Я знаю, что каждый в эти часы Вспомнил все песни, которые знал, Вспомнил о сыне, коль дома сын, Звезды февральские пересчитал. Всеволод Багрицкий Он уснул - не проснулся, он запел - не допел, Так что я вот вернулся, ну а он не сумел... Владимир Высоцкий
Памяти Владимира Чугунова
Здравствуйте, уважаемая Мария Фёдоровна!.. Здравствуй, Маша... Сказать Вам откровенно, я Вас и не знаю почти что - а уж Вы меня и подавно, - только по рассказам моего сослуживца, мужа Вашего, Владимира Чугунова, о Вас и наслышан... Очень надеюсь, что всё у вас там хорошо - все живы и никто не болеет. Думаю, у вас там сейчас жарко - весна как-никак. Эх, смерть как хочется мне иногда снова оказаться в казахских степях, вдохнуть их жаркий, сухой воздух, по траве пробежаться, а она бы мне ноги колола... Пишу я к Вам, уважаемая Мария Фёдоровна, с тем, чтобы сообщить самые плохие новости, какие только можно, - может, моё письмо и раньше дойдёт, чем официальное извещение, а может, Вы уже знаете... Мы сейчас под Курском, готовимся - говорят, противник наступать скоро должен. А солдатское наше житьё-бытьё тебе известно - живем мы боевой жизнью, колотим фрицев, часто вспоминаем о доме. Вши наши ни днём ни ночью покоя не дают - въедливые они, эти вши, из швов да одежды их так просто не выгонишь... Мария Фёдоровна, как же я ненавижу фрицев, позвольте Вам честно признаться! Каждого бы лично расстрелял, а кого не смог бы - повесил, особенно - за Володьку... Мы приободрились немного - ведь больше мы не отступаем. Милая, родная моя, мы гоним их, гоним нацистскую сволочь с нашей земли! Хоть медленно, хоть только-только набирая силы, но гоним, гоним, а они бегут, оскаливаясь пулеметными очередями и огрызаясь артиллерийским огнём! Машенька, может статься, что всё же одолеем мы их - да и как с такими молодцами, как у меня, и не одолеть! Надёжные, преданные до конца... Вчера фриц наступать начал, Мария Фёдоровна, да прямо на нас попёр. Страшно было, паренёк рядом со мной аж зубами цокотел - а может, и не от страха он - лихорадочный... А Володька вдруг встал, поднялся во весь рост прямо под их обстрелами и как закричит: "Ура, ребята!" Первым повёл за собой... С такими и в бой идти не страшно - спину прикроют, на себе вынесут. А о храбрости их я тебе уже писал: помнишь старшину Иванова и его подвиг тогда? А он, чудак, только смутился, когда ему пообещали медаль за то, что остановил побежавших и повернул всех обратно. Прекрасный он человек, Иванов, я бы хотел, чтобы, когда война закончилась, вы с ним встретились. А она кончится, Маша, кончится обязательно! Ничего, погоним ещё немца, до самого болота, из которого вышел он, погоним... Я даже и не увидел сначала, не понял, что случилось, когда Володька вдруг покачнулся. Думал, может о камень споткнулся, а он вдруг дернулся как-то странно и на бок завалился... Может, я буду среди тех, кто погонит их, а может, и нет - как судьба сложится. На фронте оно всегда непонятно, как выйдет... Подбежал я к нему, Мария Фёдоровна, перевернул, а он всё, мёртвый... Хотел бы я сейчас посмотреть на Светлану. Если есть карточка — пошли, а то, чего доброго, и не увижу больше… Надо было бежать мне, Мария Фёдоровна, простите меня, пожалуйста, оставил я его там. Мы с немцем сцепились, о мёртвых уже не думали до конца боя, а как вернулись в окопы, тут я и вспомнил о том, что Володька там остался... Пора мне заканчивать, Машенька, идти надо. Обними и поцелуй от меня Свету, скажи, что отец воюет и шлёт привет с фронта... Братскую могилу мы тут устроили, недалеко. Там и похоронили его... Простите, Мария Фёдоровна. Не сберег я его от шальной немецкой пули, но вот что я Вам обещаю: покуда я жив и ходить могу, буду бить фрица до последней капли крови, никому Володькиной смерти не прощу. Не могу писать больше, пора идти... Твой всегда, Скорбящий с Вами, Володя... Старшина Иванов...
-Мама, мама! - белокурая девочка с радостным смехом ворвалась в дом, привнося в него часть беззаботного, шумного детства, и повисла на юбке матери, которая стояла посреди комнаты, будто окаменев. - Мама? Женщина лишь покачала головой и отцепила маленькие ручки от подола, еле разлепила сжатые губы: -Иди... Поиграй... Девочка посерьёзневшими и удивлёнными глазами посмотрела на неё, послушно попятилась к двери и медленно вышла на улицу, прислушиваясь к тишине в доме, которая царила там с тех пор, как пришёл почтальон, и детским чутьем чувствуя беду, обрушившуюся на них. Женщина молча сжала только что развёрнутый солдатский треугольник. Он дошёл раньше. Упала на колени, закрыла лицо руками. Тишина разбилась о громкий крик женской боли.Я друзей обманывать не стану, Сердце не грубеет на войне: Часто дочь трехлетняя Светлана Мысленно является ко мне... Владимир Чугунов