Волшебству быть

Лучи солнца играли в листьях деревьев и создавали причудливые тени на дорожках парка. Тем воскресным днем погода ещё продолжала радовать летним теплом, но в тени уже чувствовалась прохлада осени. Персиваль Грейвс любил такую погоду. Он любил ранним утром, когда в парке почти нет людей, пройтись не спеша и подумать. И сейчас он шел, погруженный в размышления о текущих делах, как вдруг услышал знакомый голос. Или может ему показалось. Ведь он никогда не слышал, чтобы этот голос так красиво пел. Желая подтвердить свою догадку Персиваль подошёл ближе к растущим у пруда кустарникам и сквозь ветви он увидел сидящую у воды знакомую девушку. Аврора Тину Голдштейн. Она сидела на берегу пруда в своём сером пальто и черной шляпке, держала в одной руке бумажный пакет, а второй рукой протягивала кусочек белой булки к окружившим ее толстым уткам. И пела! Высоким нежным голосом Тина напевала романтичную песенку и улыбалась крякающим уткам. Она была так прекрасна в этот момент. Персиваль невольно залюбовался. Он не помнил, как долго так стоял, когда вдруг услышал громкий лай маленькой собаки прямо у своих ног. В этот момент Тина перестала петь и тоже резко оглянулась на лай. Ее удивленный взгляд остановился на Персивале. Грейвс не знал, кто был смущён больше данной ситуацией. Тина или он. — Мистер Грейвс? — произнесла краснеющая Голдштейн. — Тина? Я., — Персиваль вдруг расстерялся, — мимо проходил. Простите. — За что? — смущённая Тина встала и полезла рукой в пакет, — Идите сюда, мистер Грейвс, — Тина улыбнулась и протянула ему булочку, — покормите уточек, это очень весело. Персиваль хотел попрощаться и уйти, но вдруг понял, что никуда он не уйдет. Очень уж тянуло его последнее время к этой жизнерадостной девушке. И вот сейчас принимая хлеб из рук Тины, слушая ее истории и рассматривая наглых уток, Грейвс ощущал тепло и уют, как будто он «дома». Они встречались так несколько воскресений подряд. Они не обсуждали это, не договаривались, но оба знали, что в воскресенье в это же время могут увидеть друг друга у пруда с утками или на скамейке напротив. Негласно оба решили никак не показывать, что отношение их друг к другу выходят за рамки рабочих, это стало их общей тайной. Грейвс должен был по-прежнему отчитывать Тину при всех, хотя хотелось улыбнуться, ведь он понимал, что тот или иной промах был сделан не специально. И лишь в воскресенье оба переставали играть свои роли начальника и подчинённой и могли быть весёлыми друзьями, а может даже и парой. Но Тина не знала точно на этот счёт до того воскресенья, когда Персиваль впервые взял ее за руку. Ее маленькую холодную ладонь в свою большую и тёплую. — Тина, твои руки замёрзли, нужно срочно их согреть, пойдем, — произнес Персиваль и потянул Тину за руку за собой.