BLACKPINK - BOOMBAYAH BIG BANG - FXXK IT
Чонин та еще стерва. Поизбалованее любой бабы будет. Язык подвешен, как надо. Да и милашечкой умеет быть. Танцор из него просто отличный. Хореограф – заебись. Петь может. Да и рэп ахуеннен. У него сексуальный голос и не менее сексуальная внешность. И все это он знает. Ему говорят об этом каждый день. Да и он сам не слепой. А еще он жуткий собственник. Прям до безобразия. Он бесится, слюной брызжет, когда к его другу кто-то прикасается помимо него. До друга может касаться только его рука, блять! И он зашипеть как дранная кошка не побрезгует. Потому что «мое»! А Чунмен просто хочет дружить со всеми. Он же мамочка. Временами, конечно, «мамка», но все же чаще «мамочка». Поэтому он чуть ли не плачет, когда Чонин, как течная сучка откидывает его руки, когда он хочет поговорить с сонбэ Тэмином. И плевать, что он младше. Чунмен всячески старается быть дружелюбным со всеми своими мемберами группы, но это сука – Чонин – упрямится, как баран. Изворачивается от объятий, дергает плечом (и чуть ли не бьет по лицу), когда лидер пытается шепнуть смешную шутку, отбрасывает руки мамки с такой силой, что та вместе с ними отшатывается. Чонин ведет себя как дрянная сука, когда на публике ставит хена в неловкое положение, отказываясь от его «фансервиса». Сухо, конечно, не фанючит по Каю, но слюни пускать по его телу никто не запрещал! И поэтому ему чертовски досадно. Он совершенно точно не понимает, почему эта стерва только с ним такая стерва. Вон с Додошем улыбается, смеется, а с мамкой и улыбнуться не может на камеру. И когда лида подходит к нему в общежитии, чтобы поговорить и касается его плеча, озадаченно глядя на него, у мелкого на лице отражается что-то типа «???». – Кай, я сделал что-то не так? – даже сейчас Сухо пытается быть дружелюбным и любезным с этим избалованным ребенком. А тот упорно продолжает строить из себя умственно отсталого и даже умудряется пару раз подарить «саранхульки» хену, пока он хмурится и выуживает причины его злобы. – Не люблю, когда трогают мои вещи, – совсем тихо-тихо говорит Кай, в край ахуев, и открыто касаясь мочки уха губами. Ладно, Сухо понял. Больше ни за что и никогда не тронет ни Чонина, ни его бельишко. Потому что «ну нахуй!».***
Сухо, правда, не трогал никаких трисишек Кая, и тот вроде бы даже подобрел и разрешал себя касаться. И Чунмен чуть ли не кипятком писался, клянясь себе, что будет фанючить по Чонину вечность. Он же нереально ахуенный! Какие он узоры выписывает бедрами на сцене! Да его таз – искусство! Но Чонин в общежитии, когда все спят, совершенно точно ахуел, впечатывая Чунмена в стену. Он больно бьется головой, но даже виду не подает, страшась вздохнуть. – Сказал же, что терпеть не могу, когда мои вещи трогает кто-то еще, – он шипит, как побитая кошка на собаку, у которой он спиздил кусок мяса. – Я-я не трогал! Ч-честно! – мамке не страшно, нет. И глаза он жмурит не от страха. – Зато трогают тебя, – Чунмен прихуел, когда его схватили за задницу и начали больно-больно сжимать. И глаза он раскрыл так сильно, что яблоки чуть не выпали, когда его укусили за ключицу. Пиздецки больно. – Я что, вещь, блять, по-твоему? – вокалист готов заорать во все свое завидное горло, но ограничивается злобным сопением, пока его шею усердно вылизывают. – Но ты «мое», – напоследок небрежно бросает Кай, пафосно уходя в закат. И плевать, что закат – это всего лишь общая спальня. Сухо ошалело трогает шею. Кажется, Кай кусок мяса вырвал зубами, когда сосал и покусывал. Но он всего лишь сосал и покусывал. Так что все было на месте. Это, конечно, все заебись, но даже в свободных пижамных штанах стало тесно.***
Сухо совсем перестал понимать хоть что-нибудь в этом ебанутом мире. Еще неделю назад Кай его чуть ли не вылизал всего и не трахнул в коридоре, а сейчас опять жестоко динамит. Но лида не теряется, нет. Ищет утешение в детишках. Вон Сехунита вообще не прочь побыть «утешением». Лыбится радостно от внимания мамки и лапает его при любом удобном случае. А истеричка в Кае рвет и мечет. Брызжет слюной и набирает номер бывшего. Ох, если бы Чунмен знал, что его опять зажмут в углу за такие мелочи. Сделал бы этих мелочей в тысячи раз больше и пораньше. И нет, он не педик! Он просто кайфует с того, что Чонин бесится и целует его губы остервенело. Терзает их с такой страстью, что лида готов кончить прямо там, прижатым к раковине и не дотронувшись до члена. Мелкий наглеет и лезет языком в рот. И трахает его буквально. Нежность? Не, не слышали. Он слишком озлоблен, чтобы вспомнить о такой мелочи, поэтому кусает губы сильно-сильно. А старший скулит и почти плачет. Ему больно, но это так ахуенно. Ахуенно быть чьей-то вещью. Кай сжимает все тело. Неаккуратно целует опухшие губы. Беспорядочно посасывает открытые участки тела и удовлетворенно усмехается, видя темнеющие следы. Сухо честно пытался успевать за тонсеном. Но тот слишком страстен. И он сдался на второй минуте, когда ноги перестали держать. Он цеплялся за рубашку на спине младшего, дабы не грохнутся на пол, пока его тело влажно целуют. И стонет благодарно, когда получает мягкие поглаживания. Хен дико балдеет с укусов в свою шею, а мелкий скалится довольно, когда ловит губами стоны. Кай не брезгует встать на колени и рывком стянуть со старшего штаны с идиотскими звездочками. Он хватает ноющий член и понимает, что он, в общем-то, абсолютный профан в этом деле. Не, ну а что ты собирался сделать, истеричка, когда хватал за руки сопротивляющегося Сухо и потащил в ванную? Но, увы, гордость не позволит просто продолжать стоять на коленях и держать член в руках. Он несмело открывает рот и вытаскивает язык. Скользит покрасневшей головкой по мокрому языку и с удовольствием слышит судорожные всхлипы сверху. Ну, дальше Кай просто доверился ощущениям. Еще немного и он незаслуженно провозгласит себя королем минета. Он сжимает член у основаниях и насаживается ртом почти на всю длину. Дразнит языком, облизывает венки. Слюнявит щедро и снова на всю длину заглатывает. Надрачивает быстро, головкой уперев в язык, пока Чунмен скулит и подмахивает бедрами. И зажимает сильнее, чтобы тот не кончил, когда пальцы хена больно сжимают волосы. Сухо мычит что-то несвязное, когда его заводят в кабинку для душа и впечатывают в стену лицом, заставляя оттопырить попку. Глаза подернуты пленкой. Он вообще не в состоянии думать о чем-либо, пока член нещадно ноет. Эта стерва зажала член, когда парень уже почти завопил, готовясь кончить. Кай разводит ягодицы двумя руками, проводя по колечку мышц несколько раз, а потом, щедро облив собственный член гелем для душа, входит до упора без подготовки, зажимая рот старшему. Он жмется грудью к его спине, оглаживая одной рукой бока лидера, а тот всхлипывает, как побитая собака, потому что это пиздец, как больно. Чонин молится, чтобы ему не ебнули с локтя, когда начинает двигаться в напряженном теле. Мелкий щипает соски, лижет шею, посасывает лопатки, щекочет ногтем бусинки сосков, только чтобы ягодицы перестали так сжимать и чтобы хен не ебнул ему, ибо судя по его судорожным вздохам – боль адская. Член больно от тугости. Он аккуратно трется, пытаясь расслабить тело. Получается плохо. Пиздецки плохо. Чонин девять раз менял угол входа. И шесть раз менял темп. Даже два раза думал закончить на этом. Но так и не вытащил член из узкой задницы хена. И через триста двадцать секунд Чонин срывает стон с губ Чунмена. И уже через шестнадцать секунд старший пошло вылизывал ладошку, которой ему зажимали рот. Кай притягивает двумя руками Сухо за таз, двигаясь в нем. Он честно старался двигаться размеренно. Первые минуты. Вбиваясь с силой, он растягивал стенки мышц, и Чунмен ныл, требуя внимания к члену. Сжимая рукой головку, он чувствует, как старший тут же кончает. И Чонин, сделав еще пару рывков, спустил прямо внутрь. Ким Чонин – истеричка, каких свет не видывал. Стерва, которую пиздец как сложно заткнуть и задобрить. Он ахуенный танцор и не менее ахуенный любовник. А еще он собственник. И Сухо его собственность. Чунмен сам это знает, почесывая чернеющие засосы по всему телу.