Они не соседи — и уж тем более не друзья.
Юнбум — это слабое тело и холодные маленькие ладони. Он терпеть не может свой болезненный, истощенный вид. Только неистово краснеет до кончиков ушей, когда почти обжигающее воздух дыхание соседского мальчика передает температуру обледенелым рукам гораздо выше их собственной. — Чертовски высохшая кожа у тебя на руках. За ними нужно ухаживать, понимаешь? Сану пальцем проводит вдоль бархатного крема, медленно набирая его на кончик и останавливаясь на запястье брюнета, — именно сейчас можно ощутить бешеный пульс внутри. Чуть вздрагивает в пояснице, заливаясь нежным, детским румянцем. Неимоверно хочется погрузиться с головой в удушающие чувства, что заставляют ком застрять в горле. И он не верит — что, если все исчезнет? Что, если это — самый дурной и опасный сон?Пожалуйста, не уходи. Ты ведь знаешь, я ненавижу быть один.
У Юнбума множество шрамов и проблемы со сном. Каждый раз, ложась в постель, оттягивает край белоснежного бинта, прикусывая до крови нижнюю губу и с привычным отвращением глядя на давно затянувшиеся раны. Теперь, в наполовину пустой комнате, лишь соседскому мальчику дозволено выдыхать в сгиб шеи брюнета свои сокровенные тайны. — Считай до десяти, пока не уснешь. Хорошо? И спустя десять секунд — непроглядная тьма, насквозь пропитанная мерзкой грязью и гнилыми воспоминаниями. Изо всех сил ворочается, ежится, сжимает между костлявыми бедрами простынь, только заснуть совсем не получается. Сану незаметно оставляет влажный след от поцелуя на слегка потном лбу и, накрывая тыльную сторону ладони юноши своей, мягко улыбается. Слова замирают на пол пути, точно застревая где-то на кончике языка. Нет, это вовсе не сон и не сладкая иллюзия, обманчиво опьяняющая мозг. Его по-настоящему полюбили — кажется, что впервые. Однажды Юнбум взглядом бежит по белой кафельной плитке, у него на плечах — легкая ткань медицинского халата. В морге холодно и невозможно дышать.Один, два, три. До скольких мне необходимо считать, чтобы ты снова коснулся меня, Сану?