— Дон-дон-дери, а дери-дери, дон-дон…
Нежный и тонкий шёпот еле проскальзывал сквозь глубокие дебри тишины ночного парка. Среди тусклого света фонарей, в самом тихом углу, больше всего защищённом такими же тонкими, но довольно высокими и частыми деревьями, на скамейке расположились двое. С одними только телефонами в руках и тёплыми куртками на спинах в качестве защиты от пронизывающего ветра, они ютились друг к другу как можно теснее, живя одним только нынешним моментом и готовясь в любую секунду защищаться, или же просто бежать. Но только вместе и, желательно, как можно быстрее, в такой же тихий, мрачный и отдалённый от всего чёртового человечества угол. Со скамейкой, конечно же.
Атмосфера, безусловно, была напряжённая, но игра никак не планировала кончаться.
— В траве сидела саранча и пела песенку: «Ча-ча…»
На худой и почти белоснежной руке, торопливо, с практически машинной точностью выполнявшей все движения, блестело серебряное колечко с почти прозрачным аметистом. Блестело так же, как недавно слёзы в глазах хозяйки этого кольца и, собственно, самой руки. Подарок. От кого, не надо и гадать — даритель прямо перед ней. Так же точно, но с беспокойством, в унисон с ней читает своеобразное заклинание и выполняет движения. Взгляд обеих растерян, одна за другой то и дело озираются по сторонам, думая об одном и том же. О безопасности, о тишине, о том, что ждёт их завтра. Что будет, если эти скудоумные взрослые снова вмешаются, и станет только хуже. Будет ли эта ночь последней для них, или же только для одной.
Время то летело абсолютно незаметно, то тянулось, будто вот-вот остановится. Из-за этого нельзя точно указать, с какой скоростью нарастала тревога, но точно с ошеломляющей.
— Играем до восьми желаний.
Потому что восемь — счастливое число. И если даже шансы на то, что подобный метод генерирования желаний поможет, малы, то цифра восемь всегда срабатывала. А ещё потому, что сейчас это — единственное, во что остаётся верить.
— Москва-река широка, глубока…
«На первое — желаю, чтобы она была в безопасности».
— Два хлопка!
Раздались на весь парк.
После этого последовало секунды три гробовой тишины. Им следовало бы позаботиться об этом несколько лет назад, когда они в детстве, ещё беззаботно играя во дворе, составляли этот ритуал. Но кто же знал, что может произойти что-то подобное?
«На второе — чтобы со мной тоже всё было хорошо».
— Алё-алё-алёнушка,.
«На третье желаю, чтобы это больше не повторялось».
— Ива-ива-иванушка…
«А если и повторялось, то только как с десяток лет назад».
— Ирис-ирис, ирис кис-кис…
«На пятое — дожить вместе до старости».
— А си-си-си, а жу-жу-жу, а си, а жу, and I love u.
«Ну, или просто дожить».
— I love u, — я тебя люблю.
Тревожно было смотреть в сторону дома. Пусть он и был достаточно далеко, простыни, свисающие из окна пятого этажа было слабо видно с некоторого ракурса. И они напоминали о том, какой след был оставлен, о неизбежности сильных негативных последствий. Навязчиво в голову лезли мелкие мысли о том, как это уже кто-то увидел, о травле, об ухудшении отношений с родственниками, если они узнают об этом, последующем лишении всех средств коммуникации, а вместе с этим и последней надежды…
Один лишь лучик света отгонял их часть. И он в данный момент был уж гораздо ближе, чем те несчастные простыни, связанные в канат. Да какой там лучик, для неё она — целое Солнце. Она — не просто какой-то человек, она больше, чем личность, больше, чем кто-либо ещё.
— I love u, — я тебя убью.
«На седьмое было бы неплохо жить счастливо и никогда не расставаться».
— Мышка по полю бежала и желанье загадала…
«А в особенности, чтобы она была счастлива».
***
— Который час?
— 4:19
— Пора.
— Пора.
