Полевые цветы

Да, это была отличная идея – выехать за город. Стар, раскинув руки, стояла на задних подножках и весело меня подгоняла. Мы решили поехать на велосипеде, потому что родители не могли отвезти нас, и мы быстро нашли ближайшее местечко для пикника. Тут и вправду было красиво. Можно было улечься прямо на траву в прохладной тени деревьев и так прятаться от палящего солнца. Вокруг была куча цветов, только расцветших, что было характерно для конца мая. Рядом протекала чистая, как слеза, речка, и мы, надеясь на то, что она окажется тёплой, даже взяли с собой купальники. Стар, улыбаясь, расстелила покрывало, и тут же упала на него, раскидав свои длинные золотистые волосы вокруг. Она подставила лицо солнцу, пытаясь поймать каждый лучик. Но мне казалось, что ей это не нужно. Она не понимала, что сама была солнцем. Ярко светящим своими глазами, заставляющим меня жить. - Марко! Пошли купаться! - услышал я, и, повернувшись, уже лицезрел Баттерфляй в купальнике и с высоким густым хвостом, оголяющим ее крылья, которые мне особенно нравились. Девушка, не дожидаясь моего согласия, с разбега нырнула в воду, смеясь. И я последовал её примеру. Прохладная, ещё не успевшая прогреться, вода приняла нас в свои объятия, и мы начали веселиться, плескаясь и топя друг друга. В какой-то момент я отплыл дальше, туда, где ноги не доставали до дна и Стар подорвалась за мной, но, к моему великому удивлению, нырнула под толщу воды. Только через несколько секунд я, черт возьми, понял, что Баттерфляй не умеет плавать, и у меня, наверное, сердце пропустило удар. Окликая ее, я так быстро, как мог, достал из под воды, кашляющую и задыхающуюся, и тут же обнял. - Господи, ты меня напугала, - прошептал я, обнимая ее за тонкую талию, а она, будучи ещё в страхе, висела на мне, держась за мою шею и скрестив свои ноги на моих бёдрах, и судорожно дышала. - П-прости, - она дрожала, от страха ли, от холода, - Я не плавала на Мьюни, там опасно, - оправдывалась она, и я почувствовал сквозь мокрую ткань ее купальника своей грудью, как трепыхается ее сердце, и тут же сильнее прижал к себе. - Ты чего? Я же в порядке. - услышал я и тут же отпустил ее. Ноги Стар мягко опустились на песчаное дно речки. - Ничего, - смутился я, улыбнувшись, - Давай научим тебя плавать, - за этими словами последовали согласные кивки Звёздочки, сопровождаемые улыбкой. *** - Я научилась! - счастливо крикнула подруга, падая на плед. Солнце уже вышло из зенита и теперь лежать под ним было ещё приятнее. Мокрые волосы Стар теперь были распущены и она, не обращая на них внимания, лежала, удобно устроившись и закрыв глаза. В какой-то момент, я понял, что она задремала, разморенная после купаний. Я наблюдал за тем, как она спит. Чувствовал, как ее лёгкие наполняются воздухом и спустя мгновение вновь опустошаются. Дрожал от близости тел. От нежности ее кожи. От ее невинности. От неописуемой красоты. Она – самое непорочное со всеми своими пороками, чистое в омуте пошлых мыслей и выражений, страстно желанное в мире запретов, совершенное каждой клеточкой своего существа. Я повернулся в ее сторону так, что между нашими лицами было не больше десяти сантиметров, чтобы я мог чувствовать ее сладкое размеренное дыхание на коже своего лица, и уснул. Мы проснулись где-то через полчаса и Стар вдруг заметила цветы. Я помнил, как в мае зацвели фруктовые деревья и она смотрела на маленькие пастельно-розовые и белоснежные цветы, как на чудо. Ее голубые глаза сияли чистотой и нежностью, переливались всеми морями мира и были в сотню раз ярче и прекраснее весеннего неба. Ее никогда не привлекали садовые цветы; нет, безусловно, они нравились ей, но вид гордой кровавой розы или безупречных золотистых лилий не вызывал в ней никакого восторга, в силу ее детства в замке. Она любила полевые цветы, дикие, необузданные. В них она видела столько удивительного: лазурные, цвета вечерней синевы, васильки, бархатные пурпурные лютики, лучезарные солнечные одуванчики. Она так боялась случайно сорвать хоть один цветок, думая, что убьёт его. Как маленький ребёнок верила, что у растений есть душа. Я смотрел на неё и смеялся. Ее слова казались такими глупыми, а поклонение полевым травам – таким странным. Она открыла мне свою юную, нетронутую жестоким миром, душу. - В тебе живет весна и растут полевые цветы. - неожиданно сказал я, отвлекая ее и заставляя посмотреть на меня. - Я ценю мир, в котором ты рядом и водишь меня по бескрайним зелёным лугам, ведь я заглянул в душу каждого, кто встречался мне на пути, и ни в одном из них я не увидел этого беззаботного и беспечного рая. - она поднялась и села рядом со мной на плед, внимательно всматриваясь в мои глаза. - Я так хочу сохранить что-нибудь в памяти о том, какой прекрасный Мир ты открыла для меня, даже не осознавая этого. И ее губы накрыли мои. Вот знаете, вот бывает целуешь человека, а от его губ перестаёт существовать весь мир, а ты обнимешь его, заглянешь в глаза, и неожиданно в голове становится пусто. Абсолютно пусто. Остается только одна мысль. "Как же я тебя люблю ". И вот она бьется, бьется у тебя в голове, вытесняя все другие, не давая ни минуты отвлечься. И ты понимаешь, что, может быть, было много недопониманий, и вы такие разные, но никто, кроме этого человека, не сделает тебя таким счастливым. - Храни, - прошептала она, обнимая меня.