И кто тебя выдержит?

Яркий свет резанул по глазам, и М-21 на мгновение зажмурился. В томографе его глаза успели привыкнуть к полутьме, и яркий искусственный свет белоснежной лаборатории требовал несколько секунд на привыкание. Оборотень сел на столе, наблюдая за тем, как Франкенштейн просматривает результаты исследования. В лаборатории стояла тишина, только едва слышно шелестели и попискивали знакомые, но непонятные приборы. Зашуршал принтер, выдавая Франкенштейну несколько покрытых мелким шрифтом листов. Учёный поправил очки, пробегая глазами по строчкам. Двадцать первому всегда было интересно, почему тот не исправит себе зрение, но спросить он не решался, опасаясь во что-нибудь вляпаться. Если бы Франкенштейн мог – он бы давно уже отказался от очков. - Так, данные биохимического анализа крови готовы, - блондин поднял голову от листа и из-под очков посмотрел на оборотня, улыбаясь странной улыбкой, от которой двадцать первому сразу стало не по себе. – М-21, ты не чувствовал последнее время каких-либо изменений в своём самочувствии? - Нет, - оборотень отрицательно покачал головой. – Всё в норме. Франкенштейн улыбнулся ещё более загадочно, но промолчал, отпуская М-21 из лаборатории. Не пройдя и нескольких шагов, М-21 облокотился на стену, стараясь дышать медленно и глубоко. Перед глазами всё ещё стояло гладкое запястье Франкенштейна, которое обнажил задравшийся край белоснежного халата, золотистые локоны, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам… И если бы подобное он замечал только у Франкенштейна! Организм требовал весны, остро реагируя на всё, что попадало на глаза, так что каждый день в школе, где так много молодых симпатичных девушек в коротких юбках, бросающих недвусмысленные взгляды на «Аджосси», превращался в медленную пытку. А тот же Тао сам не понял, как ему повезло утром, когда он явился будить Двадцать первого в одной широкой сползшей с плеча футболке… М-21 перевёл дыхание и отправился в гостиную, где его ещё ждала уборка. Тем более что он собирался дождаться, когда остальные уснут, и только тогда лечь. Видеть никого не хотелось, как и разговаривать с кем-то, особенно если учесть, в какую сторону могли поползти мысли. Без детей в доме было тихо, и свет погасили довольно рано, отправившись спать. Оборотень сидел в темноте и тишине, наслаждаясь наступившим умиротворением. Шорох из коридора раздался неожиданно, заставив Двадцать первого вздрогнуть. - Франкенштейн, это ты? – М-21 поднялся, направляясь к выходу – пересекаться с учёным наедине не хотелось. Но блондин уже успел войти, и теперь преградил дорогу М-21 почти у самого выхода. Оборотень сделал шаг в сторону, пропуская вперёд учёного и собираясь уйти. - Постой. Франкенштейн развернулся, обходя оборотня, и теперь тот фактически оказался между учёным и стеной. Двадцать первый неслышно выругался. - Что? – совершенно невежливо огрызнулся оборотень, но Франкенштейн даже не отреагировал на подобный тон: - Неужели вот так и уйдёшь? – в его голосе звучала то ли улыбка, то ли насмешка. М-21 сжался, как перед атакой. - И вот только не надо говорить, что тебе ничего не хочется, - блондин сделал шаг вперёд, почти вплотную подходя к оборотню. Даже в темноте тот прекрасно видел его лицо с мягкой улыбкой, вьющиеся у щеки волосы. А острого нюха коснулся запах Франкенштейна, смешанный с резким ароматом одеколона и едва уловимым – химических реактивов. У М-21 перехватило дыхание, а сердце застучало в два раза чаще, несмотря на все попытки его успокоиться. - Будто бы я не знаю, как ты сейчас меня хочешь, - Франкенштейн наклонился к уху Двадцать первого, так, что оборотень почувствовал, как кожу обдало тёплым дыханием. – Я видел анализы твоей крови, - голос учёного опустился до барханного шёпота, в котором явственно проскальзывали соблазняющие нотки. Франкенштейн едва заметно качнул головой, так, чтобы мягкая прядка скользнула по щеке оборотня. М-21 едва не взвыл, единственное, что останавливало готовое сорваться тело – разум, не желающий неприятностей. Правда, и он уже был готов послать всё к чертям. – Представляю, каково тебе сейчас приходится… Франкенштейн совершенно точно издевался. Чувственный, дурманящий голову смесью соблазнительных запахов, он стоял так близко, что М-21 мог почувствовать исходящее от него тепло, его гортанный шепот, будто предлагающий продолжить едва начатое прямо здесь и сейчас, вызывал почти болезненное чувство внизу живота, и Двадцать первый уже не слышал, что говорит ему учёный, единственное, о чем он думал – это о том, что если Франкенштейн сделает сейчас хоть полшага вперёд, он совершенно точно ощутит желание оборотня. - Не твоё дело! – наплевав на все возможные последствия, М-21 оттолкнул от себя Франкенштейна и быстрым шагом, едва не срываясь на бег, вылетел из гостиной. В комнате для гостей было тихо и прохладно – из открытого окна в комнату лился пронизанный лунным светом воздух. М-21 решил пока не возвращаться в их общую спальню – он хотел подумать, и не желал случайно разбудить товарищей. Что Франкенштейн от него хотел? И как теперь завтра утром смотреть учёному в глаза, если память тут же подбросит пряно-острую смесь одеколона и лабораторных кислот? М-21 выдохнул, отгоняя прочь ненужные мысли. И не сразу понял, что запах ему не почудился – опершись о косяк, в комнате стоял Франкенштейн. - Как некрасиво разговаривать подобным тоном с непосредственным начальством, - хмыкнул учёный, и М-21 и сам не заметил, как совсем по-волчьи оскалился. - Извини, но я предпочёл бы сейчас побыть один. - Да? – блондин усмехнулся, - а вот кое-что мне говорит об обратном. Двадцать первый понял, куда направлен взгляд Франкенштейна, и мысленно выругался. - Тебе-то какое дело? - Видишь ли… - учёный неспеша подошёл к оборотню, встал напротив, нависая, скрестил на груди руки, - когда я вижу, какими голодными глазами ты на меня смотришь… - он не закончил предложения, вместо этого ухватил М-21 за подбородок, чуть приподнимая его, чтобы поймать взгляд оборотня, - я ведь сейчас совершенно точно знаю, как у тебя сердце колотится… И дыхание срывается, верно? – он наклонился к М-21 так близко, что его лицо расплывалось перед глазами, и Двадцать первый со всей остротой почувствовал, что сейчас случится. Сухие губы Франкенштейна накрыли его собственные, чужой язык властно проскользнул внутрь, заставляя зубы разжаться, пропустить ещё глубже. Целовался Франкенштейн невероятно - за долгую жизнь он явно успел поднабраться опыта. Оборотень отвечал не так умело, зато жарко и напористо, жестко, почти что перехватывая инициативу. Мысли испарялись из головы, оставляя только желание, и вот М-21 уже вцепился в рубашку Франкенштейна, почти что опрокидывая его на себя, заваливая набок, подминая. - Неплохо, - выдохнул учёный, когда оборотень, наконец, оторвался от него. На его губах играла предвкушающая улыбка. – Но ты ведь не собираешься останавливаться на достигнутом? Руки Франкенштейна скользнули по бедрам оседлавшего его Двадцать первого. М-21 вновь наклонился к губам учёного, но теперь он опёрся о локоть, другой рукой бессистемно блуждая по телу Франкенштейна, то очерчивая ладонью твёрдый торс, то пропуская между пальцев светлые мягкие пряди волос. Учёный жестко вцепился рукой в волосы на затылке оборотня, дёрнул назад, вынуждая перевернуться. Теперь уже он был сверху, и М-21 только криво ухмыльнулся, встретив повелительный взгляд Франкенштейна. Блондин, устроившись удобнее, быстро скинул пиджак, затем принялся расстёгивать рубашку. Её полы распахнулись, обнажая светлую кожу. М-21 неосознанно облизнулся, его взгляд был прикован к пальцам Франкенштейна, принявшимся теперь за рубашку оборотня. Наконец, ненужная одежда была снята, и М-21 вновь привлёк к себе блондина. Обеими руками он зарылся во вьющиеся пряди, сминая и путая их, пока Франкенштейн, нависая над ним, скользил губами по губам, подбородку, груди оборотня. Руки Двадцать первого прошлись по обнаженной спине Франкенштейна, оставляя под пальцами на коже розовые полосы, скользнули было ниже, но учёный только прорычал ему в ухо: «Что это ты собрался делать?». Ладонь блондина жестко стиснула пряди на затылке оборотня, Франкенштейн резко дёрнул рукой назад, вынуждая Двадцать первого откинуть голову, сильно прикусил обнажившуюся шею. - Чёрт… - прорычал М-21, когда Франкенштейн перевернул его на живот, не давая и шанса на сопротивление, вдавливая в постель, и принялся одной рукой стаскивать с него брюки. – Пусти! - Не бойся, будет не больно, - мягким до издёвки голосом пропел учёный, отправляя остававшуюся на М-21 одежду на пол. – Ты ведь этого хочешь, правда? У тебя же стоит так, что больно? – Франкенштейн провёл рукой по члену Двадцать первого, и тот только прохрипел сквозь зубы неожиданный стон. – Я помогу сбросить напряжение. Он расправился и со своей одеждой, и теперь между ягодиц М-21 скользнули измазанные в чем-то скользком пальцы. Он попытался вывернуться, но Франкенштейн прижал за загривок оборотня, как пса вжимая его в постель. И М-21 подчинился, позволяя пальцам заскользить у входа, с удивлением почувствовал, что необычные ощущения только усугубляют и без того тягучие ощущения в паху. Поначалу пальцы Франкенштейна просто скользили рядом, дразнили, распаляли, и М-21 едва не взвыл, пока один из них легко не проник внутрь. За ним второй, третий. Двадцать первый сжался, ощущения были необычными, но приятными, хоть он и чувствовал, что пальцев недостаточно, хотелось большего, и оборотень в нетерпении рыкнул: - Ну?! Где ты там?! Франкенштейн вошёл одним слитным движением, М-21 вздрогнул, дёрнулся, но тут же расслабился, позволяя учёному двигаться внутри. Но тот остановился, отстранился, но всего лишь затем, чтобы перевернуть оборотня на спину. - Хочу видеть твоё лицо. Франкенштейн развёл ноги Двадцать первого в стороны, наклонился над ним так, что их лица почти касались, и не отрывая взгляда от его глаз, вновь плавно вошёл и начал двигаться, всё ускоряя ритм. Оборотень едва сдерживался, чтобы не кончить прямо сейчас, в паху и ниже спины горело, мысли путались и затуманивались, он впился пальцами в спину Франкенштейна, не замечая, как его руки покрываются шерстью, отрастают когти. Учёный двигался уверенно, сильно, проникая так глубоко, как только мог, и оборотень уже, не сдерживаясь, гортанно рычал, вонзаясь удлинившимися клыками в плечо Франкенштейна, оставляя на его спине кровавые полосы, впиваясь когтями в движущиеся бёдра учёного. Метаморфоз произошёл неконтролируемо и резко, вместе с охватившей тело почти что животной страстью, под клыками брызнула кровь, размазываясь по следам от глубоких укусов. М-21 подавался навстречу Франкенштейну, выгибался, впивался когтями, требуя разрядки и прося ещё. Ладонь учёного легла на его член, и М-21 не выдержал, ощущая, как, наконец, находит выход звенящее напряжение. Франкенштейн тоже подался вперёд, замирая, а после – упал на простыни рядом с М-21. По телу растекалась невероятная тяжесть и усталость, но они были тягучими и приятными, хотелось лежать, растянувшись, не думая ни о чём. М-21 повернул голову в сторону Франкенштейна, и его умиротворённость как рукой сняло. Он смотрел на покрытые затягивающимися глубокими укусами окровавленные плечи учёного, а что творилось на спине и бёдрах – даже представлять не хотелось. «Он меня убьёт…» - судорожно подумал М-21. - Теперь ты понимаешь, почему я не хочу пускать тебя к школьницам? - на редкость безмятежным и спокойным голосом спросил Франкнштейн. – Тебя выдержит не всякий. М-21 представил, что произошло бы, таки затащи он одну из девушек в подсобку – а некоторые были совсем не против – и содрогнулся. - А тебе оно зачем? - Во-первых, мне совсем не улыбается иметь под боком желающего вязки оборотня, - ухмыльнулся Франкенштейн в ответ, - а во-вторых, меня самого не всякий выдержит… - вот теперь ухмылка учёного приобрела тёмный оттенок. Франкенштейн потянулся, сел на постели, шаря по полу в поисках одежды, и его взгляд неожиданно упал на постель. Учёный потемнел в лице. Только тогда оборотень заметил кровавые пятна по всем простыням, будто здесь лишили невинности скопом пару десятков девственниц. - А вот простыни ты мне лично перестираешь, - «добреньким» голосом проговорил Франкенштейн. М-21 не противился. Жизнь дороже. Если понравилось - поставь плюс, порадуй автора! )