Vanity

Каждое утро Ванитас начинает с ритуального разглядывания своей руки. Конечно, точного ритуала никогда не было, но он все равно каждый раз нервно всматривался в запястье, в надежде, что там что-то поменялось. Может, чуть поменяется цвет, или, чего хочется больше, появится имя. У каждого человека на запястье есть фигура, которая изменит цвет, когда тот встретит свою родственную душу, а так же в ней появится имя. У кого-то треугольник, у кого-то круг, у некоторых даже несколько фигур, а у Ванитаса многогранник. Сам Ванитас называет его чёрт-знает-сколько-гранник. Вроде бы круг, но при ближайшем рассмотрении состоящий из множества штрихов, которые образуют не меньшее множество углов, так что это точно не круг. Ванитаса утешает, что у его родственной души должен быть такой же, но не станешь же каждому в руку всматриваться, чтоб понять — круг там или этот чёрт-знает-сколько-гранник. Только после тщательного осмотра он надевал тёмные перчатки, заучено улыбался и выходил из комнаты. Снимать комнату у мадам Лезонье было отличной идеей, пока были деньги. Ванитас никогда не располагал обширными средствами, и, по правде, его месячного бюджета едва хватало на оплату комнаты, да на зарплату Данте. Раз в несколько месяцев. Раньше Ванитас жил почти в центре города, но тогда не оставалось даже на поесть и престарелая дама так вовремя предложила перебраться к ней на чердак, с комнатушкой в одну кровать, комод и зеркало. Женщине не было дела до того, где ночами пропадал её съёмщик, главное, что платит исправно, что Ванитасу было только в плюс. Она была стара — около семидесяти — но Ванитас думал, что все сто лет, настолько она казалась старой. Женщина мало была похожа на живую, но и за мертвую её не признавали, потому все жильцы, а было их ещё пять, ничего не говорили, состоя в молчаливом сговоре. Обычно с самого утра все собирались на общий завтрак, который готовила хозяйка или её дочь, тоже живущая тут. Из остальных жильцов была художница, молодой студент, какой-то путешественник и тот самый молчаливый парень со своим другом, которые ничего о себе не рассказывали и все думали, что у них какие-то запрещенные отношения. Как-то художница поделилась с Ванитасом своими домыслами, что один из них — аристократ, сбежавший из семьи со своим верным слугой. Ванитас ничего ей тогда не ответил, но ночью, когда не спалось, он подумал, что был бы не против, если б его партнёром оказался аристократ. Тогда бы не пришлось перебираться с хлеба на воду, а в удачный месяц обратно. Так или иначе, каждого из живущих привела в этот дом крайняя нужда и отсутствие денег на приличную постель. Так что, утром каждый покорно ел пустой суп с капустой и шёл по своим делам. Когда Ванитас выходит из дома, Данте уже ждёт его, стоя у двери. Однажды он пытался ждать его у самой двери в комнату, но Ванитас, грустными глазами смотрящий на свою руку — зрелище не для чужих глаз. Данте чувствовал, что увидел нечто настолько личное, что не должен был видеть никто. Так что он до сих пор не рассказал об этом Ванитасу и не планирует рассказывать никогда. — Та вампирша, которая писала тебе, прибудет сегодня на дирижабле. Надо бы встретить и уже завтра наконец займешься работой, — вместо приветствия начинает Данте, как только Ванитас выходит из дома. — Завтра, значит, — Ванитас многозначительно смотрит вдаль, как он всегда делает, когда думает, — а платить за комнату сегодня. — Денег у тебя нет, да? Не говорю уже про свою зарплату. — Придётся нам встретить её пораньше и стребовать денег уже сегодня. Если не заплачу, то старуха мне шею скрутит, — Ванитас нервно смеётся и машет Данте рукой, чтобы тот шёл за ним. Почти весь день они в итоге тратят на то, чтобы придумать как попасть на дирижабль, который находится в воздухе, а летать пока не научились. Данте злится, а Ванитас смеётся, хотя ему надо бы и плакать, ведь именно он сегодня может остаться без жилья, а друзей у него не так уж много, чтобы попроситься к ним заночевать. Данте говорит, что даже если умолять будет, он даже за порог Ванитаса не пустит. Тот отвечает, что и сам не пойдёт, даже если ему заплатят, но про себя надеется, что ночь сегодня будет не такой холодной, как предыдущая. Не впервой спать на лавке в парке. Что-то явно идёт не так, когда вместо элегантного приветствия и тихого разговора Ванитас разбивает окно и натыкается на совсем другого вампира, а его пациентка уже под действием проклятья. Ванитас старается как может, чтобы разобраться со всем как можно скорее, но этот вампир, ходящий в белом, постоянно мешает. Но, что более важно, он же и защищает, хотя это и не сильно помогло, когда они упали с дирижабля прямо на крышу церкви. Ванитас впервые рад, что обошёлся без переломов и даже жив. Не без помощи нового знакомого, так что радостно объявляет: — Отныне ты будешь моим щитом!

***

Новый знакомый носит имя Ной и оказывается настолько любезен, что соглашается не только быть щитом, но и оплатить комнату. Он поражается дешевизне и тому, что в городе вроде Парижа существуют такие дома в пару этажей и что из таких домов состоит целый район, а не просто улица. — Это, мой дорогой Ной, называется бедность, — резюмирует Ванитас, закончив показывать свои хоромы, в которых тесно даже одному, не то что вдвоём. Ной понимающе кивает и спешит вернуться в комнату, которую теперь снимает рядом, прямо за стенкой. — Все красоты Парижа за твоим окном, — с сарказмом комментировал Данте, помогая раскладывать вещи в такой же маленькой комнате, как и все в доме. — Не нужно его стращать. Вид вполне сносен, — Ванитас легко пихает Данте в бок, — да и Ноя, кажется, все устраивает. — Абсолютно, — подтверждает вампир и осматривается по сторонам. — А куда пальто? Ванитас хочет сказать, что прямо на пол, но он помнит, что полы тут моют дай бог раз в год, а пальто белое, потому отвечает: пока никуда, а завтра купим вешалку.

***

На следующие недели две у Ванитаса появилось новое развлечение: попытаться узнать, как выглядит метка у Ноя. Не то чтобы ему было так уж необходимо это знать, но само незнание выбивало Ванитаса из привычной жизни, ведь обычно он знал всё. Точно так же, как обычно люди прямо при знакомстве демонстрировали запястья и разочарованно вздыхали, когда фигуры не совпадали. Ной же был не просто особенным, а особенным, прямо вот так, с нажимом. Он был вежливый, но ровно настолько, чтобы оставалось буквально пару шажков до параноидальности, граничащей с всепоглощающей наивностью. Ванитас узнал, что вампир впервые в городе, а тем более в таком большом. Он рос где-то в лесах и такого количества людей за всю жизнь не видел, не говоря уже о дирижаблях и падениях с них. Он всё так же согласен оплачивать комнаты за себя и Ванитаса, а тот говорит, что Ной его старинный друг и нет ничего в этом странного. Так к Ною меньше пристают. Даже по поводу метки не пристают, хотя Ванитас был бы самым первым в очереди тех, кому интересно её увидеть. Он честно пытался: врывался в спальню Ноя, подглядывал, но никогда ещё манжет рубашки не приоткрыл кожу хоть на немного. И Ванитас спать не может, пока не знает. Конечно, спать он может, но не так крепко, как обычно. А всё потому, говорит он себе, что при первой встрече Ной не сделал ничего, что делают обычно. В один из дней Ванитаса ловит за руку Данте и тащит в неприметный переулок, чтобы поговорить. Ванитас думает, что прямо сейчас ему минимум пару пальцев отрежут за задержание зарплаты, но вместо этого Данте долго и нудно отчитывает его за такое наглое использование доверчивого парня. Это было уже краем низости, и Ванитас перешагнул его как ни в чем не бывало. — Он полностью доверяет тебе, — взывал Данте, уже по третьему кругу повторяя свою речь. — Я тоже, — Ванитас пожимает плечами. — Никакой совести нет? — Данте уже даже не пытается. Он только отпускает Ванитаса обратно и вслед говорит: — надеюсь, что его пара не похожа на тебя. — Надеюсь, что никто на меня не похож, — вторит Ванитас и по привычке тянется к запястью. Слова Данте неприятно режут, прямо до невидимой крови, с размаху и между рёбер, но Ванитас вздыхает поглубже и прячет эти чувства так глубоко, как может. Он и сам не считает себя хорошим человеком, скорее самым жалким из всех людей. Он сжимает запястье и думает, что лучше бы там ничего не было. Ванитас был тем, кто в четырнадцать — самый счастливый возраст — днями умолял всех богов, чтобы его руки остались пусты. Какому-то человеку придется быть связанным с ним, а это не та участь, которую можно желать хоть кому-то. Но вот на запястье красуется чёрт-знает-сколько-гранник и Ванитас всерьёз подумывает о том, чтобы отрубить себе руку. Ванитас трезво оценивает свои возможности. Он почти на грани нищеты, без определенного будущего и характер ну такой себе. Про внешность он предпочитает не думать. Он вообще дал себе слово больше не думать и не смотреть каждое утро на запястье, чтобы увидеть хоть какие-то изменения. С Ванитаса хватит, Ванитас устал.

***

Ванитасу нравится гулять с Ноем по улицам Парижа. Вампир почти ничего не знает об этом мире и Ванитасу впервые за долгое время предоставляется возможность почувствовать себя умным и научить чему-то другого, может даже и помочь. Конечно, от этого было больше вреда чем пользы. Сам Ванитас отлично умел плутать по узким улочкам окраин, но абсолютно ничего не понимал в центре, потому на этих прогулках почти всегда присутствовал Данте. Он незаметно, почти как тень, следовал за двумя, но парень прямо чувствовал, как в нем прожигают дыру укоризненным взглядом, когда Ной порывается что-то купить, и не только на себя, но и на Ванитаса. Будь то самая дешевая булочка или яблоко и заканчивая украшениями — Ванитас получал подарки и взгляд, полный укора. Однажды Ной, прямо посреди тихой прогулки, кода они были только вдвоем, забежал в первый же попавшийся цветочный магазин и вышел из него с руками, полными фиалок. — И зачем они тебе? — Ванитас смотрит непонимающе. Ещё и нести их неудобно. — Они напоминают тебя, — Ной улыбается широко и передает цветы Ванитасу, а тот даже не понимает в чем дело и потому роняет весь букет прямо на мостовую, оставляя в руках буквально пару цветков. — Уронил, — одними губами говорит он. — Ничего, куплю ещё. Ванитас ждет, пока Ной пройдет чуть вперед и украдкой прячет пару цветков между страницами книги, что всегда носит с собой.

***

Ванитас не может жаловаться, что Ной не выполняет свою работу, но очень хочет. Ной прекрасно справляется с обязанностями щита, постоянно защищая и даже принося завтрак в постель, хотя сначала это и была обязанность Ванитаса. Он даже вставал пораньше, чтобы купить свежей еды, красиво нарезать и принести Ною, оставив тарелку на подоконнике. Но сейчас всё поменялось и Ванитас окружен заботой целые сутки и семь дней в неделю. Можно сказать, что Ной выполняет свои обязанности слишком хорошо. Ванитас вообще не рассчитывал, что его слова воспримут всерьёз, но вот, его исправно защищают вообще от всего, что может произойти, а не только от вампиров. Иногда Ванитасу хочется тряхнуть Ноя за плечи и крикнуть прямо в лицо: хватит бросаться на мою защиту, каждый раз рискуя собой, ты же можешь и умереть! Однажды он так и сделал, но в ответ Ной посмотрел такими печальными глазами, что сил отчитывать его и дальше просто не осталось. Ванитас тогда опустился рядом и положил голову на плечо вампира, и тяжко вздохнул. — Ты не очень-то умный, знаешь? — Это с какой стороны посмотреть, — Ной повернулся к нему и неожиданно продолжил: — у тебя прядь на лицо упала. Вампир аккуратно убрал её за ухо растерявшегося Ванитаса, легко касаясь лица. Ванитас чувствует, что его щеки краснеют и отводит взгляд. Ной только улыбается одними уголками губ и как бы случайно проводит пальцами по подбородку. Ванитас душит в себе эти поднимающиеся чувства и не хочет даже думать о том, чтобы взглянуть на свою руку. Там кто угодно, кроме Ноя. Ной просто не заслуживает такого наказания.

***

Ванитас уже почти наизусть знает все рубашки Ноя и какие запонки он носит. Помнит, какие брюки с какой обувью и что белое пальто всего одно. Однажды, когда белый стал серым из-за приехавшего мимо экипажа и двух дней дождей, Ной одалживал черное пальто Ванитаса, потому что ему почти жизненно необходимо было гулять по городу. Он даже поинтересовался, не стеснен ли теперь Ванитас и не холодно ли ему. Ванитасу было чертовски холодно, но он, конечно, ничего не сказал, только улыбнулся шире и демонстративно ударил ногой в лужу. Ной сегодня очень хотел сходить в картинную галерею, а может и купить что-нибудь, и даже дождь, моросящий с самого утра, его не останавливал. Ною было надо и Ной шёл. Он по привычке брал с собой Ванитаса, который гордо вышагивал по лужам, мокрый и счастливый, в одной рубашке и без зонта. У Ванитаса его просто не было. Он хвастал, что столько живёт в Париже, что сама Погода запомнила его в лицо и теперь велела своей сестре Болезни не трогать его, как самого любимого сына. Ной смеялся в ответ и шёл быстрее, пряча руки в глубоких карманах, а Ванитас смотрел на это и думал, что даже заболей он смертельно, то оно будет того стоить. Ему стоит запомнить этот момент, когда Ной идёт рядом не в чертовски белом пальто, а в Ванитасовом, и даже счастлив. Ванитас говорит себе, что даже если его окатят водой пять экипажей подряд, а в завершении он упадёт в Сену и заболеет настолько сильно, что врач похлопает Ноя по плечу и скажет уповать на бога — это того стоит. Болел Ванитас почти три недели.

***

— Я нашел, — начинает Данте прямо с порога, даже не здороваясь. — Нашел что? — отвечает Ванитас, отпивая чай. — Вампира, согласного лечиться у тебя. Всего пару часов за город, хоть прогуляетесь. — Прогуляетесь? С каких пор мы на вы? — С тех самых пор, когда «вы» стало значить тебя и Ноя, — Данте не любит всех этих пояснений и давно знает, что Ванитас так делает только чтобы позлить. Даже Данте заметил, что Ванитас стал избегать Ноя и старается даже не общаться без надобности, а Ной наоборот. Он постоянно пытается стать поближе в разговоре, поправить выбившуюся прядь и доложить свою котлету к постной каше. Ванитас это отлично видит, но не хочет признавать. Он повторяет себе, что ему всё кажется и Ной вовсе ничего к нему не чувствует. Ведь все друзья сидят целую ночь у твоей постели и держат за руку? Данте не горит желанием ждать, пока Ной и Ванитас соберутся, решат все свои проблемы и выдвинутся в путь. Он обещал вампиру, что к нему прибудет доктор с самого утра и как раз, если выехать прямо сейчас, двое переночуют в постоялом дворе и прямо с рассветом смогут прийти в усадьбу вампира. Потому Данте берет обоих и грубо запихивает в экипаж, который сам заказал и сам же оплатил. Всё ради любимой работы. Всю дорогу никто не говорит и слова, и Ванитас просто смотрит в окно на проплывающие мимо холмы, усиленно делая вид, что не может придумать тему. Но он отлично знает, о чем хочет спросить: мне же не кажется? Я действительно тебе нравлюсь? У тебя там чёрт-знает-сколько-гранник? Ни один из этих вопросов не будет задан, потому что Ванитас просто боится узнать на них ответы. Если на всё ответ «да», то что тогда? Он просто не знает. Потому на следующие пару часов он занимает себя пейзажами и редкими поглядываниями на Ноя, который читает уже которую книгу за этот месяц и иногда кажется, что все его деньги, выделяемые учителем, уходят только на них. Ванитас и сам не заметил, когда его перестало интересовать запястье Ноя и больше внимание привлекло все остальное. Манера говорить, сидеть, есть, даже читать книги — всё это застревало где-то там, где, говорили, было сердце, и не хотело исчезать. Ванитас никогда не понимал своих чувств до конца, но если верить книге, которую ему одолжила художница — это то самое. Именно ради этого в четырнадцать все получают по фигуре на руке. — Мы приехали, — Ной легонько трогает Ванитаса за плечо после того, как пару раз позвал, но тот никак не реагировал. — Конечно, — парень кивает в ответ и спешит скорее выйти из экипажа. Они приехали в такую типичную для этих мест деревушку на пару домов и постоялый двор, предназначенный только для того, чтоб разместить всех тех гостей местного аристократа, которым не хватило места в доме. Двор встретил прибывших теплым светом и не очень теплым мясом, но хватило и этого. На двоих полагалась одна комната, но это не смущало, ведь приходилось спать и в более тесных местах. Быстро скинув вещи, Ванитас упал на кровать, зарывшись лицом в подушку. Хотелось спать и поесть, но первого всё-таки сильнее. Он отдал свою порцию еды Ною, который сейчас, по обыкновению, аккуратно снимал одежду и складывал её на стуле. Ванитас почувствовал, как прогнулась кровать под весом другого человека и что-то теплое коснулось бедра. Это точно был Ной, ведь больше некому. Теплая Ноева ладонь легко коснулась спины и остановилась у шеи, чтобы убрать мешающие волосы. Ванитас прикрыл глаза, надеясь, что Ной решит, что он уже заснул. — Всё-таки синий, — внезапно говорит Ной. — Синий? — Ванитас привстаёт на локтях, чтобы взглянуть в лицо вампира и возможно понять, что он имеет в виду. — Синий, — повторяет Ной, поднимая руку, от которой теперь Ванитас не мог отвести взгляд. На смуглой коже, на самом запястье, как раз там, где эти надоедливые манжеты — чёрт-его-знает-сколько-гранник, заполненный синим цветом и белыми буквами — Ванитас. Ванитас даже не сопротивляется, когда Ной стягивает с него перчатки, только внимательно смотрит и отказывается видеть. Его фигура полна белым, а прямо в центре выведено синими буквами — Ной. Ванитас даже подносит руку к свету и несколько раз отводит и возвращает взгляд, чтобы убедиться, что не кажется. Он подносит руку к лицу Ноя и тихо охает, когда понимает, что белый — эти истинно Ноев цвет. Белые волосы и белое пальто — что ему ещё было нужно? Ной вообще не так представлял узнавание друг друга как родственных душ. Там, случайная встреча, тихое пение птиц и ворох цветов — вот его мечты, а в реальности свет только от свечей и непонимающие глаза напротив. — Просто обсудим это завтра, — Ной пожимает плечами и ложится на кровать, хлопая рядом с собой, чтобы Ванитас лёг рядом. — Я хочу спать. — Конечно, — Ванитас послушно ложится рядом и накрывает двоих одеялом. Ной улыбается, потому что сегодня Ванитас впервые обнял его и обнимает в ответ, прижимая к себе, чтобы было удобней спать. — Кстати, — полушепотом говорит он, — я знаю про фиалки в книге.