Только ты.

Сигареты, по канону жанра так обожаемые маленькими школьниками и так часто используемые в ванильных пабликах наряду с дождем, подоконником, чаем или кофе. Балкон, заваленный старыми велосипедами, личными дневниками, памятными вещами и бычками. Ни разу не дождь, а ебучий туман, не рассеивающийся уже три дня подряд, мешая и так плохо видящему Стасу рассмотреть сраную пятиэтажку напротив. -Чего такой грустный, ху… -Иди нахуй. Пимп, хоть и понтовался им в видео, презирал вейп за низкое содержание никотина и дерьмовый запах. Конченков, потушив сигарету, оборачивается. -Ебаный во всех смыслах, Пемп, поздравляю с потерей анальной девственности и признанием голубизны своей ориентации. Игорь награждает любовника легким поцелуем в макушку. Теплые руки ложатся на поясницу, оплетают ее, заключая обладателя столь худого тела в самые нежные объятья. Голова Большого Русского опускается на плечо Молодого Сутенера. Босс что-то тихо мурлычет себе под нос, что-то из их совместного репертуара. Закрыв глаза, он довольно улыбается, как большой кот, объевшийся сметаны. -Ну ты же не просто так воскрес, братан. Конченков улыбается так, как только он умеет, криво, одним уголком губ, закрывает глаза, тонет в теплых и таких уютных объятиях любовника. Кладет ладонь на руку Лаврова, их пальцы переплетаются, создавая причудливый контраст между огромными, крепкими, загорелыми ладонями Игоря и тонкими, бледными, женственными руками Стаса. Быстрый, легкий поцелуй в шею, Величайший подхватывает на руки своего любовника, несет обратно в кровать. Они лежат так еще несколько часов, наслаждаясь, вдыхая запах друг друга, обнимаясь и просто любя. — Игорек, съемки. Мы же опоздали. — Позвонил еще прошлой ночью. Сказал, что набухался и завтра буду с похмелья, так что съемку перенесли. -Ах ты ебучий… Конченков тихо смеется и благодарно целует Игоря. Невесомо, нежно, воздушно. Кладет голову ему на грудь и проваливается в дремоту. Звонок телефона. Дребезжащий звук, такой противный и мерзкий, Стас давно говорил Лаврову сменить мелодию. Он резал уши, мешал воспринимать реальность. Пимп вздрагивает, открывает глаза и вопросительно смотрит на любимого. Игорь вглядывается в номер, высвечивающийся на экране телефона, свет от которого резал глаза, привыкшие к столь уютному сумраку. «Диана» Небрежно брошено сквозь зубы, со злостью и разочарованием имя жены. Нелюбимой жены. Да, Игорь уважал ее, возможно, даже боялся. Но не любил, нет. — Да, любимая? Нет, съемки идут… Да, все отлично… Тоже скучаю по тебе, солнце… Да, пока. Босс говорит это своей женщине, смотря на Стаса. Сделал акцент на слове «солнце». Хотя Пимп, скорее, походил на луну. Такой тонкий, изящный, женственный, бледный, худой. Он горел светом, отраженным от солнца, от Босса. Всегда был на заднем плане и тихо источал такое приятное, мягкое, лунное свечение, в то время как Игорь светил ярко, находясь в центре внимания. Они были настолько не похожи, насколько это вообще возможно. Но кто бы мог подумать, что Большой Русский Босс, спаситель русского рэпа, богатейший, посылающий всех нахуй, саркастичный и грубый Босс влюблен в Молодого сутенера, вечно молчаливого и грустного Пимпа, считающего деньги, поющего его бэк-вокал, делающего всякую хуету, что его потом разбирают на мемесы, считаемого среди фанатов шестеркой и обожаемого девочками до двенадцати Пемпа. Влюблен до безумия, до боли в груди, до бабочек в животе, настолько, что хочет спасать его от смерти каждую ночь, в этой самой кровати, освещаемой только его прекрасной улыбкой и ночником в виде уточки. А потом лежать весь день напролет, укутанным теплым пелдом, обнимать его, вечно мерзнущего и такого прекрасного.