели и эта пафосная красная крыша просто вот опускается над их головами, Эшли вроде как тихо выдыхает или ему просто послышалось (опять). Впереди виднеются эти дурацкие огни Сан-Франциско. Шума вокруг практически нет, хотя подростки, эти чудаки, жгут какой-то металлолом прямо вот посередине этого дурацкого шоссе. Келс аккуратно объезжает это сумасшествие, и Эшли просто вот прилипла к оконному стеклу и смотрит на их лица, хихикая. - Горящие прохожие сегодня горят немного ярче, чем вчера, а? - Не смей делать из общей трагедии своё личное стендап шоу, - и Келс, ну он просто вот прыскает в кулак, потому что это комично, как же нет. Эшли смеется тоже, и на её губах засохшая кровь - она надеется, что эта кровь - её, - и они вот стоят на светофоре в полнейшей темноте, потому что уже давным давно за полночь. И она вот просто расстёгивает ему ремень и запускает руку в эти его боксеры с бэтмэном (как ты мог, Келс, это же долбанные диси), и он протяжно мычит и бормочет что-то вроде «деткадеткадетка». А потом она стягивает его эти камуфляжные штаны чуть ниже и просто вот опускается своим ртом на его член, и он так чисто стонет и улыбается, будто певец, который давно пытался вытянуть эту ноту. И по радио поёт Гарри Стайлз с его этой новой песней, как же блин ещё-то. Где-то вот на третий стон и одиннадцатый выкрик «детка», Келс сворачивает в какую-то подворотню и четырьмя минутами позже просто кончает Эшли в рот, и она проглатывает всё и просто улыбается, натягивая на него штаны.(господи, прости меня, прости меня, я такая грешница и мне так нравится это)
*
Они трахаются в очередном захудалом отеле на окраине Сан-Франциско. Ногти Эшли царапают татуировку на его спине, оставляя длинные воспалённые следы, и в её голове лишь «красныйкрасныйкрасный» и очень много любви к этому придурочному отморозку, да. Он впивается в её шею снова и снова, и там так много укусов и пятен, что это больше похоже на места каких-то жутких сражений, не иначе. Эшли кричит, просто блин голосит на весь этот дурацкий отель, и Келс заливисто смеется, покрепче хватая её за бедра и прижимая к обшарпанной стене. - Город Ангелов просто кишит демонами теперь, - он падает ей на губы и просто вот вылизывает весь этот рот.*
Они сидят в какой-то кафешке, и это слишком раннее утро. (и именно поэтому все эти чудаки ещё не успели перебраться в Сан-Франциско и распылить свою необузданную злобу здесь) - Ты снова ешь мясо? – чистое любопытство, он даже не пытается выглядеть осуждающе. - Неа, - отвечает Эшли, закидывая в рот целый кусок наггетса. Она надеется, что они не сбегают, потому что это же похоже на тот супер-крутой концертный фильм Металлики (все эти восстания, да), и о боже, она слишком ребенок, чтобы пропускать такие штуки. Келс шепчет ей на ухо, что он тупо боится бойни. Эшли тоже боится (вовсе нет). - В случае чего, я просто публично сожгу себя, - он надеется, что она шутит (она не шутит).*
Весь этот чёртов город в огне, и Эшли заливисто смеется, пока отстреливает этих чудачных подростков. Небоскрёбы складываются гармошкой и оседают клубьями пыли прямо на мокрый (от бензина) асфальт. Келс бросает косяк прямо на землю, натягивая чёрную косынку повыше на нос. И он просто серьёзно старается никому не навредить (серьезно), но потом его захлёстывает это одержимое чувство превосходства, и он собственноручно кидает спички, сжигая всё больше чудаков. - Могли бы сидеть дома и играть в свою эту приставку, а? Зачем им было устраивать восстание, господи, - Эш сидит на асфальте, закуривая свои эти мальборо и подогнув одну ногу под себя. Келс смотрит вдаль, смотрит на закат, поглощённый пылью и этим кроваво-красным. Почти удовольствие, - думает он. - Я люблю тебя, - он типа почти кричит, опуская взгляд на поникшую девчонку. Она поднимает взгляд вот просто на секунду, и на её лице эта огромная детская улыбка. - Круто, - она шепчет, - я тоже, - кричит. Келс садится рядом, целуя её в плечо (конечно же). - Надеюсь, нас не посадят, - он хмурится, потому что эта перспектива вроде как пугает его до чёртиков. - Неа, они просили любым способом помочь остановить это дурацкое восстание. Тем более, половина этих чудаков – наши бывшие друзья, ага.(мы добровольцы) крутится в её голове (я должна была умереть) снова и снова.
- Наши мёртвые друзья, - он даже не пытается выдавить из себя смешок.(господи, прости меня, я такой грешник и мне так нравится, так нравится)
И они целуются посреди этой разрухи, весь город просто блять до сих пор в огне и дыме. Их лица перепачканы кровью, и они надеются, что эта кровь – их собственная.(я должна была умереть)
(я правда хотела умереть)
- Просто останься со мной, пожалуйста, - он будто молится (опять), и она целует его ещё и ещё.(господи, спасибо за то, что я выжила)