Картина и Призрак

Сухожилия на лодыжках и запястьях туго перетянуты широкими лентами. Перетянуты так, что кровь почти прекратила поступать к конечностям и те медленно немеют. Интересное и сложное ощущение. Вкусное. Под левым соском наливается болью ожог от медного прута. Воздух еще пахнет паленой кожей и волосами. Воздух уже не дрожит от крика. Интересный эффект. Красиво. Темные глаза напротив подернуты мутной пленкой наслаждения, когда грань между удовольствием и болью уже осталась за спиной. Черные с проседью волосы тугими кольцами прилипли к мокрым вискам. Слезы давно высохли. Густые ресницы прячут целую вселенную. Сильное гибкое тело расслабленно раскинулось на шероховатых простынях из белёного льна. Член покоится на аккуратно подстриженном лобке. Простыни сбиты и пахнут потом, сексом, болью и удовольствием. Запах дурманит и пьянит сильнее любого алкоголя и наркотиков. Загорелую шею стянула еще одна широкая лента. Воздуха едва хватает для того, чтобы наполнить легкие. Каждый вздох — наслаждение. Слаще которого нет. Ощущение свободного падения и полета кружат голову. Руки тянутся развязать ленты и приласкать влажную покрасневшую кожу под ними. Губы жаждут поцелуев и сладостных ласк. Руки натыкаются на стекло и безвольно опадают. Сжимаются в кулаки. Иллюзия. Крик снова заставляет воздух звенеть. В нем боль и отчаяние. Всего лишь лживая иллюзия! Воспоминание. Воспоминание, картина... Давно нет ни кровати, ни простыней, ни медного прута, ни лент. Мужчина на картине мертв более века. Второй, тот что скурпулезно выписал каждый изгиб возлюбленного тела, хотя бы так воплощая свои фантазии... Его тоже почти не осталось. Есть только след-воспоминание, что привязано к картине и в лунные ночи воет от одиночества и безысходности. От невозможности коснуться, быть рядом. Есть картина, эротичный портрет неизвестного. Совершенная в своей реалистичности. Картина, что плачет маслянистыми слезами, когда призрак истаивает с первыми лучами солнца.