End of flowers

Цветы начинают свою жизнь в темноте. Кимимаро помнит темноту. Темнота была - мокрая, пробирающая насквозь кожу, глодающая сыро кости. У темноты был запах - плотный, тухлый, как стоявшая долго вода, как тело, брошенное разлагаться. Темнота была цвета грунта и камня. Темнота имела форму - кованые решетки, проросшие плесенью в твердую породу. Камера на одного. Темнота была его тюрьмой. Цветок редко растет там, где больше ничто не может расти. В темноте были люди - Кимимаро помнит других людей. Приходящие к нему, выпустившие его наконец на поверхность - люди его клана, одинаковые, высокие, обступающие кругом, как стадо деревьев в ночном лесу. Они все были опасными, сильными - насколько Кимимаро только может себе представить. Они были его тюремщиками. Они все умерли за одну ночь. В темноте было сражение. Люди, много людей, множество темных фигур. Ножи, рвущие кожу, как зубы. Тяжелые дыхание тех, кто умирает. Кровь, повторяющая по земле отпечатки пальцев. Крики своих и чужих. Свои и чужие - Кимимаро перестал их различать. Он запомнил в этом сражении только то, как отчаянно его тело стремилось выжить. Кимимаро выжил - единственный из всех. Утро стало началом его освобождения. Из темноты был выход - задолго после того, как глаза Кимимаро привыкли к бельмам тумана на всем вокруг. Это был человек. И это было его первое полноценное воспоминание. Руки этого человека освободили его из-под земли. Помогли ростку пробиться на поверхность - из заготовленной преждевременно могилы. Руки этого человека были такими теплыми на его лице - как восход солнца. Орочимару. Дорога вниз уходила прочь от рассвета, забирающегося им на спины. - Чувствуй себя как дома. Ты вырастешь красивым и сильным, мальчик мой. Кимимаро помнит - в темноте было нечем дышать. Кимимаро помнит, когда это закончилось. * С тех пор проходит не один год - цветам, чтобы вытянуть высоко свои шеи-стебли, нужно время. Кимимаро становится старше день ото дня. Кимимаро узнает, что время может идти быстро. Время можно различать. Его тело, выбравшись из-под земли, крепнет, растет. Его волосы становятся длиннее, ложатся ему на плечи. Его спина, сутулая когда-то, распрямляется. Сила напрягает мышцы в его руках, тянет, как тетиву, делает крепче. Кимимаро учится ее осознавать - чувствовать, брать под контроль, выпускать наружу. Ему не нужно оружие, чтобы сражаться, оружие - он сам. Его тело, как зверь, чует опасность издалека, и метастазы его костей заражают всё вокруг, кусают землю тысячей семян, выбрасывают смертоносные побеги - быстро, остро, точно. Цветы растут из его рук, колючие, белые. В бою он - механизм, такой же, как те, что произрастают из стен в самых темных комнатах их логова. Всё в нем подчиняется. Ничто в нем не боится. - Великолепно, - Орочимару не сводит с него глаз. - Это великолепно. У Кимимаро всё замирает внутри, когда он слышит эти слова. Кимимаро теперь воин, его движения уверенные в бою, его воля крепкая, как меч. На нем метка - между острыми булавками ключиц. В нем ворочается, все его мышцы заводя как собственное сердце, чудовище. Чудовище меняет его тело. Чудовище делает его непобедимым. Чудовище родилось, когда губы Орочимару коснулись его груди. Кимимаро сжимает кулаки - чудовище слушается его, отступает, ждет покорно там, где прячется под кожей неспокойный пульс. Кимимаро знает, что может отдать ему многое, что его сила - многое, его сила Орочимару нужна, но помимо силы Орочимару видит в нем что-то ещё. Большее - то, чего Кимимаро не видит сам. Кимимаро не знает, что он ещё такое, кроме своей силы, что бы Орочимару мог так трепетно растить и оберегать. Кимимаро - воин, и он не знает, как быть человеком. Кимимаро разговаривает неуклюже, спотыкается, замолкает, язык - его вечный попадающийся под ноги порог. Его слишком быстро и наспех научили говорить, слишком давно. Вся одежда в этом подземном доме, общем теперь для них, ему велика - в рукавах болтается, на поясе собирается в слоистые складки, он выглядит всегда маленьким и бледным. Кимимаро не учили чувствовать - и он не умеет чувствовать, ранится, режется, ему больно, как больно тем, у кого на выдохе тянется в груди, ноя, защемленный нерв. Его никогда не учили жить - потому что никто никогда не хотел, чтобы он жил. Кроме него. Люди любят цветы, когда они распускаются. Вокруг Орочимару много других людей. Эти люди похожи на клан Кагуя - так же увлечены чем-то, поражены чем-то, убивают ради чего-то. Кимимаро не удивлен - он и не знает, как можно иначе. Люди по-прежнему боятся его, как и клан Кагуя боялся его - ребенка тогда, они боялись его, они - взрослые, крепкие, обученные, испытавшие себя огнем вражеских атак. Что-то в нем было сильнее их. Что-то в нем заставляло их дрожать. Теперь Кимимаро понимает. Теперь Кимимаро нет до этого дела. Кимимаро нет дела до других людей - все они одинаковы, как гора из тел его бывшей (никогда не) семьи, облитая трупными пятнами тумана. Орочимару говорит, он не похож ни на кого из них - и одно только это имеет для него значение. Орочимару и сам ни на кого не похож. Орочимару тоже пугает каждого, опасность, исходящая от него - трупный яд в грунтовых водах. Кимимаро видел такой страх в чужих глазах, когда убивал впервые. Его Орочимару не пугает, не пытается напугать - улыбается, улыбка остается в его щеках резными полосами по краю ямочек. Его голос мягкий, мягкий, как вода, которая медленно топит и на ухо поет. Орочимару ведет его за руку за собой. Орочимару идет вперед, минуя людей, которые боятся его, и его руки не дрожат, ничто не меняется в его лице. Он идет по полю боя, как по тропе среди деревьев - и Кимимаро думает, что они похожи. Может быть, поэтому Орочимару спас его? Выбрал его? Орочимару может ему доверять, думает Кимимаро. Орочимару в безопасности рядом с ним. Кимимаро - его личный телохранитель. Кимимаро не знает жалости. Кимимаро внушает ужас. Его никто не учил быть верным - и это то единственное, чему он смог научиться сам. - Пойдем, Кимимаро, - чужой голос льется вниз по желобу горла жаром. - Пойдем. Ты и я. Кимимаро видит, он для Орочимару - другое, особенное. Не то, что остальные. За всё, что Кимимаро делает для него, Орочимару его благодарит. Орочимару восхищается его силой. Орочимару хочет вечности только с ним. Они связаны. Привязаны друг к другу. Орочимару это ему позволил. - У меня есть мечта, Кимимаро. Я хочу рассказать тебе о ней. Кимимаро не знает, что могло бы стать для него большим счастьем. - Я хочу, чтобы однажды мы с тобой стали неразлучны, - его глаза - напротив и так высоко - глубокие, мерцающие, как луна на поверхности воды. Кимимаро ни у кого больше таких не видел. - Ты и я, Кимимаро. Ты будешь со мной, а я буду с тобой. Ты хочешь, чтобы я был с тобой? Прямо здесь, - он касается ребром ряда согнутых пальцев двух красных отметин у Кимимаро на лбу. - Навсегда. Кимимаро больше не спрашивает себя, зачем ему жить в этом мире. Теперь он знает ответ. Орочимару любуется им. Подбирает для него одежду. Вплетает в его волосы красные ленты. Ведет цветной краской по контуру его глаз. У Кимимаро ожоги на коже от каждого прикосновения его рук - их хочется завороженно повторять пальцами. Кимимаро любуется им тоже. Его кожа холодная, стылая, как земля в час рассвета. Темнота выкрашенных ногтей поднимает над кожей контуры костяшек, длинных трубчатых костей до основания кисти. Серьги в его ушах опоясывают тенями шею. Его плечи - округлые очертания прибрежных камней. Орочимару говорит складно, но не так, как другие - неспешно, катая слова голосом, так, что хочется слушать. Он двигается грациозно, как длинноногая речная птица. Его кимоно легкие, белые, длинные - так изящно и невесомо, наверное, соскальзывающие с его плеч. И точно так же, как он поднимает подбородок, встречаясь взглядом с заходящим солнцем, он мог бы откидывать голову - от поцелуя, втертого ему в шею. Его губы, должно быть, на вкус как вода - того самого озера, что рябило их отражениями, когда Орочимару позвал его за собой. Кимимаро мог бы думать об этом. Кимимаро любит его - он и не старался не полюбить, но не смог бы, если бы попробовал. В его голове стучит - как толкается в кожу пульс, как крик утопающего рвется со дна реки - долгое, длинное чужое имя. Оно красивое, он красивый, как туман над белой озерной водой. Такими красивыми были цветы. Кимимаро мог бы быть безбоязненнее в своих мыслях. Кимимаро мог бы, наверное, прижаться своей исколоченной дрожью грудью к его груди - широкой, холодной, как стены, мог бы выдохнуть рвано ему между плечом и шеей, оставляя всюду следы своих губ, наклоняясь нелепо сверху, точно перекошенный жарким солнцем рисовый колос, он мог бы думать, как сожмутся чужие пальцы на его лопатках, как упадет в эти глаза тень, отброшенная его головой, как он услышит свое имя - и оно впервые прозвучит по-другому. Кимимаро мог бы - но не знает, как даже мечтать о чем-то подобном. Кимимаро не знает, как хотеть быть ближе. Из всего, чему можно было научиться в любви, он узнал лишь о том, как приносить себя в жертву. Они не ровня друг другу, и Кимимаро не нужно было учиться жить, чтобы это знать. Орочимару его хозяин, хозяин зверя, хозяин цветка. Орочимару - то самое прочное у него в груди, что его кости никогда не перестанут защищать. Принесенные ему в жертву жизни не кажутся чем-то значимым, не кажутся ничем вообще. Только то, что полезно для Орочимару, имеет свою ценность. Всё вокруг существует, лишь попав в его поле зрения. И если у всего вокруг есть цель, то эта цель, предназначение Кимимаро - отдать Орочимару свою жизнь. Принести к его ногам весь мир, чтобы он существовал. Быть защитником его мечты. Быть тем, кто сделает ее реальностью. Кимимаро хватает этого, чтобы быть счастливым. * Сейчас, после рассвета над окровавленными молитвенными статуями, всё по-другому. Цветы увядают долго, и начинается это внезапно. Болезнь начала изнутри - там, где ее не достать. Не остановить. Вовремя не заметить. И Кимимаро не замечает - до тех пор, пока не теряет равновесие, набирая в прыжке высоту. Стоит ему развить скорость, как становится нечем дышать. Приступы кашля одолевают снова и снова - и однажды он видит кровь на своих ладонях. За кровью следует боль позади реберных перегибов. Кимимаро пугается. Кимимаро забивает страх кулаком в грудь. Это кажется невозможным. Это кажется обманом. Кимимаро никто не мог победить. У него внутри нет ничего настолько уязвимого, что могло бы так сильно болеть. Его тело не станет ему врагом. Не помешает ему, не навредит. Это не может быть опасно. Орочимару тоже не верит - это придает Кимимаро сил. Это не может быть правдой. Ведь он же выжил тогда - в ту ночь, в окружении запаха крови, пригорающей на смертельно раненых телах, среди обезумевших, полумертвых сородичей, нападающих, бросающихся отовсюду врагов. Он выжил, он уберег себя - сражающийся впервые в жизни, повинующийся инстинктам, делающим его таким страшным существом, таким сильным. Он выжил тогда - так почему не сможет выжить сейчас? Орочимару не отказывается от него, и это будит в Кимимаро жизнь. Это большее, чем вело его в ту ночь, когда от его клана ничего не осталось. "Ты всё ещё нужен мне". Орочимару его не оставляет - и Кимимаро не может позволить себе оставить его. Его тело не так просто уничтожить. Кимимаро сопротивляется изо всех сил. Ветер рвет его одежду, как листья. Кожа под его глазами растертая воспалением, взрытая, большая, мешающая. В его груди растапливается огонь заразы, как будто горит торф - медленно, тухло, душно. Кровь рвется из его рта, как высохшие мертвые лепестки. Кимимаро по-прежнему сражается - его кости растут отовсюду, рвут землю, рвут на части чужие тела. Кимимаро по-прежнему страшен в бою, а вместе с тем боль износит его тело всё сильнее. Его руки дрожат, чакра в них неспокойная, колотится, как кровь в ушах, не подчиняется. Мир перед его глазами все время двигается - мутнеет, качается, пропадает. Импульсы бессилия бьют ему по коленям, бросают в землю лицом. Ему всё сложнее снова и снова вставать на ноги. Его кости - доспех, но человек - не одни только кости. И ткани над его костями неумолимо горят. Орочимару больше не смотрит на него. Кимимаро отдаляется от него, как отражение в зеркале - или в воде. Кимимаро идет ко дну. Тяжесть оседает в легких камнями. Его кожа становится бледнее, кости проступают на ней, как трупы насекомых. Болезнь делает его старее. Орочимару говорил, что он красивый - Кимимаро пытается думать, каким он стал теперь. Он сохнет - от корней, корни - бронхи, вдавленные болью в грудную полость. Чужая рука ложится тепло и правильно на его щеку - она не такая, как лихорадка, прикипающая к порам и чужеродная. Она живая - а Кимимаро чувствует, что скоро умрет. - Простите, - на языке сухо, под висками до скул - иглы, слезы в углах глаз - битый лед. - Простите меня. К тому времени, как Орочимару находит ему замену, Кимимаро уже не встает с больничной койки. Цветы недолго живут. Цветы увядают - и снова возвращаются в землю. Его жизнь кончается там же, где и началась - в темноте. Его тело, что могло так много, теперь не может ничего. Его грудь сырая от пота, как будто уже освежеванная. Холод, как сова в темной чаще, хлопает крыльями где-то внутри. Кашель, скрежещущий еще в трахее, похож на хохот. Стены, все в испарине мутно-переливчатых отсветов мониторов, говорят с ним голосом Кабуто. - Это конец, - они сходятся над его головой - и отступают, спадаются, как грудная клетка на выдохе. - Это конец, Кимимаро. Он выбрал другого. Всё под лобной костью ноет и набухает от боли, переносица тяжелеет слезами. Капли крови падают, падают вниз, крупные, как ягоды. Как случилось, что он всё потерял так скоро? Орочимару больше нет рядом. Кимимаро почти ничего не видит, темнота снова с ним, темнота - на его глазах. Его руку, протянутую ему вслед, останавливает прочная трубка, вцепившаяся лапками насекомого ему в локоть, катетером - ему в вену. Если бы Орочимару был рядом, Кимимаро нашел бы его через темноту. Он попросил бы, коснулся бы губами на прощание чужих бледных, как ландышевы лепестки, губ, но знает точно - замарает их в крови. Прячет умирающие поцелуи, как кровавые сгустки, в выбоине между зубами и нижней губой. У Орочимару мягкий, такой мягкий голос - как земля, укутывающая в могиле окоченевшее тело. Кимимаро так хотел бы услышать его ещё хоть раз. Его руки так тепло пахнут, от его запаха в глазах встают слезы. Его руки так далеко. Кимимаро ни о чем не учили просить. Кимимаро остается один. Цветы так и заканчивают свою жизнь - а этот человек растит еще очень много цветов. Кимимаро не знает - и не узнает - что голову этого человека никогда не теснили мысли о нем. Сил Кимимаро хватает, чтобы отдать ему всё то последнее, что еще от него осталось - но их не достаточно, чтобы дотянуться до него. Ничего не поменяется до самого конца. Цветок увянет. Кимимаро не выживет. Орочимару - не обернется.