Когда зацветёт миндаль

Мендаль горький, горький как твои пальцы. По хорошему, я не должна знать их вкус, но когда мы сидим под деревом около пруда, и никто нас не видит, когда дом далеко-далеко, я касаюсь их губами, иногда провожу языком. Мне нравится, как ты реагируешь, как ты отшучиваешься, но в твоих глазах я вижу, что ты чувствуешь то же что и я. Иногда ты берешь с собой томик стихов, читаешь самые грустные и обреченные вслух, я слушаю. Эти моменты интимнее любых других. Ты скрываешь, что куришь от учителей, от меня не скрываешь, знаешь, что я никому не скажу. Иногда я прошу сделать одну или две затяжки. Я не люблю горечь, но ты ею пропитана, и от того я знаю вкус твоих губ. Однажды ты сама поддаешься ко мне. Это осенний, еще теплый день, лето еще не отступило, но в воздухе уже чувствуется привкус смерти. Ты целуешь меня совсем не невинно. Глубоко, жадно, без трепета. В конце концов, ты старше, хотя совратила тебя я. Теперь это всегда так, мы сбегаем из дома к озеру, сидим рядышком, ты читаешь что-то вслух, я иногда рассказываю о своих мыслях. Мы курим одну на двоих сигарету. Целуемся, нежим друг друга, а потом лежим рядом, понимая, что почти сделали что-то очень неправильное и очень запретное. Ты просовываешь свою тонкую руку мне под ворот рубашки, сначала играешь с лямкой лифчика, затем спускаешься пальцами ниже, и чуть сжимаешь грудь. Я делаю вид, что ты ничего такого не делаешь, и разговариваю, рассказываю о своих мечтах. Мы обе хотим уехать из этого места, которое напоминает католическую церковь, Нам здесь не место, с вьющимися мелкой волной волосами, чуть смугловатой кожей. Мы пережили войну и остались без семьи, даже без имен. Нам дали новые. Но какая из меня Хельга, а из тебя Ястилсава? Ты улыбаешься, такой чуть странной улыбкой, отрешенной, извиняющейся. Я ее люблю, и целую, пытаюсь украсть. Однажды, при походе в город, на деньги от продажи руковиц, я покупаю два кольца. Я знаю что это глупо, но разве это не делает это особенно романтичным? Мы стоим под старым деревом, и клянемся любить друг друга до конца, и уехать отсюда следующей весной, как только зацветет миндаль. Уехать в Израль, там сейчас легко получить гражданство, нам помогут, ты в этом уверенна. Зима приходит резко, легкие морозы сменяют северные колючие ветра. Холода выстужают первые этажи детского дома. Но мы не замечаем этого, ты уже можешь работать, и устраиваешься в библиотеку, каждое утро ты встаешь около пяти, и уходишь, а я вяжу шарфы, шапки, руковички, носки, и хожу в город продавать их с лотка. Нам главное накопить на билеты, а там, там мы приживемся. Ты как то попадаешь в метель, замерзаешь, и получаешь воспаление легких, я ухаживаю за тобой, целую лоб, пальцы, таскаю на себе в уборную и ванную. Остальные махнули рукой, но я знаю ты выздоровишь, и мы уедем как только зацветет миндаль. Не знаю моя забота, или вера, но ты идешь на поправку. Наверное нам стоило быь немного более осторожными, но мы так соскучились по друг другу, хотя может нас уже давно подозревали? Воспитательница застает нас вместе, тебя хотят выгнать из приюта, ты ведь уже взрослая, кричат о твоих сигаретах и аморальном поведении. Я вырываюсь, пытаюсь оправдать нас, подбираю вещи. Нас называют грязными, грязными еврейками, падшими женщинами. Нашего греха хватило бы даже не будь мы сестрами. Отец настоятель, входит на крики, он дает тебе три часа собрать свои вещи. Я кладу в твой чемодан свои тоже. Наши руки пересекаются, и мы смотрим друг на друга. Уже оттепель, и скоро зацветет миндаль, но мы этого не увидим. Мы спускаемся к пруду ничего не взяв. Ты боишься, но идешь за мной на лед, он трескается и холодная вода обступает со всех сторон. Мне страшно, я вижу что тебе тоже, я хватаю твою руку, на пальце блестит купленное мной кольцо, это единственное что мы забрали. Легкие горят огнем, я делаю вдох, и холодная вода заполняет рот. Я вижу, как стекленеют твои глаза, я хочу кричать. Ужас охватывает меня. Ты всегда читала обреченные стихи… Меня подхватывают мужские руки, вытаскивают и тянут к берегу. Я лежу в постели до весны, не могу двигаться, толи из-за болезни, толи из-за стресса. Мне кажется что перед самым рассветом ты зовешь меня, а когда я забываюсь, то слышу твои стихи. Подожди немного, скоро я встану, и мы будем вместе… Я прихожу на озеро, по воде плавают лепестки цветущего миндаля. На моей груди висит цепочка с двумя кольцами. Мы просто хотели быть вместе, так какая разница где. Я закуриваю сигарету, тяжелую, без фильтра, мне это строго запрещено, так говорил врач. Всего пара затяжек и я захожусь в кашле, когда приступ чуть ослабевает, я скидываю одежду, оставаясь в гольфах и нижнем белье. У меня всё ещё воспалены лёгкие, никаких тяжёлых нагрузок, это мне на руку, будет проще. Я захожу в воду очень медленно, веду рукой по воде, и мне кажется ты касаешься моей руки с той стороны. Я плыву к центру, ноги сводит судорогой, я смеюсь, захлебываюсь, на этот раз никто не спасает меня, а я не пытаюсь бороться за жизнь, в глазах темнеет, и я вижу твое лицо. Когда зацветет миндаль, ты прочтёшь мне самый грустный стих, мы не уедем в Израиль, мы останемся здесь навсегда. Под толщей воды и земли, в объятьях друг друга уснём… Когда зацветет миндаль, нас не будет среди живых.