Налей еще

На улице уже с неделю стоит премерзко-прекрасная погода, как раз подходящая для середины апреля, когда днем яркое солнце согревает и высушивает еще влажную землю с кое-где не полностью сошедшим снегом, а вечером ртутный столбик термометра резко падает вниз до отметки ниже нуля. Мне в такой вечер, плавно переходящий в ночь, повезло оказаться на улице в тонкой толстовке, ничуть не греющей, но создающей призрачное ощущение тепла. Хотя скорей его создавало неопределенное количество алкоголя, которое я влил в себя перед выходом из дома. Где-то далеко завывали дворовые псы, совсем рядом раздался пронзительный кошачий мявк, черный гибкий кот в единое мгновение забрался на дерево прямо над моею головой и зашипел. Мне оставалось только хмыкнуть и продолжить попытки прикурить сигарету не двигающимися от холода пальцами. Противная зажигалка не хотела поддаваться моему напору, долгожданная искра все не мелькала, и я уже начинал выходить из себя, когда горячий огонек наконец вспыхнул. Второй задачей было наконец позвонить верной подруге и напроситься погреться хотя бы в ее подъезде. Проклятый сенсор не отзывался на движения замерзших пальцев, а лишь мигал надписью, возвещающей о том, что осталось пятнадцать процентов. Наконец вожделенный номер был набран, в динамике раздались гудки, сразу же сменившиеся чуть хриплым женским голосом. Обычно любимая подруга звучала гораздо мелодичнее, но сейчас был слишком поздний вечер для того, чтобы строить из себя принцессу, да и я не был мужчиной ее мечты. - Какого хрена? - просипела она, как только выразила свое мнение по поводу таких вот ночных звонков. Я негромко рассмеялся и сразу же зашипел, когда случайно зацепил тлеющей сигаретой тонкую кожу ладони. - Пусти погреться, пожалуйста, - просящие интонации в моем прокуренном голосе могли разжалобить разве что очень сердобольную старушку, но подруга лишь коротко угукнула в трубку и сбросила вызов. Надеясь, что это был добрый знак, и мне удастся найти пристанище на ночь, я тяжело поднялся со скамейки и подошел к железной двери с мигающими цифрами домофона. Набрал код квартиры, стремясь как можно быстрее попасть в более-менее теплое помещение, и стал дожидаться отклика подруги, лелея надежду на то, что она не уснула на пути принятия у себя полуночного гостя, то бишь меня. Вдруг открылось соседнее окно, из которого высунулась какая-то полная старушка в халате с растрепанными седыми волосами и с осуждающим взглядом открыла рот, дабы вылить на меня все свое возмущение. От праведного гнева пожилой женщины, страдающей бессонницей меня спасло определенно чудо, потому что дверь открылась и я легко прошмыгнул в нее, старательно опуская голову и веря, что меня не запомнили. Стремительно преодолев пару этажей, я влетел в уже открытую дверь и захлопнул ее за собой, сразу же падая на пол. В прихожей, оперевшись о дверной косяк, стояла моя подруга и смотрела на меня с таким же осуждением в глазах, что и старушка минуту назад. - Прости меня, о великодушнейшая из всех дам, что потревожил твой светлый сон! - не растерялся я. Она не улыбнулась, но взгляд явно смягчился, да и свист чайника подсказывал мне, что мне не так уж и не рады. Девушка прошла на кухню, послышался звон стаканов и плеск кипятка. Еще пару минут я не мог разогнуть ног и пальцев рук, и продолжал сидеть на полу прихожей, рассматривая давно знакомый интерьер в сумраке. - Иди уже, - голос, что звал меня, снова стал обыденно-мелодичным, и я уныло вздохнул, понимая, что меня ожидает очередной серьезный полуночный разговор. Мир пару раз качнулся, когда я начал вставать, и встал на место, как только я неспешно стал продвигаться к кухне. На столе меня уже ждали кружка с горячим чаем, бутылка недорогого коньяка и печенье с шоколадом. Этот набор всегда присутствовал при наших разговорах, и это согревало душу странным теплом. - Он снова, да? - спросила она, стоило мне только опуститься на кривую табуретку. Голос приобрел серьезные стальные нотки, стал глубже и будто бы еще мелодичнее. - Что снова? Снова ли он трахает шлюх? Да. Снова ли он бухает без перерыва? Да, блять! - истерика как всегда накатывала медленно и волнами, я единым глотком осушил пол стакана с горячим чаем и замолчал, задыхаясь от обжигающей жидкости. Она молча смотрела на меня своими пронзительными ярко-голубыми глазами, успокаивая одним только взглядом, и медленно пила чай, временами надкусывая печенье. - Я так заебался, - моя голова будто против моей воли стукнулась о стол, и я наконец проглотил мерзкий ком в горле, грозящий вылиться слезами. А мужики ведь не плачут. Я усмехнулся собственным мыслями, и налил немного коньяка в кружку со все еще горячим чаем. А она ведь была в меня влюблена. Она никогда не признавалась в этом, но я отчего-то знал это на интуитивном уровне. Тогда мне так хотелось полюбить ее тоже, может мы были бы счастливы когда-нибудь. А потом появился он, разрушающий все, к чему прикасался, и меня в том числе. Он уходил, я собирал себя снова, чтобы дождаться его и вновь позволить себя разрушить. Я медленно спивался, копировал его поведение, даже пытался трахать баб за гаражами, но она вытащила меня из этого дерьма, приютила у себя и не позволила спиться. Как бы я хотел быть влюблен в эту милую девушку, что всегда помогала мне, быть нормальным человеком, найти нормальную работу, жениться, и дальше по списку. Вместо этого я пью апрельской ночью на маленькой кухне своей лучшей подруги, ною о своей неправильной больной любви, а мог бы шептать ей ласковые слова и любоваться только ее голубыми глазами, совсем не думая о чужих болотно-зеленых. Но тут не может помочь даже она. У нее давно есть парень, в которого она может быть даже влюблена, а я лишь остался глупым ноющим спивающимся ребенком, о котором она заботиться будто по привычке, и так же по привычке принимает мою немного неуклюжую заботу о себе. И все-таки мы есть друг у друга независимо от обстоятельств. - Налей еще, - негромко прошу я и делаю еще глоток из огромной кружки.