Русские не сдаются

Сулу, конечно, был взбудоражен, но не так сильно, как Чехов, из торчащих кучеряшек которого сейчас можно было пружины делать. Вот насколько напряжен был Павел Андреевич – даже его волосы стояли дыбом, не говоря уже о том, как дрожали руки и блестели сизые глаза!.. – Поверить не могу, что он вспомнил, – удивленно пробормотал Сулу. Он буквально вел Чехова под ручку, потому что тот не мог поверить в свое счастье – или несчастье, – оттого, что адмирал Пайк все-таки не запамятовал о давнем предложении русского подчиненного сыграть в шахматы. Это случилось еще тогда, когда доктор Маккой неофициально протащил на Энтерпрайз отстраненного Кирка, и Чехов уже стал забывать, но… Память у адмирала Пайка была отменной. – Я тоже! Я тоже! – бормоча, ответил Чехов Сулу. – Успокойся, он тебя не съест, – уже спокойнее сказал Сулу. Шатаясь по коридорам, они все-таки медленно добрели до кабинета Пайка, и Чехов, кажется, стал немного успокаиваться. – Меня не это беспокоит! – отозвался Чехов. – В смысле, это же адмирал Пайк! Черт бы меня побрал в тот день, когда я рискнул предложить ему сыграть в шахматы на раздевание!.. – Повторяю: не съест, – тоном, каким иногда приходилось общаться с Деморой, объясняя ей элементарные правила устройства мира, повторил Сулу и встряхнул Чехова, схватив его за плечи. – Успокойся и иди, сделай его. На Чехова это подействовало странным образом: он сжал кулаки, глубоко вздохнул и посмотрел на Сулу, словно став другим человеком – куда более спокойным и сдержанным. Хватило его, однако, ненадолго. Поняв, что Пайка нет в кабинете, Чехов радостно стукнул руками в стену и обернулся: – Это знак свыше! – Нет! – возразил Сулу, схватив его снова, но на сей раз чтобы просто не дать сбежать. Он заглянул в глаза своего друга, такие красивые и такие необычные; кажется, Чехов вздохнул. Ему правда сейчас нужна была поддержка. – Ты сможешь, Павел. В конце концов, что ты потеряешь? Вы же не на выпивку будете играть. – Тут бы я победил… – Вот, правильный настрой, – сузились глаза Сулу. – Оставляю тебя здесь, ты должен выиграть у адмирала. – Это будет не так уж просто… – Да ладно тебе, что может пойти не так? Ты со мной играл на раздевание, и я остался полностью голым тогда, когда ты только форменку снял, – покачал головой Сулу и сложил руки на груди. Он был уверен, что у Чехова все получится, а вот Чехов просто смотрел ему за спину и тяжело дышал. Многозначительно. – Весьма интересные подробности, мистер… Сулу?.. – послышалось из-за спины Хикару, и тот, замерев, медленно обернулся. Кристофер Пайк стоял позади него, похоже, внимательно слушая все, что говорит Сулу. Он улыбался, и это было еще страннее. Сулу тут же дернулся. Он никак не ожидал такого вот появления адмирала. – Я слышал, что ваши навыки пилотирования улучшились в десятки раз. Поздравляю, – кивнул тот, а потом посмотрел на Чехова. – В любом случае, мне теперь даже обидно, что у вас, мистер Чехов, есть группа поддержки, а у меня нет. Во взгляде адмирала Пайка не было ни хитрости, ни лукавства, но Сулу даже будучи вне «опасности» чувствовал, что от него исходила – нет, не опасность, не угроза. Мощь. Странная, непонятная, неощутимая, но все равно присутствовавшая. – Добрый день, адмирал, – склонил голову Сулу, здороваясь, и Пайк кивнул ему. Чехов тоже не забыл: – Здравствуйте, – протянул он, пряча взгляд. – О-о, ну что вы, мистер Чехов, – поджал губы Пайк, – не бойтесь. Вы уверяли, что сможете победить меня; что же, я в себе уверен, уверены должны быть и вы. Как заметил мистер Сулу, я вас не съем. – Я не боюсь, – ответил Чехов, вскидывая голову. – Тогда прошу, – одарив молодых людей странной улыбкой, он открыл магнитным ключом дверь в кабинет и протянул руку, приглашая Чехова. Сулу едва заметно коснулся его лопаток и тихо сказал, прижавшись подбородком к плечу друга: – Удачи. Чехов только тяжело выдохнул, вдохнул и, взяв себя в руки, зашел в кабинет Кристофера Пайка. Сам адмирал, опираясь на трость, мерно проследовал за ним, а потом магнитный замок закрылся вновь, и Сулу понял, что должен оставить Павла наедине с его… противником. Противник же как раз обошел свой рабочий стол и уселся в кресло. Он не окликнул Чехова, который замер около коллекции моделей кораблей Звездного Флота, только улыбнулся краешком губ: Павел был столь юн и непосредственен, наверное, именно эти два качества и были причиной сегодняшнего его визита к адмиралу Пайку. Человек старше, опытнее никогда, даже будучи пьяным, не предложил бы сослуживцу из высшего состава сыграть в настольную игру на раздевание, но Чехов воплощал в себе одно хорошее качество русских. Он сдержал слово и не струсил. Закончив рассматривать модель старенького USS Essex NCC-173, Чехов все-таки уселся в предназначенное ему кресло напротив адмирала. Он не ощущал давления или чего-то неприятного, нет; почему-то ему стало очень хорошо наедине с Пайком, и Чехов сам не мог объяснить, почему. Быть может, потому что он уже был под его командованием, а быть может, потому что глубоко уважал его – кто знает, но все тревоги Чехова испарились в один миг, когда Пайк, до того с интересом разглядывавший молодого человека, пододвинулся ближе к столу и предложил: – Воды? Быть может, содовой? – Нет, спасибо, – отказался Чехов, решив опустить вопрос о том, откуда в кабинете адмирала могла взяться содовая. – Хорошо. Тогда давай обсудим правила. Речь вообще не шла о том, играть на раздевание или нет: Чехов по глупости допустил большую ошибку. Он поспорил со своим тогда еще капитаном перед огромным количеством сослуживцев, а Пайк с интересом воспринял его предложение – и, на самом деле, Чехов даже был этому рад. Кому еще выпадал шанс раздеть высший командный состав? Да капитан Кирк обзавидовался бы такой возможности! Эта мысль значительно подняла настроение Чехова, и он улыбнулся. – Эм, да, – согласился он легко, – я предлагаю снимать одну вещь за проигрыш в одной партии. – М-м-м, – протянул Пайк, и его глаза стали внимательно следить за Чеховым. – Вот как? Отлично. Но тогда наша игра затянется надолго, а у меня вечером важная встреча. Я хочу предложить тебе сыграть в традиционные шахматы. Чехов поджал губы, пытаясь скрыть улыбку, но вышло у него это с трудом. Поэтому он ответил: – Мне нравится эта идея. Вы же знаете, адмирал, что русская школа традиционных шахмат –самая сильная в мире, верно? – В Америке тоже было много достойных шахматистов, мистер Чехов. Посмотрим, кто лучше? –предложил он, пододвигаясь чуть ближе к столу, и Чехов, не подумав, кивнул. – Знаете, – тут же добавил Пайк, – нам обоим очень повезло, что один из моих друзей как раз недавно отдал мне одну доску. Сейчас их все сложнее найти. Чехов проследил, как адмирал медленно достал из ящика своего рабочего стола доску для традиционных шахмат, черно-белую, восемь на восемь клеток. Обитая изнутри бархатом, она держала в себе все фигуры, и Чехов едва сдержался, чтобы их не потрогать – в его детстве это были самые обыкновенные доски, полые внутри. Это же его и обрадовало: он становился все более уверенным в своей победе. При всем своем уважении к адмиралу Пайку, Павел Андреевич Чехов желал видеть его сегодня полностью раздетым. Забавно было осознавать, что Пайк думал точно так же про него. Осторожно выставив фигуры на стол, Пайк перевернул доску и положил ее перед собой. Чехов по привычке вытянул вперед кулак, но адмирал не понял, чего он хотел, и вместо этого достал из кармана монету. Неловко помолчав, Чехов убрал руку и пробормотал: – Орел. – Решка, – сказал Пайк и подбросил монету. Она упала на край доски, скатилась с него и, крутанувшись на ребре, со звоном обрушилась на стол, показывая, что выбирать цвет было на сей раз адмиралу. – Пожалуй, я возьму белые, – он принялся расставлять белые фигуры, и Чехов, немного пододвинув кресло к столу, начал разбирать черные. Они были такими гладкими и прекрасно покрашенными, что он почти влюбился. Это был не простой набор шахмат – они явно были резные, и Чехов не сдержался, провел пальцем по уздечке коня, которая на ощупь была почти как настоящая. Сложно было выпускать их из рук просто для того, чтобы поставить на доску – не говоря уже о том, чтобы хорошо сыграть. Но, к радости Чехова, адмирал Пайк, похоже, себя переоценил, поэтому, получив мат слоном, со вздохом полез под стол, расшнуровал одну из своих туфель и, показав ее Чехову, поставил около своего кресла. Чехов обрадовался, и в следующий раз Пайк получил чистый мат. С видимым усилием он избавился от второй туфли, вздохнул и положил ладони на гладь стола, внимательно вглядываясь в лицо Павла. – Вы весьма сильный игрок, мистер Чехов, – сказал он, но на сей раз улыбки на его лице не было. Пайк стал серьезнее, и у Чехова по спине пробежали мурашки от одного только его взгляда: он перестал быть игривым. Пайк стал спокойным в один миг, и за один только этот миг преобразился до неузнаваемости. Не только его взгляд – его осанка, его выражение лица, даже его дыхание, все стало иным, и это действительно взбудоражило Чехова… Как и последующий проигрыш. – Ваш черед, мистер Чехов, – подняв взгляд с доски, произнес на одном дыхании Пайк, и Чехов прикусил губу. Он слишком расслабился и позволил поставить себе мат двумя конями, что было признаком невероятной невнимательности – и адмирал этим очень хорошо воспользовался. Чехов снял сапог. Потом – еще один. Потеряв двух слонов, ферзя, ладью и почти всех пешек, он проиграл с разгромным отрывом – и под пристальным взглядом Пайка снял через голову желтую форменную рубашку. Его волосы, смявшись о воротник, тут же спружинили, и Пайк это подметил – а Чехову стало не по себе… Но как-то хорошо не по себе. Впервые за пределами своей шахматной школы он встретил действительно сильного противника, и, более того – позволил себе пойти на поводу у куда более дальновидного адмирала, а теперь расплачивался за это. Боже, адмирал Пайк действительно был умен и расчетлив – конечно, как бы иначе он получил свое место?! Со стороны Чехова было глупо недооценивать его, а еще глупее – надеяться, что он сможет игнорировать свои мысли. Один человек – возможно, русский, – сказал: «Умный – новый сексуальный», и адмирал Пайк, черт возьми, был одарен умом, как никто другой. В тот момент, когда Чехов осознал это, у него пересохло во рту, и он даже не сразу смог снять свою черную футболку, которую носил под формой. – Что-то не так, мистер Чехов? – поинтересовался Пайк. Он, наверное, почувствовал радость Чехова тогда, когда они решили играть в традиционные шахматы, и ему очень захотелось сбить с энсина спесь. Вполне возможно, что, наоборот, его искренне волновало то, что происходило у Павла в голове, но вот русский был уверен: лучше адмиралу этого не знать. – Нет, ничего, – ответил ему Чехов, чувствуя, что пальцы, сжимающие край футболки, чуть подрагивают. – Просто вы… Смотрите очень пристально. Пайк прижал ладони к столу и чуть подался вперед, медленно произнеся: – Так разве не в этом прелесть? Или что-то изменилось с тех пор, как я играл на раздевание, когда учился в академии? – сказал он, и его взгляд скользнул с лица Павла на его впалый живот. – Снимайте футболку, мистер Чехов. Его голос, ставший низким, бархатным, будто проник под кожу Чехова, и он прикусил губу. Футболку он снимал медленно, словно растягивая само действо, а потом, повесив ее на спинку стула, посмотрел на Пайка. Тот за все время ни разу не моргнул – настолько пристальным было его внимание, и Чехову это даже польстило. Он любил людей умных и обладающих силой, а у адмирала Пайка было много и того, и другого. Ему не требовалось даже прикасаться к Павлу, чтобы он почувствовал, что просто не может отказаться – и это казалось Чехову самым важным. Еще никогда Чехов не оставался с такими людьми, как адмирал Пайк, с глазу на глаз. Взгляд Пайка проскользил от головы Чехова до его бедер – вновь, медленно, словно оценивая, и он удовлетворенно вздохнул. – Вы прекрасно сложены. – Б-благодарю, – дрогнул голос Чехова, потянувшегося к доске. На сей раз, битва продолжалась целых двенадцать минут, и Чехов почувствовал, что его действительно просто уничтожают. Ценой проигрыша стал носок, потом еще один и, наконец, от брюк тоже пришлось избавиться. Под все тем же пристальным взглядом Кристофера Пайка, следящим, заинтересованным и проникновенно-глубоким, которому, казалось, уже и одежда помехой не была. – У вас остался лишь малый шанс отыграться, – снисходительно произнес Пайк и осторожно отставил свою трость немного в сторону. – Воспользуйтесь им. – Я пытаюсь сделать это каждой партией, адмирал, – кротко ответил ему Чехов и нервно провел пальцами по своим кудрям, смотря на доску, куда выставлял свои фигуры. Игра началось вновь – с пешек, слонов и коней, а закончилась… Как все, кроме двух первых – Чехов проиграл. Пайк тихо рассмеялся, на миг теряя всю свою суровость и серьезность, а потом протянул ладонь энсину: – Что же, мистер Чехов, я жду, – тем не менее, жест этот получился крайне элегантным. Ладони Чехова дрожали сильнее, чем прежде, и он глубоко выдохнул, чтобы взять себя в руки. Сулу говорил, что он сможет рассказывать всем, как раздел самого адмирала Пайка – но, похоже, оба они недооценили этого мужчину, который сейчас приложил ладонь к своему лицу, но продолжал сквозь пальцы следить за тем, как Чехов медленно снимал с себя нижнее белье. Да, Пайк опять смотрел. Это было… Странно, вот так стоять перед взором умудренного человека абсолютно голым и беззащитным, и Чехов обнял себя руками и немного покраснел, отведя взгляд. Он уселся обратно в кресло, устроился боком и прижал колени к груди, надеясь, что хотя бы так не будет выглядеть слишком пошло, но вместо этого… Почувствовал, как приятно было быть таким. Без одежды. – Так вот что чувствуют нудисты, – пробормотал он тихо. Пайк улыбнулся. – Ваша фигура действительно прекрасна, энсин. – Спасибо. Жаль, что я не могу сказать то же самое о вашей, – ляпнул Чехов, не подумав, но уже спустя секунду мысленно проклял себя на всех русских диалектах. – О, о, адмирал, – Пайк даже не заметил подвоха, кажется, но Чехов сам себя прикончил, – я имел в виду, что мне жаль, что вы одеты… Пайк покачал головой, а Чехов тут же захлопнул рот, еле сдерживаясь, чтобы не заскулить, потому что лучше от этого не стало. – Ну, – кивнул Пайк, забирая со стороны Чехова свои черные фигуры, – я не собираюсь останавливаться. Было бы нечестно не дать вам шанса отыграться, как считаете? – аккуратно выставил он обоих коней на их клетки. – Вы теперь в более выгодном положении, мистер Чехов: терять вам нечего, в отличие от меня. «А это значит, что теперь можно рисковать», – закончил за него про себя мысль Чехов. Он прикусил свои тонкие губы и расставил белые фигуры со своей стороны, но, лишь занеся руку для того, чтобы сделать ход, понял: нет, это вовсе не означало, что теперь выиграть будет проще. Адмирал Пайк продолжал переставлять фигуры так же продуманно и четко, словно это было его обыденностью: играть с обнаженными молодыми людьми. Но он практически не обращал внимания на доску, и теперь от его взгляда Павлу становилось действительно жарко. Он практически чувствовал прикосновения Пайка к своему телу, он думал об этом и оттого лишь острее ощущал, насколько же явным и неприкрытым был интерес адмирала. Странно, но Пайк не позволил себе ничего, кроме невинного созерцания, но после того, как на Чехова в очередной раз снизошло осознание очевидного – ума Пайка, его силы и контроля, – уже и этого было достаточно, чтобы заставить Павла с трудом размыкать губы, вдыхая. Перед его глазами будто встала пелена, и игра превратилась в минное поле, ведь доску Чехов едва видел. С каждым новым ходом браться за фигуры и передвигать их было все сложнее, а сохранять лицо – тем более; кресло, предложенное адмиралом, было холодным, и Чехову казалось, что оно становилось все холоднее. В какой-то момент его бедрам стало так горячо, что он просто не мог сидеть на нем – кожа, которой кресло было обито, обжигало Чехова своим холодом, и он через полуприкрытые глаза пробормотал: – Сдаюсь. – Не-ет, – протянул Пайк. – Серьезно, адмирал, я не… – Чехов мазнул влажным языком по губам, – я не вижу решения. Он опустил взгляд, и, пусть и до того ничего не замечал, теперь вовсе перестал видеть доску. Взгляд его уткнулся в острые колени, подведённые почти к подбородку, и Пайк печально покачал головой. – Как же так? Я думал, русские не сдаются, мистер Чехов. И сказано это было с укором. Чехова будто кольнуло чем-то, и он ерзанул голыми ягодицами по креслу, а потом, поджав губы, вновь поднял взгляд на доску. Пайк кивнул ему, такой же спокойный и сдержанный, такой же наблюдательный, и Чехов лишь с тихим стоном отвел взгляд – а адмирал покачал головой: – Вы можете поставить мне мат в два хода, энсин. Прямо сейчас. – А я думал, – какими сухими были губы Чехова! – что поддавки – это только русская забава. – Я не поддаюсь, я просто совершил одну ошибку четыре хода назад… И лишь сейчас увидел последствия, – прижал ладонь к своей щеке Пайк, и взгляд его, обжигающий, но в то же время такой холодный, снова прошелся по всему телу Чехова. – Быть может, если вы посмотрите на ситуацию с моей стороны, то поймете, как победить? Чехов почувствовал, что даже сглотнуть ему стало сложно. Он прекрасно понимал, что сейчас у него не только щеки красные, но и уши, и, быть может, даже грудь – но Чехов точно так же понимал, что может совершить несколько поступков. И от каждого из них пойдет своя линия развития событий. Ему предстояло выбрать ту, к которой больше лежала душа, и Чехов, черт возьми, не был трусом, чтобы признаться себе в очевидном: адмирал Пайк в его глазах был очень привлекателен, иначе его взгляды не значили бы для Павла абсолютно ничего. Медленно, Чехов поднялся с холодного кресла, и его коже стало чуть теплее. Это было такое странное чувство, но, если бы Чехову удалось раздеть адмирала в ответ, ему было бы куда приятнее, ведь, если честно, ощущения были просто потрясающие. Сейчас же ему нужно было просто обойти стол адмирала и осторожно взглянуть с его стороны на доску, чтобы понять, что конкретно он… видел. Но Чехов решил пойти по иному пути – пути совершеннейшего игнорирования субординации. Адмирал Пайк молча выдохнул, когда Чехов уселся ему на колени. Сначала словно между делом – будто бы это было возможно!.. – но одного взгляда на доску ему хватило, чтобы понять: он все еще не понимает, о чем говорил адмирал. Это означало, что могли найтись занятия поинтереснее, и Чехов старался не думать о том, что может сказать о его действиях Сулу. У Сулу бы явно мысли смешались от такого рассказа. Чехов поудобнее устроился на коленях адмирала. Ткань его брюк была не такой приятной, как кожа кресла, но зато Чехов смог откинуться назад, на грудь Пайка, прекрасно понимая, что, несмотря на все свои действия, он все так же оставался ярко-алым. Наконец, Пайк разомкнул губы. – Правила этой игры не меняются с поколениями, да? – произнес он строго, и Чехов едва подавил в себе желание тут же встать рядом с ним и вытянуться по струнке. Нужно было просто… перебороть этот страх. Кристофер Пайк был человеком слишком умным, чтобы не предвидеть такого поворота. Он уже много раз доказал это Чехову. Его руки дрожали еще тогда, когда Сулу пожелал ему удачи за дверьми кабинета, но именно этими руками Чехов прижался к телу Пайка, а потом, прикусив тонкую губу, скользнул и ниже, коснувшись, наконец, паха адмирала. Ему сейчас светил выговор и отправление обратно в академию, и Чехов это прекрасно понимал – но это же его и заводило. Не запретность – а сам факт того, что именно этот человек мог при всем желании ради него созвать хоть трибунал. У Пайка были и возможности, и мотив, но он просто коснулся холодной рукой бедра Чехова. – Энсин, вы же понимаете, что в любом случае не получите повышения или иных бонусов, кроме приятного – вероятно, – времяпрепровождения, если продолжите меня… провоцировать? – уклончиво, но весьма заинтересованно спросил он. «Интересно, этим же голосом он поучал капитана Кирка?» – мелькнуло в голове у Павла. Он повернулся лицом к Пайку – и столкнулся со сталью его взора, нет, не сталью, а серым шелком, который начал окутывать сознание Чехова за один лишь только миг. Больше Пайку было ничего не нужно. – Понимаю. И еще раз потер ладонью пах адмирала через брюки. О себе он не беспокоился – одного взгляда Пайка на промежность Чехова хватило, чтобы он пробормотал: – Весьма польщен, – и горячим дыханием опалил плечо энсина, когда тот, не оттягивая времени, расстегнул молнию на брюках. Разумеется, не своих – на нем их просто не было. Так он смог лучше прочувствовать ладонью, что скрывало нижнее белье адмирала Пайка, и, похоже, впечатляющим был не только его ум. Пайк снова шумно выдохнул, а потом, прижав одну ладонь к прессу Чехова – отчего у того все еще сильнее разгорелось в низу живота, – другой рукой потянулся к ящику своего стола и, недолго поискав, извлек оттуда небольшую баночку. Чехову хотелось, чтобы эти объятия, столь странные и непонятные, продлились подольше, ведь, говоря по чести, еще никогда ему не было так же спокойно, как на груди у Пайка и с его ладонью на своем впалом животе. Убрав руки, Чехов потерся бедрами о Пайка, не пытаясь его возбудить, а уже просто провоцируя. Так торопился Павел Андреевич – а Пайк настойчиво вложил баночку со смазкой в его ладонь и, прижавшись подбородком к плечу Чехова, тихо произнес: – Будьте добры, мистер Чехов. И прошу – не прокусите свои губы. Чехов тут же разомкнул челюсти, но на нижней губе его остался явный след; он мазнул языком по нему, да так, чтобы Пайк точно увидел, и еще больше заалел, хотя больше, казалось, было просто невозможно. Горели не только его бедра и пах, и уши, и лицо – Павел весь состоял из смущения и в то же время желания, а еще – нового чувства. Была ли это смелость? На то, чтобы пойти на такое, смелость требовалось, и Чехов отступать не собирался. Чувствуя, как легко надавливает ладонь Пайка на живот, как сильнее он прижимает его к себе, энсин просто таял – а потому ему захотелось перестать медлить. Без лишних слов он открыл баночку, протянутую Пайком, и погрузил пальцы в смазку, что была внутри – прохладная, густая. Чехов почувствовал себя куда лучше, когда она оказалась в нем, в горячем нутре, которое последний раз испытывало подобное лишь в академии Звездного Флота. Он уже успел и забыть, каково это – растягивать самого себя пальцами; как это приятно и нежно, но если кто-то наблюдает – очень возбуждающе и в разы более чувственно. Двух пальцев всегда было недостаточно, а трех – слишком много для подобного. Чехов решил остановиться на двух, несмотря на то, что адмиралу в годах явно было чем его удивить – и понял, что не ошибся, когда, внимательно проследив за энсином, Пайк просто взял его руки и одним сильным движением поднял его, сам вставая и прижимая Павла к столу. Одна из его ладоней легла Чехову на шею, в то место, где заканчивались его обворожительные кудряшки, и именно там всего на секунду стало горячее. Чехов обернулся и мазнул языком по губам; он знал, что его взгляд был невинным, как и он сам, по большей своей сути. Чехов не считал себя охочим до половых удовольствий, но никогда и не отказывался, пусть факт и оставался фактом: опыта у него было мало. Вжиматься щекой в холодную столешницу было до странного приятно – вместе с контрастом горячих прикосновений к шее и между лопаток. Пайк просто смотрел на него – как и пять, десять, пятнадцать минут назад, смотрел так, словно уже взял Чехова на этом столе. Если бы Пайк смотрел на него так еще чуть дольше, Чехов бы и сам в это поверил, но ладонь с его спины исчезла. Шум ткани говорил сам за себя – Пайк чуть приспустил брюки, но лишь на несколько сантиметров, очевидно, для удобства, а потом, навалившись на Чехова всем телом, потерся пахом о его ягодицы. Между его ягодиц, и Чехов тут же вздрогнул, прогибаясь и подаваясь назад, вслед за Пайком. Ему на секунду показалось, что Пайк уже был в нем – такова была сила взгляда адмирала, – но сейчас между ними была одна лишь ткань. И Пайк никуда не торопился. Он склонился над Чеховым, и тот почувствовал холод треугольного значка, прижимающегося к разгоряченной коже. – Посмотрите на доску, мистер Чехов. Сделаете правильный ход – я сниму нижнее белье, – низко, бархатно прошептал Пайк ему на ухо, почти нежно и почти целуя, но лишь почти. Чехов перевел взгляд на доску. Она была перед ним, буквально – в сантиметрах двадцати, и с такого ракурса он действительно видел игру иначе. Он понял, что положение Пайка было не таким уж хорошим, что, по-хорошему, пора было сдаваться,– так почему же он не мог этого понять на своем месте?.. Наверное, он просто не хотел понимать. – Ну же, мистер Чехов, – вновь прижался к бедрам энсина Пайк, и ладонь, которой он опирался на столешницу, чуть побелела. – Не заставляйте меня ждать. Чехов моргнул и пошел конем на А6, а в следующий миг вжался всем телом в стол, чувствуя безо всяких взглядов, что на сей раз адмирал Пайк точно взял его. Сколько бы Чехов ни пробовал, сколько бы ни вспоминал, но ощущение крепкого члена внутри себя каждый раз были иными, даже если это был один и тот же человек, одна и та же поза, один и тот же мотив. Дыхание Чехова сорвалось, и он чуть привстал на носочках, а потом, почувствовав горячую ладонь на своем бедре, выдохнул долго и мерно. Всего один раз. Тепло Пайка, идущее от его рук, будто лишало Чехова даже желания шевелиться или – упаси боже, – сопротивляться. Он лишь вновь прикусил губу, а потом из него выбили воздух одним толчком, когда Пайк, сильнее надавив на шею энсина, произнес: – Король на А8. Чехов молча переставил фигуру по клетке, и больше Пайк давать ему размышлять не собирался. Он вошел снова, и еще, и Чехов проглотил просящийся сорваться с губ стон – это было так странно, но он и думать забыл о том, что что-то нарушил. Сейчас ему просто было хорошо, и Чехов был очень благодарен Пайку за это, ведь он прекрасно понимал, что адмиралу было сложно даже стоять. Поэтому он не был против того, чтобы Пайк опирался на него, вдавливал его в стол и размеренно, методично и глубоко имел, неторопливо, но верно заполняя Чехова изнутри и заставляя его не только размыкать влажные губы, но и скрести короткими ногтями по столу, поддаваясь, подставляясь. Да, в том, чтобы принимать адмирала Пайка, было особенное удовольствие для Чехова – непонятное, закрытое от него самого, почти тайное. Были ли все адмиралы такими? Чехову казалось, что нет, или ему просто хотелось в это верить, но конкретно Пайка и его члена ему сейчас было более чем достаточно, а еще – его горячих рук, громкого дыхания и этого чертового взгляда, который Чехов ощущал даже спиной. Если бы не взгляд серых глаз, он бы продержался дольше, но, видимо, не судьба – и Чехов кончил, Пайк же – вслед за ним, внутрь. Нетвёрдой рукой, он все-таки смог пойти слоном на С6, ставя адмиралу Пайку мат слоном и конем. Тот, тяжело дыша, расстегнул свой мундир и без лишних проволочек бросил его на стул позади себя, произнеся немного надрывно: – Весьма недурно, мистер Чехов. Чехов все еще чувствовал его в себе, и это было чертовски приятно. – Вы тоже были хороши, – обернулся он через плечо, все еще вжимаемый ладонью Пайка в стол, и тот нахмурился, а потом усмехнулся. – Я про шахматную партию. – О… Оу, – вытянулись в трубочку губы Чехова, и он тут же нервно их поджал, – ну… Так я тоже. Вечером Чехов был занят: он пришел в гости к Сулу. За то время, что они провели в космосе, Хикару сотню раз успел пригласить его на семейный ужин, ну а Чехов – столько же раз согласиться; теперь он был очень рад, что проводил этот вечер именно так. Вряд ли было бы лучше пойти в бар и наткнуться там на доктора или капитана, или доктора и капитана, верно?.. Спагетти с трюфелями были просто объедение, о чем Чехов тут же поспешил сообщить. – Великолепная паста. – Спасибо, я рад, – ответил ему Бен, коротко улыбнувшись, а потом, съев еще вилку, внимательно посмотрел на Павла. Маленькая Демора сидела рядом и резала мясо, потому что, как и многим детям, грибы ей были не по вкусу, а Сулу… Он просто следил, чтобы ребенок случайно что-нибудь и себе не отрезал. – Кстати, Павел. Хикару говорил, что ты сегодня играл с адмиралом Пайком в шахматы. Вилка замерла в паре сантиметров от губ Чехова, и он нервно провел рукой по своим кудряшкам. – Да, было такое, – сказал он наконец. – И как? – подал голос Сулу. Демора, покосившись на гостя, начала поглощать еду так, словно у нее в желудке открылась черная дыра, и он тут же подложил дочери еще немного спагетти. – Я надеюсь, ты… победил, – многозначительно произнес Сулу, пристально глядя на Чехова. – Ну, к сожалению, проигравшим был я, – отвел взгляд тот. – Но я хорошо провел время, адмирал – очень… интересный человек. Бен покосился на мужа, тот – опять на Чехова, а уже тот посмотрел на Демору. Девочка, почувствовав внимание к своей персоне, решила завершить цепочку и глянула на Бена, а тот вздохнул. – Ладно, поговорим позже. – Я обещал ему интересную историю, прости, – тихо произнес Хикару. Чехов почувствовал, какими большими стали его глаза, и поджал губы, кивая. И просто сказал в ответ: – О-о-о, она будет интересной, поверь. И снова отправил в рот вилку со спагетти и трюфелями.