Прощальный отблеск

Неприятно, когда обнаруживаешь, что за тобой тайно наблюдают. Незаметно для тебя возникает неуютное ощущение уязвимости и ёрзает где-то в подкорке, пока не осознаешь, что больше не один. Тебя словно ощупывает что-то невидимое. Ты под прицелом. Под пристальным взглядом стен или окон… Или зеркала. Вера как раз приводит себя в порядок после клиента. Когда она понимает, что за ней наблюдают, то рука с пуховкой застывает у лица лишь на секунду. Взгляд приобретает жёсткость и холодность. - Чем обязана твоему пристальному вниманию? – с профессиональным равнодушием интересуется девушка, продолжая пудриться, у собственного отражения. Из зеркала в ответ льётся небрежный голос: - Напомни мне, пожалуйста, но я вроде как-то связана с зеркалами? Это, типа, моя родная стихия, - раздаётся короткий смешок. – А значит, совершенно естественно, что я могу появляться, если захочу, везде, где есть зеркала. Это как щёлкать каналы по телевизору, когда становится скучно – ещё одно хобби, помимо убийств. Что же меня должно остановить?.. О, этот голос... С невообразимой лёгкостью прокатываясь от лениво-вкрадчивых интонаций, от сладкого яда до хищного ликования - голос Кровавой Мэри всегда так быстро нащупывает в душе чувствительные места, так беспрепятственно проникает внутрь. То же касается и взгляда – выразительный, свинцовый, он словно что-то ищет в собеседнике, прижимая его. Вера всегда лишь раздражается от этого, чувствуя себя так, словно чужие пальцы роются во внутренностях. И она понятия не имеет, что Мэри от неё нужно. - Просто мне показалось, что ты появляешься в моём зеркале не первый раз. Не насмотрелась? – голос Веры начинает звучать напряжённее, пока она красится как ни в чём не бывало и не вглядывается никуда, кроме своего лица в зеркале. Получается машинально и поверхностно под взглядом зрителей. - Ну, я не знаю, может быть. Надеюсь, мне не нужно предъявлять особые права, чтобы смотреть на тебя? Мэри зачем-то надумала проявиться, и Ослиная Шкура не смогла не посмотреть на её пристальные глаза, в которых прочно засела извращённая дикость. Чем-то они притягивают против воли. - Это попахивает чем-то очень нездоровым, - крайне недружелюбно сообщает Вера. Она освежила макияж на глазах, нанесла заново помаду и теперь убирает предметы косметики не спеша. Мэри наблюдает за ней с усмешкой – эдакая хозяйка положения, которая не собирается ни на йоту менять своих действий, несмотря на помеху. Похвально. Этим-то Вера её и занимает – умением возмущаться и в то же время оставаться невозмутимой. - Звучит действительно как что-то предосудительное. А я всего лишь заглянула в гости! Брось, дорогая, - вкрадчиво и быстро произносит Королева зеркал. - Тебе ли стесняться чужого взгляда? Колкость попадает в цель. - Может, ещё и снимешь меня на ночь? – шипит Ослиная Шкура. Это вырвалось от негодования. Но ведь и правда. Ей ли стесняться – с такими-то гостями. - Да, конечно, если захочу, то именно так и сделаю, - ничуть не смущается Мэри. Ночь продолжается. Джорджи, кажется, позвал её. Нетерпеливый, как всегда. Вера считает, что разговор окончен. *** Сначала казалось, что дома можно выдохнуть с облегчением и хотя бы ненадолго стать, наконец, человеком с правами и желаниями. Самые неприятные мысли словно не могут переступить за порог квартиры, и остаются за её пределами. Терпеливо ждут, когда Вера выйдет. Но вот, стоя в ванной и раздеваясь, чтобы смыть потоками с себя утомление и настойчивую грязь Фейблтауна, она замечает, что тишина подозрительно сгустилась и почти гудит. Это что-то на уровне догадок и интуиции, но игнорировать не получается. Вера тут же отскакивает прочь с глаз зеркала. Раздаётся – на грани слышимости – смешок, и негодование стреляет в голову. - Это точно уже ненормально, - гневно бросает Вера и завешивает зеркало полотенцем. В другие разы она выключает с резким щелчком свет и мысленно желает Мэри каких-нибудь страшных пыток. Прекрасно, теперь и дома не так спокойно. *** Вера затирает наливающийся синяк пудрой. В груди яд, текущий по разломам, в руках тяжесть, но синяк маскируется телесным цветом ровными движениями кисточки. Ей удаётся сдержать слёзы. Её веки теперь – это плотина, достаточно крепкая. Внутри разруха и хаос, но она вся - сосредоточение на том, чтобы не расплакаться на работе перед другими. Лоуренс ударил её. Лоуренс. Ударил. Но дело отнюдь не в обиде. Вещи в голове Веры с жестокой неотвратимостью, с бешеной скоростью воющего смерча встают на свои места, крича, что наступил конец. Как бы она хотела, чтобы всё смогло решить одно её прощение. Вера слегка задумывается и уже машинально наносит новый слой. Из зеркала пудреницы раздаётся жалостливый вздох, и нервная рука чуть не роняет её. - Бедная, бедная Вера… - причитает голос. Пробирает от него. Фальшь бьёт по ушам, вносит в душу ещё больший диссонанс, но ведь Вера умеет сдерживаться. И потому не говорит «иди к чёрту», ведь это только спровоцирует Мэри на новые реплики. Она захлопнет пудреницу, вот только сделает синяк совсем незаметным. - Подумать только, а ведь так любит тебя, - издевательски замечает непрошеная гостья. - Наше поведение настолько сильно зависит от обстановки, ведь этого никогда не случилось бы, скажем, в его фамильном замке, в безопасности и достатке, где с большой вероятностью твой муж смог бы сдержать принесённые клятвы. Я вот всегда доказываю неразумным детишкам, что за все слова и поступки приходится отвечать, чего бы это ни стоило. И – знаешь, что самое забавное? Ты-то, может быть, его уже простила, а он не сможет простить себя до конца жизни. Ах, да, к чему я всё это говорю… К тому, что я, конечно, понимаю твои чувства. Сплошная издёвка. Вера о-очень постаралась, чтобы взгляд её оставался прохладным на протяжении всего монолога. И когда кожа на левой скуле снова обретает ровный телесный цвет – захлопывает крышку с зеркальцем. Пора работать дальше. Осколки. Под ногами теперь только осколки. И не хочется идти по ним, но нужно, другого пути нет. Как бы Вера ни пыталась найти в мире более счастливый путь, жизнь рушит все надежды. Вся её жизнь с детства – поиск счастья. Но почему-то всё превращается в осколки. А теперь уже окончательно. Треск и звон отдаются громким эхом внутри, не позволяя усомниться. Все они детьми мечтали о счастье. Нежный сон, полный света, в который так верилось, как в небо над головой. *** Вера, наткнувшись взглядом на Мэри, вошедшую в комнату клуба, где девушки готовятся, стремительно мрачнеет. - Отлично. Мэри одаривает её неприятной, самодовольной улыбкой и разводит руками, мол, вот она я. - Стоп, что за удивление? Мы же вроде обговаривали всё заранее. Ты всегда такая скучная и негостеприимная? Заранее?.. Ах, она о том, что Вера тогда бросила в порыве злости. - Это смотря какие гости. - Ох, ну да ладно. Я пришла не ради бесед за чаем. - Само собой разумеется. Тусклый свет, вокруг дешёвая роскошь комнаты в отеле, привычной, ничьей. Сколько бы её ни посещали, она не отзовётся ничем родным. Бесприютность царит вообще во всём Фейблтауне, и от этого тошнит. Конечно, Вера зажата. Она, для начала, злится – эта чертовка вытворяет с ней, что хочет, и Вера может это терпеть лишь скрепя сердце. Кровавая Мэри только ещё едва касается её, снимая куртку и проводя мимолётно ладонями по рёбрам и плечам, смотрит на отрешённые глаза снятой партнёрши. Скользящие прикосновения тверды. Никакого предвкушения. Вера заранее утомлена. Мэри так не интересно. - Эй, Джорджи заикался при мне об обслуживании на высшем уровне, а ничем похожим и не пахнет. Не проще ли будет расслабиться? Попробуй получить удовольствие, - говорит она серьёзно. Она находится близко, почти вплотную, укрывая своим присутствием, как большим невесомым крылом. Мэри немного выше. Её глаза по-прежнему темны, но внимательно смотрят на Веру из-под ресниц, без привычной издёвки. В голос прокралась мягкость. В этот раз не дразнящая, а вполне искренняя. Неожиданно открыто для склонного к жестокости Сказания. Эффект внезапности застаёт врасплох, заставляет обратиться к Мэри, став более податливой. - Вот, так-то лучше, - одобрительно шепчет Кровавая. Она приступает к своей партнёрше не напористо, а невесомо, но твёрдо. Так, словно точно знает, чего хочет. Водит по шее носом, вдыхая запах, пробует кожу и присутствие Веры на вкус, спускается рукой к бедру. С прочими партнёрами у Мэри с самого старта была лишь необузданная дикость. Вера же – это что-то более тонкое. И удовольствие заключается не в грубом овладении, а в том, чтобы раскрывать её. Мэри предвкушает. Расслабившись, Вера вдруг понимает, что с новым клиентом лучше, чем с остальными. Нет отторжения и желания поскорее со всем покончить. Ей неожиданно нравится вдыхать запах Мэри – она пахнет едва заметно дождём, одеждой и кожей. Ей приятно находиться в умелых руках, стоять вплотную, касаясь своим телом её тела – жёсткого, тонкого, по сравнению с мужским, и как всегда уверенно себя ведущего. Это всё слишком было непредсказуемо для Веры, но теперь невозможно отрицать. От близости к ней цветком распускается тень того, что прежде было только с Лоуренсом. Притяжение. И самое невероятное – ведь речь идёт о настоящем маньяке - Вера ощущает защищённость рядом с прохладной, но внимательной Королевой зеркал. От поцелуя, как по щелчку, смывает все мысли, потому что он оказывается слишком приятен, чтобы не отдаться ощущениям полностью. Это была на редкость хорошая ночь - одна среди моря других – чёрных и гадких ночей. Мэри не сделала ничего, что очень не понравилось бы Вере, пусть и во всех её прикосновениях присутствовала стальная жёсткость; колкие фразы больше не задевали. Девушка нырнула в эту ночь с головой, забыв, что вокруг извечный грёбаный отель, в котором ей отвратительна любая деталь, даже занавески, что вокруг лишь клиенты, мерзкие клиенты, которые кишмя кишат, как тараканы, и Фейблтаун, перемалывающий своих жителей на зубах. Вера одолжила немного спокойствия, которое в этом городе обычно достаётся слишком дорого, а сегодня – почти даром. - Смотрю, тебе всё-таки понравилось, а? - Мэри поворачивается к ней и прожигает взглядом, к которому всё-таки слишком трудно привыкнуть. Интонации прохладны, с ноткой лукавства. Вера снисходительно усмехается, глядя на клиентку в ответ. - Пожалуй, было не так уж плохо. В осколках зеркала – в Мэри – Вера мимоходом разглядела своё разбившееся о скалы счастье. Оно вернулось эхом, прощальным отблеском, оставшись по ту сторону отражения.