Маршмэллоу

Горечь черного кофе оседала на самом кончике языка. Аромат забивал ноздри и едва уловимо дразнил, призывая сделать еще один глоток. Медленно и тягуче, пропуская через все рецепторы терпкость и качество дорогого напитка. Гордон прикрыл глаза: слишком хорошо и так же горько. Если бы вся жизнь альфы напоминала этот кофе, то, пожалуй, он бы свыкся и даже нашел в этом нечто прекрасное. Но вся его жизнь была неким подобием маршмэллоу — сладко, воздушно и все так же тягуче. И эту сладость неожиданно затопило черной горечью, от которой сводило челюсть и разрывалось сердце, в попытке пережить острие натуральной крепости. Адриан олицетворял лучшее и вместе с тем худшее, что только добавляло искр в эти непростые отношения. Но отношений, как таковых, не было и вполне возможно, что даже не предвиделось. Выбранный им омега оказался беспощаден в своей красоте, раздражающе изворотлив и открыто посматривающий в сторону таких же как и он сам. Адриан предпочитал омег. Его хрупкий, утонченный и бесконечно прекрасный омега отклонил внимание альфы в пользу другого хрупкого юноши. Это задевало. Гордон не был моралистом от и до, но был обескуражен, когда ему впервые довелось столкнуться с подобным отказом. Альфа предлагал себя, свой достаток и единоличное внимание с вытекающими из него последствиями. Адриан раздраженно отмахивался и показательно обнимал другого. Застенчивый омега жался к его несостоявшейся паре, цеплял тонкими пальцами край его легкого свитера и просяще заглядывал в теплоту чужих глаз. Гордон мечтал свернуть шею обоим. Сначала этому глупышу, потом Адриану — собственный эгоизм пересилил доводы разума. Альфа выбрал себе омегу, альфа отказался от манящей свободы… Омега чересчур бойко вдарил по его тормозам. Почти четыре месяца изнуряющей борьбы со своими желаниями. Гордон пробовал отказаться от этой затеи, пробовал напиваться в ночных клубах и снимать там ребят на одну ночь. Результат всегда был одним и тем же: альфу несло туда, где был его Адри. Были скандалы и ссоры, выяснения отношений посреди улицы в толпе прохожих, как и были минутные слабости, когда Адриан остывал и делал один короткий шаг навстречу. Гордон вскипал и дрожал от злости, срывался на хрипы, затапливаемый своей бесконечной яростью, и, когда это происходило, омега прикасался ладонью к его щеке, призывая сохранить последние крупицы здравомыслия. Гордон мог ударить в порыве злости, мог схватить за шиворот и встряхнуть до клацанья белоснежных зубов… Мог, но никогда бы не сделал. Альфа действительно выбрал омегу. Адриан понимал это, чувствовал и частично поддавался, когда инстинкты накрывали тяжелым полотном чужого аромата. Его ладонь ощущалась раскаленным клеймом — Гордон был согласен даже на метку — но лишь временно и в подобные моменты. Омега касался исключительно в целях наркотического успокоения, потому что только так удавалось осадить здоровенного альфу, заявляющего на него, Адриана, свои права. Хотелось закончить все это, остановить время и отмотать назад до того момента, когда альфе пришлось изменить привычный маршрут. Встреча была неминуема. Отказ, видимо, тоже. — Гордон, одумайся, — Генри смотрел с упреком, допивая свой сладковатый кофе. — Тебе не нужен этот омега. — Предложишь другого? — слова друга лишь позабавили альфу. — Тогда хочу точно такого же. — Идиот, — Генри скрыл усмешку, отводя взгляд куда-то к окну, за которым мелькали люди. — Не без этого. — Езжай домой, Гордон, — мужчина поднялся, бросая на стол пару купюр за свой кофе. — Мне пора, Чарли ждет. — Передай ему привет. Я заеду на днях и возьму Эмиля на пару дней, — Гордон поднялся следом и протянул руку. — Ты не обязан, — Генри был смущен и вместе с тем благодарен. — Генри, это мой крестник и я хочу видеть его чаще, чем пару раз в месяц. Тем более, — Гордон подмигнул, — в эти дни вам стоит побыть только вдвоем. — Идиот с задатками альтруиста, — альфа улыбнулся, отпуская руку из крепкого рукопожатия. — Спасибо. __________ Европа манила своим гостеприимством. Иная архитектура, иные люди и совершенно другие омеги. Одни чересчур скромные, другие — слишком раскрепощенные. Это привлекало так же, как и лучшие сорта дорогих вин. Гордон любил и то и другое. Любил без остатка и с тем самым эгоизмом, что присущ каждому состоятельному и занявшему свою нишу альфе. Необремененный семьей и постоянным любовником, Гордон был открыт для нового опыта. Задевало лишь ощущение привязанности к одному-единственному омеге, который выбрал совершенно другую и в какой-то степени тернистую дорогу. Это говорило о многом. Например, о том, что Адриан смел и безрассуден, состоятелен и решителен настолько, чтобы плевать на законы этого мира. Совершенно очаровательный омега, ради которого хотелось жить и открывать новые горизонты. Командировка удачно совпала с внутренним раздраем. Гордон мечтал о том, чтобы в его жизни наконец настала определенность, Адриан — чтобы назойливый альфа больше не беспокоил его личное пространство. В Германии было тепло и приветливо. Гордон ловил на себе заинтересованные взгляды, платил тем же и как-то незаметно даже для самого себя пришел к выводу, что пора что-то менять. И начать стоило с чего-то более глубокомысленного, чем сердечные драмы. Альфа снова окунулся в работу с головой, заключил долгожданную сделку и даже принял приглашение симпатичного омеги провести ночь в его постели. Иво был скуп на улыбки, холоден внешне и горяч в процессе самого развязного секса, который только был в жизни альфы. Резковатые ласки, шлепки по упругой маленькой попке, истекающей горячей смазкой, и протяжные стоны, когда узел растягивал тугую покрасневшую дырку. В какой-то момент Гордон даже смирился с мыслью, что это конец. Конец его чувствам и бесконечному ожиданию того, кто и думать о нем не желал. Это был прекрасный шанс. Альфа снова вкусил сладость тяжелого секса и желанного тела. Хрупкое, податливое и открытое для его желаний. А Гордон желал. Альфе нужен был якорь и место, которое можно было бы смело назвать своим домом. Его тянуло сюда еще после первого визита — Росток покорил своей атмосферой и уютом, дружелюбием и стайкой вежливых омег. В этом городе существовало иное время и иные нравы, а это грело и без того промерзшую душу. Самолет вылетал через несколько часов. Гордону хотелось остаться и начать новую жизнь, желательно с Иво, который, несмотря на свою внешнюю сдержанность, горячо шептал о том, что будет ждать его здесь через месяц. Альфа решился. Родной город встретил холодом и болезненным ветром. Верхушки деревьев качались на манер одиноких маятников, привлекая к себе повышенное внимание. Настолько неприветливо, что настроение опускалось все ниже и ниже, затирая своим равнодушием приятные моменты только что подошедшей к концу командировки. Дорога в офис растянулась на долгие сорок минут, включая пробки и ленивую тупость водителя такси. Затем несколько часов беспрерывной работы и снова дорога, но уже домой. Гордон безучастно рассматривал витрины магазинов, на автомате отмечая те, в которые можно было бы заглянуть на ближайших выходных. Незаметно в голову проникли мысли о смешливом Эмиле, которому в этом году исполнится только семь. Нежный и ласковый омега, словно закрытый бутон чайной розы под присмотром прекрасных и любящих родителей. Гордон был счастлив за Генри и его семью, хотя бы потому, что они тоже были отчасти его родней. Тот самый пример, когда в одну ячейку вплетены участие, взаимопонимание и настоящая любовь, проверенная временем и жизненными трудностями, а не взращенная на основе причудливых ароматов. Хотелось чего-то похожего. И вместе с тем отличного, потому что перед глазами по-прежнему маячил образ одного омеги. Иво мог скрасить любую ночь и даже стойкую печаль, но был ли там настоящий живой отклик? Может, безысходность умеет обманывать? Гордона толкнули в плечо, и он обернулся, принимая извинения спешащего прохожего. Взгляд случайно зацепился за приметное пальто и темную макушку. Адриан заметил его. Омеги стояли недалеко от входа в ювелирную лавку, которая славилась не только непривычным уютом и гостеприимством, но и высочайшим качеством своих изделий. Гордон выбор оценил и даже улыбнулся. Затем кивнул в знак приветствия и того, что они все-таки знакомы, и спокойно пошел дальше, огибая незнакомых людей. Кажется, спину жег озадаченный взгляд. __________ Прошло еще несколько дней, после которых альфа вспомнил, что жить в офисе не самая лучшая идея. Нужно было домой: принять ванну, приготовить более или менее сносную еду и позвонить Иво. Омега не переставал напоминать о себе ненавязчивыми звонками и письмами, приходящими на почту после полуночи. Это согревало и хоть немного, но отвлекало от совершенно другого. Можно было скрыться в бетонных стенах, избегая любых контактов, но не укрыться от собственных мыслей и жгучих желаний. Гордон снова начинал злиться. И очень вовремя, потому что на пороге его квартиры оказался тот, кого не нужно было, но хотелось видеть. Адриан был непривычно хмур и будто озадачен сложной дилеммой. Выглядело это так… забавно, что Гордон не удержался и просто фыркнул, чуть качая головой. Его омега был чужим, нужно было помнить об этом. — Адриан? — альфа подошел ближе, демонстративно вынимая из кармана связку ключей. — Пригласишь зайти? — голос сочился какой-то двусмысленной подоплекой, что в корне разнилось с теплотой омежьих глаз. — Я ждал тебя, — добавил Адриан, когда перед ним гостеприимно распахнулась входная дверь. — И для какой же цели? — Гордон помог ему раздеться, принимая легкое пальто и тонкий шарф, пропитанный ароматом кофейных зерен. — Ты прошел мимо, Гордон, — Адриан обернулся, так и оставшись стоять обутым в просторной и одновременно тесной прихожей. — Прошел мимо и сделал вид, что так было всегда. Это что-то значит, я прав? Ты нашел кого-то? — Так печешься за свою свободу от моих посягательств, что даже пришел лично? — Гордон удивленно вскинул бровь и снова как-то обреченно покачал головой. — Это глупо и не в твоей манере, Адри. — Я, кажется, просил не называть меня этим именем, — омега все-таки разулся и прошел в глубь квартиры, уверенный, что за ним пойдут следом, но альфа остался на месте. — Я помню и постараюсь забыть это имя, — Гордон сжал челюсть, желая в этот момент столько всего, что тело непроизвольно стремилось двигаться навстречу желанному. — И кто он? Лучше меня? — в голосе, да и во взгляде омеги отсутствовала ясность: словно он огорчен и подавлен. — Нормальный омега, не трахающий себе подобных, да? Теперь я свободен? — Ты всегда был свободен, — Гордон подошел ближе и, так и не сумев побороть свои желания, опустил ладони на тонкие, чуть заостренные плечи. — Но мне всегда было интересно… Неужели ты не хочешь попробовать, понять каково это — принять в себя альфу и его силу? Адриан замер. Его словно закоротило и прибило к паркету. Слова альфы не были дилеммой, но были ударом, оглушающим и почти физически ощутимым. Никто не склонял омегу, не принуждал к выбору и не возводил рамок. Адриан просто умел ценить красоту. Ему нравилась зеркальная хрупкость, нежнейшие ароматы и чувство, что он позволяет себе большее, чем доступно другим. Адриан не планировал стать подобием альфы или беты, не желал менять свою внешность и манеру общения: ему нравилось быть омегой, самим собой и тем, кто любит себе подобных. Тонкие кисти, изломленные линии, нежнейшие касания и одуряющие ароматы сладости. Все это было обдуманным и решительно принятым. Ничто не могло затмить ощущение первой близости с таким же, как он, омегой. Влажность чужого и разгоряченного тела, готового принять в себя другого мужчину. Пускай не альфу, но все же… Адриан не ограничивал и не принижал самого себя, возводя преграды лишь для тех, кто был твердолоб и чрезмерно настойчив, как в ситуации с этим безумным мужчиной. Причина всех агрессий заключалась исключительно в наличии самого альфы. Поначалу Гордон казался омеге глупым и беспринципным, но затем… Адриан открыл в себе нечто новое, что пугало и одновременно с тем манило и умоляло. От альфы пахло непривычной приторной сладостью, которая притуплялась лишь в те моменты, когда Адриан касался его открытой кожи. Словно омега клеймил и покрывал альфу своим ароматом. Это было странным и непонятным, каким-то чужим и почти бесполезным открытием в жизни молодого парня. Они не были близко знакомы, не были в тесном контакте, но это нисколько не отрицало взаимного влечения друг к другу. Гордон давил на него, оказывая слишком много внимания, что только раздражало и вызывало неприятную горечь каких-то незнакомых сожалений. Адриан не боялся сдаться под натиском своей природы, но все чаще ловил себя на мысли, что устоять именно перед этим альфой — трудно и бесконечно затратно. Чужой аромат оседал на коже невидимой пленкой, каждый раз напоминая о коротких и импульсивных встречах. Серые глаза давно обрели облик холодной и призывной реки, в которой легко утонуть без малейшего шанса на спасение. Низкий и чуть хрипловатый голос поднимал из глубин сознания естественную сущность омеги, которому надлежало подчиняться по всем писанным моралям этого мира. Адриан не страшился яркого аромата сильного мужчины, но его пугало то, как легко Гордон манипулировал его потаенными желаниями, рожденными природой, а не жизненными обстоятельствами. Связь между омегами не порицалась, но не являлась основой, потому что в мире существовали альфы, способные удовлетворить и заполнить собой без остатка. Физически и душевно. У Адриана был свой невинный цветок. Его маленький Николя, чей аромат кружил голову, а взгляд дарил надежду на лучшее. Исключительный омега, у которого не хватало смелости попросить взять его. Но Адриану было плевать на слова. Он смотрел и видел, читая Николя как открытую книгу. Брал сам: настойчиво, мокро и с максимальным оттягом, прекрасно отдавая отчет своим физическим возможностям. Им хватало с избытком. Идиллию терпких отношений портил только альфа, заявивший свои права на упрямого и принципиального омегу. Адриан знал наверняка: Гордон выбрал его не по запаху. Они столкнулись внезапно и так же внезапно сцепились друг с другом, словно разгневанные волки в момент охоты. Гордон рушил преграды и ломал сопротивление, но по-прежнему оставался в глазах Адриана простым твердолобым альфой. Четыре месяца постоянных скандалов на публике и без. Недели пикировок, приправленных угрозами, умасливаниями и просьбами одуматься и принять все самое необходимое. Адриан принимал себя, Гордон — отказывался от всего. А потом незаметно пришло понимание того, что между ними происходило все это время. Адриан привык к присутствию Гордона в своей размеренной и давно запланированной жизни. Там не было места для незнакомого альфы, но там появился росчерк с грубоватым именем, которое так легко соскальзывало с его тонких губ. Омега привык сталкиваться лбами и бороться за свою свободу от навязанных обществом правил. Привык встречать хмурого альфу на пороге своего дома и работы, привык жить с мыслью, что избежать очередной встречи просто невозможно. А затем Гордон пропал. В воздухе повисло ощущение недосказанности и какой-то обиды. Детской, в какой-то степени невинной и почти родной. Альфа выбыл из размеренной жизни, но росчерк по-прежнему отливал красным. Все изменилось. Николя обижался и так глупо надувал воздушные губки, теребил одежду длинными пальцами и смотрел из-под ресниц потерянно и почти размыто. Слез становилось больше, чем желания что-то менять. И последняя встреча расставила все по местам. Гордон вычеркнул и забыл, отступился и наконец-то позволил вздохнуть. Проходя мимо, он оставил лишь приветливый аромат сладкого маршмэллоу, от которого ранее слезились глаза, а теперь наполнялись легкие и грудь размеренно выдавала ритм. Незнакомый, но такой долгожданный. Несколько дней, и Адриан почти поверил… в свой обман. Ничего не изменилось, потому что омега все так же любил себя и свою природу, но он точно так же любил своего альфу. Из отсутствия отношений возникло стремление быть ближе. Гордон заполнил собой определенную нишу, и Адриан принял это, называя вещи чужими именами. Омега насыщался прежними отношениями, но сгорал от невозможности оказаться там, где его всегда ждали. И когда он понял, что альфа больше не заявит на него свои права, что-то болезненно укололо и заставило оглянуться на себя и свою жизнь. Там не хватало аромата и холодного взгляда серых глаз, не хватало хриплого голоса, обвиняющего его в собственной слепоте. Адриан не сдержался и отступился. Просто сделал шаг вперед и понял, что вместо пропасти, которую он себе представлял, есть бесконечная луговая поляна. Он пришел, сдерживая злость на самого себя и альфу, который так легко сумел отказаться от своей выбранной пары. А когда они оказались в прихожей, Адриан лишь убедился в собственных догадках — альфа нашел яркую замену, иначе бы не справился с тем влечением, что давно связало их в одно крепкое звено. Это задело и ударило по больному. Альфа исчез из его жизни не просто так, а потому что кому-то удалось завоевать его внимание. Целиком и, кажется, без остатка. Но, глядя на Гордона, Адриан почти уверился в том, что время еще не ушло вперед, оставляя шанс на возвратную точку чего-то общего и более значимого, чем оно представлялось в его глазах. Все еще можно было исправить… Но язык беззастенчиво спешил вперед, обижая словами и обманывая непривычной интонацией. Адриан впервые ревновал. — Нет необходимости объяснять мне то, что я и так знаю, — Адриан повел плечами, но альфа так и не убрал руки, продолжая удерживать его рядом с собой. — Ты ни черта не знаешь! — Гордон сорвался, но почти сразу пришел в себя. — Ты не был с альфой и тем более не был со мной. Гордон сместил руку и погладил тонкую шею, на которой должна была оказаться его метка, но которой там не было и, по всей видимости, даже не предвиделось. — Адри… ты можешь удовлетворить себя и своего омегу и считать, что этого всегда будет хватать, но ты не знаешь, что произойдет, когда я возьму тебя. Войду в твое влажное тело и заклеймлю своим запахом. Тебе будет мало, и я стану единственным, кто сможет утолить твой голод. — Когда? Ты так уверен, что я откажусь от своих принципов, своей жизни и всего того, что мне дорого? — Адриан сжал челюсть и упрямо посмотрел в глаза альфы, практически бросая тому вызов. — Да. Коротко и без объяснений. Никаких «если» и других сомнений. Дорвавшись до запретного, но такого желанного тела, Гордон вновь терял самообладание, забывая не только о своих планах, но и о том, кто ждал его в тысяче километров. Альфа мог обманывать кого угодно и даже самого себя, но не свою природу, которая давно определила Адриана своей полноправной парой. — Я видел, как ты смотришь на него, — Гордон подобрался ближе, вжимая омегу в свою грудь. — Ты желаешь его, но не любишь. Я могу поверить в десятки твоих объяснений, почему тебя привлекает собственный пол, но только не в то, что ты любишь этого мальчишку. Ты заботишься о нем, а я хочу заботиться о тебе. Мне нужен счастливый и удовлетворенный омега, который будет спать у моего бока и воспитывать наших детей. И ты будешь счастлив, Адри, — альфа склонился ниже, вдыхая горьковатый аромат с тонких омежьих губ. — Не потому, что я так хочу или заставлю так думать. Я просто буду любить и желать только тебя. Только тебя, Адри. — Это уловки, Гордон. Меня ведет от твоего запаха и закладывает уши от лестных слов, — Адриан ощущал чужой аромат и горячее дыхание на своем лице. — Но это не аргумент в твою пользу. Меня привлекает совершенно иное. — Давай попробуем? — Гордон отстранился, выпрямился, расправляя широкие плечи, и с вызовом посмотрел на своего омегу. — Если ты не захочешь, тебя ничто не удержит рядом со мной. Я не буду метить тебя или обманывать, я просто один раз покажу тебе, что значит быть с альфой. — И что потом? — Адриан поймал себя на том, что предвкушает возможную близость, о которой раньше даже боялся думать. — Трахнешь меня и отпустишь? — Если ты захочешь, — альфа снова оказался в непозволительной близости от омеги. — Но ты сам пришел, Адри. __________ Мерцающий ночник рассеивал внимание. Адриан почти ненавидел себя и свое податливое тело. Кожа плавилась под испытывающим взглядом альфы, наблюдающим за обнаженным омегой. Адриан разделся сам, устроился в постели и впервые закрыл глаза. Он знал о близости достаточно, потому что не раз занимался любовью с омегами, но никогда не был тем, кого брали, проникая не только в тело, но и сознание. А Гордон хотел именно этого. Не просто оттрахать, а заставить понять, что секс бывает иным и ощущения разнятся от представлений и неких желаний. Альфа был сильнее и оглушал одним только присутствием, давил своей природой и яркими убеждениями. Адриану было страшно как никогда. За свое тело и разум, который мог отказаться от всего ради одного мужчины. Гордон добивался только этого и даже не пытался скрыть своего желания. Постель прогнулась под его весом, и Адриан распахнул глаза, встречаясь взглядами с альфой. В расплавленном серебре таилось необъятное желание и стремление доказать. Доказать, что он альфа и лучше любого омеги, что только ему позволено быть рядом и касаться своего омеги. Гордон еще не успел коснуться, но его запах уже был где-то под кожей. А затем… Адри почти рыдал. Захлебывался в ощущениях и чувстве, что его рассудок постепенно теряет ясность. Сильные руки мяли и оглаживали его чувствительное тело, ласкали самые нежные изгибы и надавливали на пульсирующие точки горячей и влажной кожи. Пальцы собирали пот и продолжали пытку вслед за ладонями. Адриан сжимал зубы и смотрел в потолок — опустить взгляд на альфу не хватало ни смелости, ни желания. Гордон был настойчив и уверен в своих движениях. Он стремился покрыть собой каждый участок омежьего тела, чтобы кожа еще долго могла сохранить его сладковатый аромат воздушного маршмэллоу. Дорогой кофе никогда не утратит свою крепость и горечь, но станет еще привлекательней, если его накроет воздушное облако детской сладости, от которой слезятся глаза и горячей лавой растекается омежье нутро. Гордон подготавливал его тело, разминал напряженные мышцы и ослаблял внимание, уводя за границы ясного рассудка. Пальцы проникли почти незаметно, поэтому Адриан не уловил ни боли, ни чего-то другого, что могло быть ему неприятно. От возбуждения он сочился терпкой смазкой, растекающейся по его бедрам и ягодицам. Гордон размазывал ее, почти втирал в кожу, продолжая растягивать узкий и по-прежнему девственный вход. А затем взял своего омегу. Перехватил тонкие кисти, придавил своим телом и вошел одним движением, вырывая из груди Адриана болезненный стон. Горячий член распирал напряженные стенки ануса, доводя до пульсирующего ощущения тянущей боли. Но хотелось еще. Адриан взвыл и развел ноги еще шире, позволяя альфе опуститься ниже и накрыть всей тяжестью своего немалого тела. Гордон растягивал его до упора, заставляя чувствовать боль и едва заметное удовольствие от того, что его анус натянут почти до самого основания члена, где с каждым новым толчком увеличивался такой незнакомый, но уже желанный узел. Адриан думал только об этом. Его кожа горела под ласками чужих рук, плавилась от невозможности получить еще больше внимания, потому что ладони были везде, прокладывая путь от лица до ног и обратно. Гордон брал его сильно и так, как могли это делать только альфы: со всей отдачей, желанием и возможностью заклеймить. Его дыхание обжигало, губы жалили и заставляли открыться навстречу. Альфа зажимал и требовал телом, убеждая почти в каждом произнесенном ранее слове. Адриан стонал и верил, потому что ни один омега не мог дать ему подобного удовольствия. Крупная головка проезжалась по чувствительной простате, член распирал изнутри, и Гордон с каждым новым толчком приближал их к тому, чтобы надеть омегу на свой увеличенный узел. Это было страшно, непривычно и настолько желанно, что Адриан готов был кричать и проклинать всю свою омежью природу. И когда это произошло, потребовалась не одна минута, чтобы осознать происходящее. Альфа повязал его, зажимая и придавливая к развороченной постели, от которой несло потом, смазкой и их теперь уже общим ароматом. Адриан чувствовал, как его наполняет густая сперма. Чувствовал боль от растяжения стенок ануса и того, как узел распирает внутреннее кольцо. Гордон возвышался над ним, зажимая руки над головой и задавливая своим уверенным взглядом. Альфа смотрел с вызовом, омега — с болью утраты. Адриан еще не дошел до точки осознания, но уже понимал, что это конец. Там, где открылась новая ступень удовольствия, уже не было места для чего-то другого. Гордон не использовал его ради достижения целей, он просто проникал куда-то под корку, рассматривая омегу своим холодным, но таким умоляющим взглядом. Альфа верил в свою силу и природу, но все еще боялся отказа, потому что любил как никогда и желал только одного — быть рядом и заботиться о своем омеге. Адриан чувствовал это, как и то, что его запах больше не принадлежит ему одному. Гордон стал с ним одним целым. Доказал и пометил, но иначе, чем это делали другие. Узел спадал постепенно, но этого было достаточно, чтобы ощущать новые волны удовольствия. Гордон понял и, ослабив хватку, снова взял его, проникая под самую завязку. __________ Адриан проснулся рано, но не первым, потому что в комнате уже витал аромат свежего кофе и мягкой сдобы. Значит, альфа готовил для него, стремясь ублажить и задобрить после насыщенной ночи. Забота согревала сильнее объятий, но и они были этим утром. Гордон лежал за его спиной, обнимая одной рукой поперек груди и дыша в затылок. Ощущения были совсем иными, и от этого становилось страшно. — Ты останешься? — впервые голос альфы приносил столько удушающего удовольствия. — Нет, — Адриан тяжело поднялся с постели, отводя от себя чужую руку. — Это слишком даже для такого омеги, как я. Он оставил альфу одного со своими мыслями, потому что собственные гнали еще дальше и туда, где не было даже намека на сладковатый запах маршмэллоу. Адриан зашел домой в полном раздрае и с окончательно принятым решением. Николя встречал его на пороге гостиной — затравленно и горько улыбаясь. — Ты пахнешь им, — мягкий голос прошелся эхом, не оставив ничего, кроме воспоминаний. — Я знаю, — Адриан поднял глаза, встречая упрек в чужих. — Он заставил тебя? — Николя сделал шаг навстречу, но затем остановился и покачал головой. — Ты ведь сам, я прав? — Он мой альфа, Никки, — Адриан все-таки приблизился сам, заключая омегу в свои слабые, но все еще теплые объятия. — Прости меня. — Это всего лишь природа… — Нет, всего лишь осознание, что он нужен мне, как и я ему. Николя отступил, вытирая ладонями влажные щеки. Ему было больно, но и легко. Адриан метался, выбивая тем самым почву из-под ног остальных. Он не признавал альфу, но и не давал определенности своему омеге. Словно предчувствуя и не доверяя до конца, Николя ожидал чего-то подобного. И оно свершилось, накрывая тяжелым полотном осознания. __________ Гордон не ждал, почти не верил, но и без этого понимал, что пора ставить точку во всем, что касалось его отношений. Генри просил успокоиться и еще раз все обдумать, Иво молчал и просил какое-то время не звонить, чтобы дать возможность все обдумать и принять. Снежный ком разрастался и давил к земле. А потом на пороге его квартиры, словно затяжное дежавю, появился Адриан, разнося по округе чудесный аромат горьковатого кофе с чуть заметным приторным ароматом воздушной конфеты. Омега вернулся, потому что принял его как свою законную пару. Каждый из них расставил точки по всем известным углам. Теперь предстояло начать все заново и с чистого листа. Альфа доказал, что он не станет заменой кому-то другому, омега — понял, что дело не в предпочтениях, а в одном-единственном мужчине. Он всегда будет восхищаться красотой своего пола, но предан останется лишь тому, кто разглядел в нем свою пару.